Москвичку Екатерину Александрову российская власть преследует из-за работы помощницей бывшего муниципального депутата Хельги Пироговой. После начала полномасштабной войны против Украины активистка находилась в Европе, но вернулась в Россию, чтобы бороться с Путиным. Екатерине пришлось бежать после того, как на нее возбудили уголовное дело. Вскоре ее объявили в федеральный розыск. О своем сопротивлении и о чувстве потери страны Александрова рассказала Радио Свобода.
– Что с вами происходило после начала полномасштабной войны против Украины?
– Накануне войны мы поехали c молодым человеком первый раз после окончания коронавируса за границу, в Чехию. Для меня война стала продолжением той политики Путина, с которой мои коллеги и я боролись не первый год. Перед началом полномасштабного вторжения в Украину было много информации о том, что Путин будет захватывать ДНР и ЛНР. Но я не предполагала, что он захочет захватить Украину в целом.
Я после начала войны почувствовала, что как будто бы нахожусь незаконно в Чехии. Хотя у меня была венгерская виза, потому что Чехия стала первой говорить об отмене виз для россиян. На следующий день после войны мы должны были вернуться в Россию, и мы это сделали. Многие друзья нам писали, что, может быть, нам лучше остаться в Европе. Но я решила продолжить работать в Новосибирске – там я в этот момент жила. Мне было ясно, что, пока Путин находится у власти, война не закончится. Надо было продолжать что-то делать. Поэтому я решила работать и жить в России, пока на меня не завели уголовное дело. Я не боялась возвращаться. У меня не было ощущения после начала полномасштабной войны против Украины, что в России стало опаснее. Для активистов, для оппозиционеров в России всегда было опасно. Я думала, что ситуация в целом сильно ухудшилась, но нужно продолжать работать против Путина, чтобы война быстрее закончилась. И всем стало бы лучше жить.
Пока Путин находится у власти, война не закончится. Надо было продолжать что-то делать
– Что вы делали как помощница депутата Хельги Пироговой после начала войны?
– Я продолжила выполнять свои обязанности. Я не могла тогда спать, всё время ночью думала об украинцах. Я очень злилась и писала посты о том, что Путин убийца.
После того как штабы Навального объявили экстремистскими, я понимала, что нас – других оппозиционеров – тоже скоро объявят экстремистами. Но я не уехала из России, даже когда Навального посадили. Мне было бы странно изменить что-то в моей стратегии, ведь мы Путина не победили. Власть в стране не поменяли, политзаключенные по-прежнему сидят, зачем тогда что-то менять в своей работе, если не достигнуты цели.
В 6 утра 6 марта в нашу дверь начали ломиться, я сразу поняла, что это обыск. Я разбудила соседей. Мы пытались спрятать технику. В этот день в Новосибирске как раз должен был быть митинг против войны. Я обычно делала фотографии таких митингов и писала о них в соцсетях. Нам пришлось открыть дверь, потому что её уже стали ломать. В квартиру вбежал ОМОН с автоматами, нас положили на пол. Уголовное дело они завели на меня и на моего коллегу, тоже помощника депутата Хельги Пироговой. Обыск был по делу моего коллеги, но в рамках этого обыска силовики забрали у всех всё. У меня забрали загранпаспорт. Нам сказали, что на нас завели уголовное дело за мошенничество. Якобы мы украли нашу зарплату из городского бюджета. Силовики обвинили нас в том, что мы год назад с коллегой неделю отсутствовали на рабочем месте, потому что работали дистанционно (это было во время пандемии) и при этом получили зарплату. Предполагаю, что на нас кто-то из горсовета пожаловался. Бредовое обвинение против нас совпало с периодом, когда начался прессинг антивоенных активистов и людей, которые высказывались против войны. Я в этот момент думала о том, чтобы уехать из России, но мои старшие коллеги сказали, что раз мне не избрали какую-либо меру пресечения, то, скорее всего, никаких последствий у этого уголовного дела не будет. Я перестала беспокоиться и продолжила работать. Всё же я решила сделать загранпаспорт, поехала для этого в Москву. И к моему удивлению смогла его оформить. Вернувшись в Новосибирск, я продолжила работать, приходить в горсовет на заседания, принимать жителей, помогать им решать насущные бытовые вопросы.
Когда началось дело против активистов "Весны", а я в этом молодёжном движении тоже состояла, моих соратников арестовали просто за то, что они состоят в "Весне", и повезли на Лубянку. Нас предупредили, что следующими арестованными по делу "Весны" могу стать я и мои друзья. Тогда я поняла, что пора эмигрировать. Так я уехала сначала в Грузию, а потом в Германию. Я не могу вернуться в Россию, потому что я нахожусь в федеральном розыске.
– Каково это, чувствовать себя человеком, который находится в России в розыске за помощь муниципальному депутату, работавшему в горсовете?
– Вскоре после того, как мы приехали в Грузию, я решила вернуться в Россию, потому что вроде бы по уголовному делу ничего не произошло. На тот момент меня не искали, к моей маме не приходили. Я решила, что раз так, то можно и вернуться. Мы проверяли сайты МВД, где публиковали имена и фамилии людей, объявленных в розыск. На этом сайте я нашла себя и поняла, что если я вернусь в Россию, то меня посадят.
Я с тех пор себя чувствовала как будто бы в шпионском детективе. Меня – помощницу муниципального с депутата Новосибирского горсовета – ищут в России как настоящую преступницу. Недавно к моей маме приходили полицейские, искали меня, опрашивали соседей. Маме я посоветовала требовать от силовиков официального запроса, а двери им не открывать.
– Чем вы занимались как помощница муниципального депутата?
– Выполняла обычную, рутинную работу. Помощники, как правило, сидят в кабинете, куда приходят граждане с разными проблемами. Чаще всего на приём приходили пожилые люди. Обычно запросы горожан были связаны с бытом. Например, они хотели поставить скамейку во дворе, починить дорогу, отремонтировать светофор или найти финансирование для оборудования одной из школ района. Основной проблемой было отсутствие финансирования: денег в Новосибирском бюджете всё время не хватало. Но нам часто удавалось помочь. В России часто ставят некрасивые заборы. Мы смогли убрать один некрасивый забор, чтобы у людей не создавалось впечатления, что они идут в каком-то загоне. Нам приходилось организовывать совместную работу с другими департаментами. Мы принимали работу чиновников. В общем, было много разных интересных моментов. Мы ходили на заседание горсовета и добивались того, чтобы там появлялись дискуссии, вносили разнообразие, чтобы не все голосовали по указке.
– Почему вы – москвичка – согласились на должность помощника депутата горсовета Новосибирска?
– Я в 2019 году начала заниматься политикой, работая на избирательной кампании Ивана Жданова. Я тогда уже думала, как было бы здорово, если бы он выиграл и мы бы узнали, как должен работать настоящий государственный служащий. Когда меня позвали присоединиться к работе Коалиции общественников и политиков в Новосибирске на выборах 2020 года, я подумала, как интересно, какие-то изменения возможны. Эта кампания стала очень радостной: первый раз Сергей Бойко – координатор штаба Навального – выиграл выборы, пусть городские, но всё равно это было очень круто. И в Томске тогда выиграла выборы Ксения Фадеева – координатор штаба Навального. Мы думали, что можем в России чего-то добиться.
Я бы тогда согласилась на любую интересную политическую авантюру в России. Мне сначала предложили работать в штабе Навального в Новосибирске. В Москве не было вакансий. Я подумала: как интересно, я буду заниматься чем-то, что мне нравится, и смогу увидеть другой регион. Мне хотелось посмотреть, как в Новосибирске живут люди, узнать, действительно ли там так холодно. После победы в Новосибирске мы решили также сделать избирательную кампанию в Бердске, взять большинство в Горсовете, чтобы поменять мэра. Нам хотелось показать на примере хотя бы одного города в России, что власть можно поменять. Но нас сняли всех "по экстремизму".
– Как вы относитесь к участию антивоенных кандидатов в муниципальных выборах в России?
– Сейчас речь идёт не о политике. Какая может быть политика в России, если там фашизм? Сейчас можно говорить не о политике, а о выживании, о том, чтобы людей меньше сажали в тюрьмы. Людям с антивоенными взглядами нужно в России чем-то заниматься, чтобы сохранить свою психику. Например, муниципальной политикой. По моему мнению, пусть они хоть чем-то занимаются, если не боятся. Едва ли это поможет справиться с войной и диктатурой, но хуже не будет.
Какая может быть политика в России, если там фашизм?
– Продолжаете ли вы за границей заниматься российской политикой?
– Я продолжаю жить именно Россией. Я читаю российские новости каждый день и живу только идеями, как улучшить жизнь в России. Мне грустно, что я не могу сосредоточиться на стране, где я сейчас нахожусь. Я не читаю германские новости, у меня нет немецких друзей, у меня только российские друзья. И мы с ними обсуждаем, главным образом, происходящее в России и как можно что-то изменить. Я словно живу в "межпространстве". Я нахожусь физически в Германии, но эмоционально я с Россией. Я готова вернуться в Россию, как только что-то изменится. Как только появится хоть какое-то окно возможностей, я сразу вернусь.
– Как долго вы сможете жить в таком состоянии?
– Я бы хотела, чтобы у нас был маленький город, который принадлежал бы антивоенным россиянам. Город, который был бы Россией. У нас нельзя забрать это чувство – чувство страны, откуда мы вынужденно эмигрировали.
Я нахожусь физически в Германии, но эмоционально я с Россией. Я готова вернуться в Россию, как только что-то изменится
– Об этом чувстве вы написали на своей странице в социальной сети?
"Эта боль, она больше, чем смерть одного человека. Больше страха за своих близких, больше страха моих близких.
Когда весь мир идёт прахом, а ты стоишь и ничего не чувствуешь, ни горечи, ни ярости, ни жалости.
Лишь иногда во сне я могу нарисовать себе противоположную, счастливую реальность.
У этого чувства даже нет названия. Ты просто живёшь с этим.
Ты можешь даже искренне улыбаться, но что-то выдаёт тебя. В "так как было" мне уже не вернуться".
Этот пост в первую очередь об убийстве Алексея Навального. Для меня его гибель – это катастрофа, потому что много надежды на Россию было связано с личностью Алексея Навального. Этот пост не только об Алексее, он о потере страны. О наших попытках спасти и украинцев, и антивоенных россиян, и политзаключённых, и о моем ощущении, что ничего глобального сделать с этим невозможно. И это чувство – его сложно описать – мне не даёт покоя.
