"Тишину летнего вечера вдруг прерывают песни, возгласы, крики. Группа возбужденных людей выбегает из кафе Aragno и следует по улице Тритоне, крича: "Граждане, вставайте, они арестовали Муссолини! Смерть Муссолини! Долой фашизм!" Это похоже на вопли гиганта, который вновь обрел голос – спустя двадцать лет".
Так журналист Паоло Монелли вспоминал о вечере 25 июля 1943 года в Риме – сразу после того, как итальянское радио передало экстренное сообщение: "Его Величество Король принял отставку с поста премьер-министра и государственного секретаря Его Превосходительства Бенито Муссолини и назначил главой правительства и государственным секретарем Маршала Италии господина Пьетро Бадольо". Строгое королевское коммюнике сменила речь самого Бадольо, которая заканчивалась словами: "Война продолжается. Италия останется верна своим обязательствам". Но все понимали: спустя почти 21 год произошла смена режима, наступает иная эпоха.
События, вошедшие в итальянскую историю просто как "25 июля" (Venticinque Luglio), заслуживают внимания не только благодаря круглой дате. Свержение режима Муссолини и долгое эхо этого падения – любопытный пример того, как назревает и происходит крах диктатур, а также того, как общество справляется – или не справляется – с их историческим наследием.
Заговор, о котором знали все
Сальваторе Спинелло был весной 1943 года молодым лейтенантом. Он ухаживал за девушкой из аристократической семьи и получил приглашение на ужин в дом ее отца. За столом были влиятельные люди – пара генералов, члены королевского двора, сенаторы... Спинелло был поражен тем, насколько открыто и не стесняясь присутствия незнакомого офицера они критиковали Муссолини, жаловались на то, что диктатор проигрывает войну, а в народе растет популярность антифашистов. Конец режима не только неминуем, но и желателен, говорили собравшиеся. Правда, ни фамилия Муссолини, ни слово "дуче" ни разу не были произнесены: собеседники называли его cavaliere – рыцарским титулом, пожалованным главе правительства королем. Но все, естественно, знали, о ком идет речь.
К тому времени ситуация на фронтах стала критической для Италии. На исходе 1942 года итальянский экспедиционный корпус в России (ARMIR) был разгромлен вместе с немцами в битве под Сталинградом. 13 мая 1943 года в Тунисе капитулировали более 230 тысяч немецких и итальянских военнослужащих, прижатых западными союзниками к побережью. Война в Северной Африке закончилась полным поражением держав Оси. 11 июня пал укрепленный остров Пантеллерия, расположенный между Тунисом и Сицилией – первая итальянская территория, оказавшаяся под контролем американо-британских войск. 9 июля союзники высадились на Сицилии и стали быстро продвигаться вперед.
Муссолини, всё чаще впадавший в странную апатию (его окружение связывало это с обострившейся хронической болезнью желудка), на двух встречах с Гитлером – в баварском Клессхайме и итальянском Фельтре – просил фюрера направить в Италию дополнительные немецкие войска, чтобы эффективнее противостоять американо-британскому наступлению. Дуче был убежден, что судьба войны решится в Средиземноморье, поэтому предлагал решение, которое представлялось немцам экстравагантным: договориться о сепаратном мире со Сталиным. У Гитлера, который по-прежнему относился к своему итальянскому коллеге с пиететом, он, однако, понимания не нашел. "Муссолини совершил то единственное непростительное преступление, которое может совершить диктатор: он проигрывал войну, – пишет британский биограф дуче Джаспер Ридли. – Люди в Италии реагировали так, как на подобные ситуации реагируют люди в любой стране: они отвернулись от своего диктатора".
Речь, впрочем, пока шла прежде всего о правящей элите. К лету 1943 года против Муссолини сложилось несколько параллельных заговоров. С одной стороны, противники дуче группировались вокруг военной верхушки и королевского двора. Супруга наследника престола, принцесса Мария Жозе, попыталась вступить в контакт с американскими представителями с помощью посредника – кардинала Монтини, будущего папы римского Павла VI. Эти попытки не удались, зато активизировались недовольные дуче военные во главе с начальником генштаба генералом Амброзио. Тот уже весной начал обсуждать с нерешительным королем Виктором Эммануилом III возможность замены Муссолини на посту премьера кем-то из военных. Рассматривались кандидатуры двух опальных маршалов: Бадольо, обиженного на дуче, который, по мнению маршала, сделал его козлом отпущения за поражения Италии на фронтах, и Кавильи, давно не скрывавшего своего отвращения к фашистам. О том, что "что-то готовится", в римских кафе, редакциях газет и просто на улицах шептались еще за несколько месяцев до 25 июля.
Люди отвернулись от своего диктатора
С другой стороны, недовольство зрело и в высших эшелонах фашистской партии, где сложились две группы. Одна, во главе с Дино Гранди, в молодости одним из самых активных и радикальных фашистов, который, однако, уже к началу 40-х годов разочаровался в своем вожде, выступала за отставку Муссолини, некоторую либерализацию режима и выход Италии из войны. Другая группа иерархов, лидером которых был фанатичный фашист Роберто Фариначчи, наоборот, призывала к более тесному союзу с Гитлером и войне до победы. Но для этого, по мнению Фариначчи, следовало либо отстранить ослабевшего дуче, либо "подпереть" его введением фактической партийной диктатуры. Наиболее радикальные фашисты также высказывались за ликвидацию монархии как "реакционного пережитка".
Отличаясь практически во всем, обе группы недовольных фашистов совпали в понимании того, что режим стоит на грани краха, и с этим надо немедленно что-то делать. 16 июля Фариначчи, партийный секретарь Скорца и старый маршал Де Боно, ветеран "похода на Рим", буквально прижали Муссолини к стене, требуя созыва Большого фашистского совета (БФС) – высшего органа партии, который не собирался с 1939 года. Дуче согласился, возможно, не предполагая, что обсуждаться будет не только выход из кризисной ситуации, но и его собственная судьба. Он не считал своих подчиненных людьми, способными на самостоятельные действия, тем более направленные против него.
Заседание БФС было назначено на вечер 24 июля.
Фашисты против фашистов
Донна Ракеле, жена Муссолини, – о ней он как-то полушутя заметил, что это единственная женщина в его жизни, которой он побаивается, – была дамой в целом аполитичной. Ее куда больше занимали любовные аферы мужа, чем судьба режима, во главе которого он стоял 20 лет. Тем не менее в роковые для дуче дни именно она дала ему два вполне разумных политических совета. Перед заседанием БФС Ракеле заметила, что было бы лучше "их всех арестовать". Муссолини согласился с этим, но тем не менее поехал на совещание. На следующий день, перед решающей аудиенцией у короля, супруга сказала диктатору, что ему не следует туда ездить: "Ты не вернешься". Она снова оказалась права.
Заседание БФС было бурным и затянулось до глубокой ночи. Дино Гранди, по его воспоминаниям, накануне исповедался, а с собой взял две гранаты, чтобы в случае попытки ареста не сдаваться живым. Он предложил коллегам проект постановления, в котором БФС призывал "восстановить в полном объеме государственные функции Короны, Большого совета, правительства и парламента" и обращался к королю с просьбой вновь возложить на себя верховное командование армией (после начала войны оно было передано Муссолини). Об отставке дуче в документе прямо не говорилось, но "восстановление функций Короны" и других органов власти предполагало, что монарх вправе решить вопрос о премьер-министре. Фариначчи выступил с альтернативным предложением: соглашаясь с возвращением верховного командования королю, он настаивал на объединении нации под началом фашистской партии и чистке гражданских и военных структур "от демократов, либералов и антифашистов". При этом Фариначчи наиболее резко критиковал Муссолини, заявив, что тот предал идеалы раннего фашизма.
Препирательства иерархов продолжались не один час. Главной темой была даже не судьба дуче, а то, способна ли Италия продолжать войну и не стал ли союз с нацистским рейхом большей угрозой для страны, чем капитуляция. Как отмечает в своей монографии о конце фашистского режима историк Ренцо Де Феличе, диктатор и сам понимал, что война проиграна, и незадолго до своего падения дал королю смутное обещание вывести Италию из войны до середины сентября. Но события развивались столь стремительно, что ждать два месяца никто уже не собирался.
Моя звезда закатилась
Усталый Муссолини ответил оппонентам сумбурной речью, в которой оправдания были смешаны с угрозами, и попытался закрыть заседание, но Гранди настоял на голосовании по предложенному им проекту постановления БФС. Это была новинка: фашисты не были демократами, и до сих пор слово дуче являлось для них законом. Тем не менее Гранди добился своего, и результат совсем не порадовал Муссолини: 19 присутствовавших проголосовали за предложенный документ, лишь 8 были против. (Один из голосовавших, Туллио Чианетти, на следующий день, правда, отозвал свой голос в поддержку проекта Гранди, о чем уведомил дуче специальным письмом). Среди голосовавших против Муссолини был и муж его старшей дочери Эдды, бывший министр иностранных дел Италии граф Галеаццо Чиано.
Муссолини распустил иерархов глубокой ночью, после чего позвонил своей молодой любовнице Кларе Петаччи. Телефон, которым воспользовался дуче, прослушивался военной контрразведкой, и дежурные офицеры получили возможность услышать, как правитель Италии театрально и беспомощно жалуется своей подруге на то, что "его звезда закатилась". Возможно, об этом разговоре было доложено королю, и новости о плохом психологическом состоянии Муссолини могли придать Виктору Эммануилу III решимости на следующий день.
25 июля
После поражения на заседании БФС Муссолини как ни в чем не бывало вышел на работу. В его графике на 25 июля значились, в частности, встреча с послом Японии и посещение Сан-Лоренцо – района Рима, недавно подвергшегося бомбардировке авиацией западных союзников. Затем дуче сообщили, что король ждет его в своей резиденции – вилле Савойя.
Виктор Эммануил был человеком очень маленького, почти карликового роста и столь же небольших интеллектуальных способностей. Приняв в октябре 1922 года главное политическое решение своей жизни – не сопротивляться фашистскому перевороту и назначить лидера "черных рубашек" премьер-министром, – король сделал ставку на Муссолини и оставался верен ей последующих 20 лет. Правление дуче было удобным для короля-тугодума, который мог сосредоточиться исключительно на представительских обязанностях и своей главной страсти – коллекционировании старинных монет. Но 25 июля 1943 года Виктор Эммануил III был вынужден вновь выступить в роли активного политического игрока.
Король стелил мягко: он осыпал Муссолини выражениями благодарности за его "выдающиеся заслуги перед Италией", но сказал, что в нынешней критической ситуации, особенно учитывая результаты заседания БФС, нужны перемены, и он решил передать полномочия главы правительства маршалу Бадольо. Дуче возразил, что голосование фашистских иерархов не имеет конституционной силы, что у него по-прежнему есть поддержка большинства партии и народа, а сами иерархи еще изменят свое мнение – в подтверждение чего предъявил письмо Чианетти. Виктора Эммануила это не убедило, и он подтвердил свое намерение назначить премьером Бадольо – с учетом критического положения дел на фронте. Король знал, что на самом деле всё уже решено, все приказы, необходимые для отстранения дуче от власти, отданы.
Во дворе виллы Савойя к Муссолини подошел капитан карабинеров Паоло Виньери, которому было поручено выполнить распоряжение короля об аресте диктатора. Он предложил Муссолини проследовать вместо премьерского лимузина в стоявшую неподалеку военную санитарную машину – якобы из соображений безопасности. Когда диктатор отказался, Виньери ответил короткой фразой: "Это приказ, дуче". Муссолини с недоумением повиновался. Видимо, это и следует считать моментом падения фашистского режима: человек, 20 лет обладавший практически абсолютной властью над Италией, больше не отдавал приказы, а подчинялся им. Отныне бывший дуче фашизма был "государственным заключенным № 1". Место его пребывания в последующие месяцы несколько раз менялось. Через четыре дня после ареста Муссолини исполнилось 60 лет.
Это приказ, дуче
Если не считать ареста, весь процесс свержения дуче напоминал увольнение генерального менеджера какой-нибудь крупной компании, переставшего устраивать ее акционеров и совет директоров. Почему Муссолини не оказал никакого сопротивления, хотя в его распоряжении были вооруженные формирования фашистской партии – милиция, да и часть армии сохраняла лояльность дуче? Многие историки указывают на плохое состояние его здоровья, которое привело, по выражению Ренцо Де Феличе, к "параличу воли", поразившему диктатора в решающие дни. Впрочем, причиной этого паралича могла быть не только язва желудка, но и вполне рациональное понимание того, что война проиграна, а фашистский режим, основанный на мифе о "возрождении нации" и создании Итальянской империи (Impero Italiano), не в состоянии пережить поражения.
Итальянцы против итальянцев
На важную особенность падения режима Муссолини как персоналистской диктатуры указывает биограф дуче Деннис Мэк Смит. По его словам, после 25 июля "чувство облегчения настолько переполнило сердца людей, что становилось непонятно, как мог фашизм продержаться так долго. Ответ на этот вопрос очевиден – это была исключительно заслуга Муссолини, его умения держать столь шаткую структуру в состоянии равновесия. Однако под конец он оказался неспособен воодушевить людей на что-то большее, чем чисто показную лояльность".
Альдо Каругати, итальянский артиллерист, попавший в британский плен, записывал в дневнике свои впечатления от новости о падении Муссолини: "Как будут чувствовать себя все те люди, которые сделали из одного человека непогрешимого вождя, почти бога? Как будут чувствовать себя те, кто безгранично верил его словам? Их разочарование окажется безграничным. А мои мысли возвращаются к вечному вопросу о том, насколько преходящи и ошибочны надежды, возлагаемые на одного человека, пусть и самого лучшего, и как ход событий противоречит словам подобных людей". Но в эти же дни другой итальянский солдат, Альдо Баччи, сражавшийся на Сицилии, был полон возмущения по поводу "трусости пьяных толп", прославлявших падение диктатуры, и клялся в дневнике: "Родина, Дуче, Семья. Я живу, чтобы отомстить и наказать". (Цитаты взяты из книги Кристофера Даггэна "Фашистские голоса", основанной на воспоминаниях и дневниковых записях простых итальянцев об эпохе фашизма).
Свержение Муссолини не привело к немедленному миру, на который надеялось большинство итальянцев. Север страны после падения дуче быстро оккупировали немцы, а юг заняли западные державы. На фоне ожесточенных боев между силами союзников и вермахтом в Италии началась гражданская война. Остаткам армии королевского правительства и партизанскому движению, в котором значительную роль играли коммунисты, противостояли вооруженные формирования Итальянской социальной республики ("республики Салó", по названию городка, где размещалась часть ее правительственных органов), созданной на севере Италии под покровительством немцев. Во главе этого марионеточного образования был поставлен Муссолини, освобожденный немецкими коммандос из заключения.
Их разочарование окажется безграничным
О том, что выбор, стоявший перед итальянцами после 25 июля, был не столь уж легким и однозначным, свидетельствовал в своих воспоминаниях Нуто Ревелли – ветеран войны в России, офицер, долгое время лояльный режиму, но ставший в 1943 году командиром антифашистского партизанского отряда: "Не будь [моего военного опыта в] России, к 8 сентября (1943 года, дата, когда правительство Бадольо объявило о выходе Италии из войны. – РС) я, возможно, просто прятался бы где-нибудь, как больная собака. Если бы вечером 25 июля меня избили (как избивали некоторых активистов фашистской партии и ветеранов. – РС), вероятно, я оказался бы на другой стороне. Я сомневаюсь в [честности] тех, кто говорит, что они всегда всё понимали. Понять 8 сентября было нелегко!" Действительно, капитуляция Италии и ее последующий переход на другую сторону фронта были осуществлены новыми властями предельно глупым и трусливым образом. Король, его семья и Бадольо бежали из Рима на юг под защиту американцев, не отдав армии никаких четких распоряжений о дальнейших действиях. Около 600 тысяч итальянских военных оказались окружены и разоружены немцами. Большинство из них отказались служить "республике Салó" и провели остаток войны в плену. Поведение короля и премьера подтолкнуло многих итальянцев к уходу в партизаны и навсегда разрушило престиж монархии: в 1946 году Италия стала республикой.
Жертвами гражданской войны в Италии стали десятки тысяч людей. Среди них был и дуче фашизма, казненный партизанами вместе с Кларой Петаччи при попытке бегства из страны 28 апреля 1945 года. До этого он успел расправиться с частью бывших соратников, которые способствовали его первому падению. В январе 1944 года в Вероне несколько бывших иерархов фашистской партии, в том числе маршал Де Боно и зять Муссолини – Чиано, были расстреляны по обвинению в измене. Много лет спустя Фабрицио Чиано, сын казненного и внук дуче, написал о своем детстве книгу под названием "Когда дедушка приказал застрелить папу".
От фашизма к неофашизму
Если агония режима продолжалась около двух лет, с июля 1943-го до мая 1945-го, то судьба итальянского фашизма как идеологии и политического течения оказалась куда более долгой. Уже в конце 1946 года группа бывших чернорубашечников и чиновников недолговечной "республики Салó" основала первую неофашистскую партию – Итальянское социальное движение (Movimento Sociale Italiano, MSI). Несмотря на то, что новорожденная Итальянская республика однозначно декларировала принципы демократии и антифашизма, и тем самым наследники Муссолини вроде бы обрекали себя на политическое прозябание, судьба MSI сложилась довольно удачно.
Хотя в биографии самого известного из лидеров партии, Джорджо Альмиранте, были такие неприглядные моменты, как работа в антисемитской газете La Difesa della Razza ("Защита расы"), Альмиранте оказался ловким политическим тактиком. Отойдя от радикализма времен молодости, он начал налаживать контакты со всеми консервативными, националистическими и антикоммунистическими силами. В период "холодной войны" это сослужило MSI добрую службу: к 60-м годам партия была четвертой по величине в Италии, а в 70-е получала в некоторых регионах, прежде всего на юге страны, до 15% голосов на выборах. Неофашисты привлекали избирателей сочетанием национализма (Альмиранте, к примеру, какое-то время был противником вступления Италии в НАТО) и революционного, антисистемного драйва – при том, что в центре их идеологии были представления о жестком наведении "законности и порядка".
Не может быть фашистом тот, кто родился после войны
Сам Альмиранте постепенно и аккуратно отмежевался от классического фашизма с его черными рубашками и "римским салютом", заявляя партийной молодежи: "Не может быть фашистом тот, кто родился после войны". К концу жизни он приобрел репутацию респектабельного политика. В 1984 году случилось невероятное: итальянские коммунисты пустили его в здание своей штаб-квартиры, где Альмиранте почтил память только что скончавшегося давнего политического противника – лидера ИКП Энрико Берлингуэра, с которым при жизни поддерживал корректные отношения. Быть "настоящим" фашистом в новой Италии действительно было невозможно: республиканские институты и политическая культура демократии подталкивали правых и левых к компромиссу и сделкам, пусть не всегда морально безупречным. Хотя Италия пережила в "свинцовые семидесятые" многочисленные вспышки леворадикального и неофашистского террора, республика стала вполне зрелой демократией. Итальянцы совершенно не хотели новой гражданской войны.
Альмиранте оставил MSI своему преемнику Джанфранко Фини, который продолжил курс на превращение неофашистского движения в "нормальную" правоконсервативную партию. В 1995 году MSI было преобразовано в Национальный альянс, от которого откололись несколько праворадикальных групп. Фини стал важным союзником Сильвио Берлускони, чья звезда тогда взошла на политическом небосклоне Италии. Затем последовало еще несколько слияний, расколов и преобразований, плодом одного из которых стала партия "Братья Италии" (Fratelli d’Italia, название происходит от первых слов итальянского гимна). В 2022 году она выиграла парламентские выборы, а ее лидер Джорджа Мелони стала первой в истории Италии женщиной-премьером. Правящую ныне коалицию "Братьев Италии" с двумя другими правопопулистскими партиями – Лигой (бывшая "Лига Севера") Маттео Сальвини и "Вперед, Италия" недавно скончавшегося Берлускони называют самым правым итальянским правительством со времен Муссолини.
Трехцветное пламя постфашизма
В юности Джордже Мелони, которая занимается политикой с подросткового возраста, случалось отзываться о дуче как о "хорошем политике, который всё делал для блага Италии". С тех пор утекло много воды, и сегодня Мелони заявляет, что, "вопреки утверждениям моих оппонентов, у меня никогда не было симпатий к недемократическим режимам. К любым, включая фашистский. Я считаю расовый закон 1938 года низшей точкой политической истории Италии, позором, навсегда покрывшим наш народ". Итальянские правые любят подчеркивать, что фашизм "принадлежит истории", хотя иногда их, что называется, заносит. Так, Берлускони в одном интервью утверждал, что дуче "посылал на каникулы" своих политических оппонентов – имея в виду распространенную в годы фашизма ссылку "неблагонадежных" на каторжные работы. А Джорджа Мелони не в восторге от того, что 25 апреля, день начала антифашистского восстания в 1945 году, является в Италии праздничным: она считает эту дату "неоднозначной".
Взгляды Мелони и большинства ее соратников по партии в целом соответствуют обычному для европейских правых популистов набору: национализм, "традиционные ценности", за которыми скрывается более или менее явная гомофобия, относительный евроскептицизм и призывы к жесткому ограничению иммиграции. Умеренные симпатии к Кремлю Мелони после начала российского вторжения в Украину сменила на вполне четкую поддержку Киева. В общем, ничего специфически фашистского, если не принимать во внимание вещи сугубо символические – вроде того, что на эмблеме "Братьев Италии" изображено унаследованное от MSI пламя в цветах итальянского триколора. По наиболее распространенной версии, это вечный огонь, который горит на могиле Бенито Муссолини в его родном городке Предаппио.
Все животные равны, но некоторые равнее других
Партии, проделавшие эволюцию, подобную MSI и "Братьям Италии", политологи часто называют "постфашистскими". Но есть у этого термина и иные толкования. Одно из них предложил в свое время венгерский философ, бывший диссидент времен коммунистического правления Гашпар М. Тамаш. В его трактовке постфашизм – это тенденция, которая существует и в современных демократиях, не говоря уже об авторитарных режимах. Суть ее – противостояние традиции Просвещения, которая заключается в утверждении неотъемлемых прав человека и распространении гражданских прав на всех членов общества, вне зависимости от пола, национальности, религии и прочих формальных признаков.
Когда-то фашизм начал делить граждан на "правильных", то есть "истинных патриотов", и "неправильных", к которым относились либералы, социалисты, евреи, гомосексуалы и т.д. "Неправильные" заслуживали поражения в правах, а то и чего похуже. Постфашизм, по Тамашу, гнет ту же линию, пусть часто в замаскированной форме. Меняются ярлыки ("неблагонадежные", "иноагенты" и проч.), но суть остается неизменной, сформулированной еще Оруэллом в "Скотном дворе": "Все животные равны, но некоторые равнее других".
В этом смысле вечный огонь на могиле дуче горит по-прежнему ярко, хотя его наследников сейчас больше не в Риме, Милане или Неаполе, а в других местах – например, в Москве.
