Сегодня специальный гость Радио Свобода – экономист Игорь Липсиц, профессор, доктор экономических наук.
Сергей Медведев: Хочется поговорить об экономике военного времени. Россия бьет рекорды, опровергает все прогнозы. Росстат в два раза повысил прогноз по ВВП за 2023 год, с 1,8 до 3,6%. Даже МВФ дает России под 3% роста – это выше среднемирового. В 2024-м за первые четыре месяца указывает вообще неприличные 5,4%. Насколько это все устойчиво? Насколько вообще в современном мире, в XXI веке может работать подобная мобилизационная экономика?
Игорь Липсиц: Это объясняется тем, что раньше Россия часть доходов от экспорта оставляла за рубежом в виде резервов. Сейчас ничего нигде не оставляется, все закачивается в страну. Вместо того чтобы накапливать резервы, все тратится с колес, в этом смысле текущее потребление стало увеличиваться. Все эти призывы, которые были когда-то: давайте вкладываться в отечественную экономику, нечего накапливать резервы, нечего готовиться к "черному дню", – все это теперь работает. Ни к какому "черному дню" Россия не готовится, потому что он уже настал. Чего копить? Может быть такая ситуация, что уже ничего никому не нужно будет.
Какие-то доходы идут, все идет в текущее потребление. При этом эти деньги концентрированно вбрасываются в военную промышленность, она, соответственно, выдает заказы, и вокруг нее возникает кластер отраслей, работающих на одну главную задачу – обслуживание армии. Это не только военные предприятия – это и гражданские предприятия, которые делают что-то гражданское, но для армии: продукты питания, одежду, медицинские вещества, лекарства.
Сергей Медведев: ВВП – вещь лукавая. Есть рост ВВП, который, с точки зрения общества, совершенно непродуктивен: расходы адвокатов на разводы, похоронные, "гробовые". ВВП в большой степени остается похороненным в украинском черноземье, как люди и техника.
Игорь Липсиц: Вы правы. Беда в том, что мы не можем по-другому измерять экономику. Валовой продукт – это не то, сколько я изготовил, но и сколько я получил добавленной стоимости. Адвокат создал какую-то добавленную стоимость – мы ее засчитали, работники военного завода создали танк – мы его засчитали. В России по статистике танки считаются инвестициями, поэтому когда вы видите цифру роста инвестиций, то это рост производства военной техники. Это безумное расточение денег без возврата, это инвестиции, нивелирующие дальнейшую добавленную стоимость.
К "черному дню" Россия не готовится, потому что он уже настал
Задача поставлена так: мы находимся во враждебном окружении, нас хотят уничтожить, мы должны зажаться и наплевать на благосостояние. Вот концепция. Какое-то время она работает, долго ли – не знаю.
Устойчиво ли это? Нет, не устойчиво. Посмотрите последний прогноз МВФ, довольно невеселый для России, он говорит, что мы наблюдаем замедление российской экономики России. Это правда. Мы ожидаем, что в 2025–26 годах темп роста будет в лучшем случае 1,2%, а это тот самый темп, который был с 2013 года, тот самый знаменитый путинский застой последних 10 лет. Россия, несмотря на все гигантские военные расходы, опять вернулась в состояние застоя.
Это видно даже на графиках Росстата. Если посмотреть график динамики промышленности, то она росла примерно до мая-июня прошлого года, а потом пошла горизонтально. В январе-феврале опять был некий всплеск, потому что закачали безумные деньги из бюджета, а сейчас это снова обвалилось. Общая оценка – что все кончилось, период роста завершился. Дальше будет в лучшем случае стагнация, а потом может быть и обвал. Чтобы этого не произошло, нужно вкладывать еще больше денег.
Здесь начинает работать такая штука – назовем ее эластичностью ВВП от бюджетных расходов, она идет к единице, нет роста. Деньги вкладываются, а роста нет, более того, она может стать отрицательной, то есть ты вкладываешь деньги, их разворовывают, просто потому, что их не во что вложить и нечем отчитаться за эти деньги. Поэтому дальнейшая перспектива плохая, дальнейший рост невозможен.
Сергей Медведев: Какова сейчас роль войны в расходах бюджета и в ВВП? В бюджете, как я понимаю, уже чуть ли не 40%.
Это безумное расточение денег без возврата
Игорь Липсиц: 40% – это если вы добавляете силовые ведомства. Там есть еще статья "национальная экономика", там есть строительство. Если вы строите дома в Мариуполе – это гражданская экономика или военная? Конечно, что-то спрятано в гражданских статьях. Недаром очень многие статьи в бюджете засекречены, очень высокая доля расходов бюджета вообще засекречена, российская экономика все более закрывается. Скорее, что-то спрятано еще в научных расходах, что-то спрятано в строительстве. Мы не можем это вычислить.
Сергей Медведев: Это сопоставимо с советскими цифрами? В СССР на пике холодной войны сколько процентов бюджета, процентов ВВП шло на войну?
Игорь Липсиц: Очень разные оценки. Есть оценки, что до 60%. СССР тоже был абсолютно закрытой системой. Когда Горбачев пытался развивать гражданскую экономику, мы с ужасом выяснили, что гражданской экономики нет, есть военная, временно производящая гражданские товары, но готовая к перестройке. Была такая вещь – мобилизационные мощности. Это значит, что на любом гражданском предприятии был какой-то парк оборудования, законсервированный на случай войны, а в случае войны он мог быть задействован и работать на армию.
В 90-е годы была страшная проблема: за эти мобилизационные мощности государство не платило, они легли на сами предприятия, тянули их к банкротству. Предприятия кричали: снимите мобилизационные мощности, дайте их распродать, избавиться, не тратиться на них! А Министерство экономики говорило гайдаровское: не смейте трогать мобилизационные мощности – это святое. Вообще, вся экономика СССР была, по сути, военная, но какие-то части работали временно, чтобы население не померло и работало на военную экономику.
Сергей Медведев: Можно сказать, что именно это и обрушило Советский Союз?
Игорь Липсиц: Скорее всего, да. Мы иногда спорим, кто-то говорит, что антиалкогольная кампания. Да нет, это были не такие большие потери – просто дополнительная песчинка. Кто-то говорит: расходы на афганскую войну. Тоже песчинка. Но когда добавляешь песчинки, в конце концов хребет верблюда ломается. Главной бедой была, конечно, устиновская военная промышленность, она высосала все соки.
Сергей Медведев: Россия идет в том же направлении?
Игорь Липсиц: Труба пониже, дым пожиже. Все-таки Устинов руководил огромным комплексом из девяти министерств. Это был огромный потенциал. На все это работал социалистический лагерь, военные предприятия во всех странах Восточной Европы. Поэтому сравнивать с Россией СССР… Нет, никто не помогает, никто не производит. Кроме того, та устиновская военная промышленность за 90-е и нулевые была уничтожена, потеряна, обветшала.
Сергей Медведев: В Иваново же сейчас бум, все загружено военной формой, простые ткачихи получают по полмиллиона рублей.
Игорь Липсиц: Кластер. Все эти люди сейчас зарабатывают на войне. Поэтому, когда вы говорите, что в России люди не хотят войны, это неправда. Кто-то, может быть, и не хочет, а кто-то очень даже хочет.
Сергей Медведев: Какие сейчас растущие сектора? Я смотрю, например, очень растет стройкомплекс, рынок недвижимости уходит куда-то за горизонт.
Многие сейчас зарабатывают на войне
Игорь Липсиц: Тут много факторов. Если взять рынок жилой недвижимости, то тут паника, потому что люди пытаются вскочить в самый последний уходящий вагончик, пока не отменили льготную ипотеку. Конечно, строительный комплекс активно работает на военные сооружения, на производство стройматериалов и комплектующих, неплохо на этом зарабатывает. Строительный комплекс будет очень рад войне. Чем больше будет разрушено в той же Белгородской области, тем больше можно будет освоить бюджетных денег на ее ремонт. Так устроена экономика: кому-то беда, а кому-то новые госзаказы.
Сергей Медведев: Растет, как я понимаю, и внутренний туризм, и внутренние перевозки, несмотря на то что самолеты плохо летают без запчастей.
Игорь Липсиц: Внутренний туризм растет. Меня позабавило, что в Крыму пытаются привлекать местное население, чтобы они пожили чуть-чуть в гостиницах на халяву, отдохнули, потому что гостиницы не заполняются, – и это тоже фиксируется как рост туристического оборота. Перевозки по железной дороге падают. Растет километраж, а тоннаж падает. Мы, экономисты, считаем, что это скорее сигнал сжатия экономики, чем роста.
Так устроена экономика: кому-то беда, а кому-то новые госзаказы
Падает оборот российских портов. Российская авиация – это сложная и болезненная отрасль, но она всегда зарабатывала деньги на международных рейсах и теряла на внутренних. Поэтому там все время было дотирование внутренних рейсов, чтобы народ мог путешествовать по родной стране, страна не рассыпалась на изолированные зоны. Сейчас международные перевозки схлопнулись, поэтому они пытаются что-то заработать на внутренних рейсах, начинают повышаться цены на билеты.
Сергей Медведев: Откуда будут браться деньги на все это благополучие, на летающие "Искандеры", на открытие новых станций метро? Страну ждет новая национализация, новая мобилизация, новые налоги? Где Белоусов и приданные ему аппарат правительства и Минфин будут брать деньги на всю эту военную экономику?
Игорь Липсиц: У российского бизнеса и российского простого гражданина – других источников нет. С экспортом все, что можно было, Россия сделала, здесь никаких перспектив улучшения не просматривается, нарастить масштабы экспорта невозможно. Более того, все время расширяется круг товаров, которые попадают под санкции, и это создает проблемы для целых отраслей. Остается единственное: отнять прибыль тех, у кого какая-то еще есть, а если этого не хватит, то отнять все у населения.
Все началось в 2022 году, когда отняли сразу 1 триллион 300 миллиардов рублей у "Газпрома", потом появились повышенные налоги для нефтяников. Обобрали всех! Ввели налог на сверхприбыль, сделали его безумно наглым, бессовестным, отобрали еще 318 миллиардов у бизнеса этим налогом. Ввели пошлину на экспорт. Изъятие прибыли у бизнеса идет очень массированно, российский бизнес скоро останется без прибыли, все идет в бюджет, потом придется дотировать.
Второй источник – это население. Сидит Государственная дума, обсуждает который день налоговую реформу, прогрессивное налогообложение. Там бьются популисты с милитаристами, ужасно интересная драка! Милитаристы кричат: даешь максимально жесткую систему налогообложения для всех богатых! А богатыми у них получаются те, кто получает больше 80 тысяч рублей в месяц: очень богатый русский человек!
А популисты кричат: нет, давайте сделаем по крайней мере отсечку со 155 тысяч рублей в месяц! От этих цифр Минфин приходит в ужас, потому что так получает в России очень мало кто, наверное, с этих много налога в бюджет не возьмешь. Тут бьется желание отнять больше денег у населения, чтобы закрыть дыру. Минфин в идеале мечтал бы взять два с половиной триллиона, а популисты, в том числе КПРФ, кричат: нет, сделать вычеты! Профсоюзы кричат: надо вычесть минимальный размер оплаты труда из размера, чтобы это не облагалось вообще никаким образом! Кто победит, и какая будет картина – неясно.
Сергей Медведев: То есть в любом случае в течение 2024 года налоги будут, так или иначе, повышены?
Игорь Липсиц: Они уже повышаются. Население не все понимает, оно же не очень грамотное, его специально держат таким. Поэтому все говорят про НДФЛ, а есть же еще акцизы – косвенные налоги, в которых и есть основная тяжесть налогообложения. Когда вы покупаете бензин, там в его цене процентов 50 – государственный налог, просто вы это не видите. Уже повышают акцизы, будут повышать всякого рода коммунальные платежи, готовьте кошельки. Плюс к этому реформа прогрессивного налогообложения для всех мало-мальски квалифицированных, что-то умеющих, делающих свой бизнес: их всех начнут причесывать повышением налогов.
Сергей Медведев: Что означает назначение Белоусова – что экономика встраивается в военную машину, а не наоборот?
Остается единственное – отнять прибыль тех, у кого какая-то еще есть
Игорь Липсиц: Путин высказался очень странным образом, что это не экономика встраивается – это мы армию встраиваем в экономику. Если я привожу коня в вашу спальню, я говорю: ты пойми, это же не конюшня, это спальня, но просто конь теперь будет спать в твоей спальне. Вот это примерно та самая история.
Ничего радикально стратегического здесь нет, есть просто некая простая проблема, что больно много денег идет в армию, если большая часть этих огромных сумм будет уворована, то армия воевать не сможет. Для Путина здесь вопрос жизни и смерти его лично, ему нужно, чтобы армия не обанкротилась на поле боя, для этого нужно оружие. А будет ли способна производить оружие российская промышленность, если деньги, выделенные Министерству обороны, исчезают где-то в туманной дали, – это, видимо, вопрос открытый.
Поэтому я думаю, что Белоусов пришел с идеей аудита. То, что он сразу вытащил себе зама из Счетной палаты, бывшего замминистра (до этого он был аудитором в Счетной палате), – это как раз про то. Они сейчас будут проводить аудит и по мере возможности сажать всех, кого сумеют поймать.
Сергей Медведев: Это рифмуется с посадками генералитета последнего месяца?
Игорь Липсиц: Абсолютно. Идет очень интересная история – попытка навести мало-мальский порядок в абсолютно разрушенных секторах экономики. Я сегодня читал интервью Костина, главы ВТБ. Ему же вручили одну из частей военно-промышленного комплекса – судостроительную промышленность. Он говорит: мы там ведем жесточайший аудит вместе со Счетной палатой, пытаемся понять, кто там деньги уворовывал, чтобы эти деньги не уворовывали и нам можно было бы что-то воссоздать, какие-то корабли производить.
В любом случае российская экономика будет нести огромное обременение военного характера
Собственное российское судостроение разрушено, поэтому оно под ударом. Сжиженный природный газ надо возить, есть специальные корабли-газовозы, они все нероссийского производства, даже ходят под чужими флагами. Если этими кораблями запретят пользоваться, то Россия, даже произведя сжиженный газ, просто не сможет его вывезти.
Сергей Медведев: Возникают параллели с Первой мировой войной: году к 1916-му выяснилось, что российская военная экономика полностью проворована.
Игорь Липсиц: Это было и в Крымскую войну, и в Русско-японскую войну, и в Первую мировую: там года два с половиной наводили порядок. К 1917 году немножко победили коррупцию, и снабжение русской армии стало более-менее нормальным. Так что это закономерная стадия развития российской военной экономики.
Сергей Медведев: В любом случае назначение Белоусова, наверное, говорит о некой стратегической перспективе, о том, что играть собираются вдолгую, война предполагается долгая?
Игорь Липсиц: Я бы сказал, что это, возможно, теперь тема на поколения. У людей в России есть какая-то иллюзия, что можно вернуться в точку ноль, в январь 2022 года и опять зажить красиво и забыть о том, что была война. Это не получится. При любом варианте российская экономика будет нести огромное обременение военного, военно-строительного, военно-полицейского характера. Если она сумеет дожать Украину и добиться мира на тех границах, которые заняла, то ей придется эти территории восстанавливать, вкладывать туда огромные деньги, охранять эти территории, держать там огромные военные гарнизоны, восстанавливать потерянную военную технику устиновских времен.
Если же она потерпит какое-то поражение, ей придется платить компенсацию Украине, и это тоже будет вычет из будущего благосостояния. Поэтому у России все три варианта будущего чреваты огромными военными расходами, просто разного типа, но все они означают, что российский народ как минимум на поколения обречен на глубокую бедность, а возможно, на нищету. Поэтому я говорю: люди, смотрите, вас ждет падение уровня благосостояния до уровня Ирана!
Еще один вариант: Россия не устоит как единое государство
Сергей Медведев: Россия после войны и после Путина – это иранская модель, латиноамериканская?
Игорь Липсиц: Я работал в Госбанке СССР, и поскольку был новым сотрудником, в 1990 году меня повели на экскурсию в закрытый музей Госбанка – музей денег. Там есть стенд, посвященный денежным знакам времен Гражданской войны. Ты вдруг видишь, что в это время Россия рассыпалась на мини-государства, управляемые неведомо кем: где-то какие-то осколки царских генералов, где-то какие-то абсолютные бандиты. Каждое такое мини-государство выпускало свои деньги.
Вот это еще один вариант: Россия не устоит как единое государство. Я с интересом наблюдаю за эволюцией взглядов профессора Иноземцева, он все время говорил: не может Россия рассыпаться. В последних интервью он уже как-то аккуратно говорит: ну да, на семь-восемь стран может рассыпаться, но это, конечно, большая беда. Я не знаю, какая будет Россия. Одно дело, если сохранится федеральное государство, другое – если начнется распадение, потому что местные элиты будут растягивать страну на себя.
Обратите внимание: мы живем в совершенно другой России, она принципиально иная, чем была многие века. Россия всегда жила повернутой на Запад, она туда экспортировала и оттуда импортировала, этим жила и развивалась. Мы впервые видим, что Запад для России – тупик, все деньги идут на восток и с востока. Теперь регионам за Уралом Москва совсем неинтересна, деньги отнимает, а что с нее получить обратно? Ничего.
