Александр Горянин: Моя записная книжка сама раскрылась на букве "Р", подсказывая: не забудь Володю Русака. Еще один абсолютно штучный человек.
Есть счастливые люди, с детства (а может, с рождения?) не ведающие сомнений в Боге, Владимир Степанович Русак был одним из них. В пятилетнем возрасте он уже прислуживал священнику в алтаре. Вера привела его сперва в одесскую духовную семинарию, затем – в загорскую духовную академию. Еще студентом он начал работать в "Журнале Московской Патриархии". В 1977-м, по окончании академии (со степенью кандидата богословия за работу "Раннехристианские апокрифы и их христологическое содержание"), стал научным редактором в Издательском отделе Московской патриархии. Эрудиция и заинтересованное рвение к работе Владимира были замечены: начальство стало брать его с собой в зарубежные поездки (и после первой же такой поездки, в Данию, на какое-то время решило, что он просто незаменим), поручало писать тексты своих работ и выступлений на самые разные темы. Это открыло доступ в архивы – то есть именно туда, куда его пуще всего влекла природная пытливость.
Находки в архивах потрясли его
Находки в архивах потрясли его. Не его первого, но именно Русак оказался нужным человеком в нужном месте в нужное время. От писем верующих, десятилетиями моливших высшее церковное начальство о защите от гонений безбожной власти, волосы вставали дыбом. Русак тайком переписал от руки сотни документов, готовя на их основе исполинский труд "Свидетельство обвинения. Церковь и государство в СССР" – описание страшного крестного пути Русской церкви в подсоветские времена. Его совесть верующего человека не позволяла поступить иначе.
Благосклонность начальства – продукт скоропортящийся. Особенно благосклонность по отношению к тем, кто (на вкус этого начальства) оказался на поверку излишне прям. Стукнули, что Русак сочиняет нечто небогословское, однако показать рукопись отказывается. Это серьезный грех. Что ж, незаменимых у нас нет, сослали дьяконом сперва в Подмосковье, затем в родные места, в Белоруссию, в Витебск и далее в Жировичский монастырь. Не смирился и там, смущает братию крамольными речами. Запретили в служении. Володя вернулся в Москву, жил случайными заработками. В 1982-м тайными каналами журнала "А – Я" рукопись Русака была переправлена на Запад. В связи с этим мы тогда и познакомились. Хорошо помню, как бросалась в глаза его человеческая необычность.
Года три спустя где-то при обыске всплыл машинописный экземпляр "Свидетельства"
Года три спустя где-то при обыске всплыл машинописный экземпляр "Свидетельства". В мае 1986-го Володю, тогда дворника ЖЭКа у Арбатских Ворот, арестовывают и в октябре дают семь лет лагерей строгого режима и пять лет ссылки – максимально возможное наказание по статье 70 УК. Почему-то считается, что в это время уже цвела горбачевская оттепель и "за политику" больше не сажали. Горбачев уже полтора года у власти – и прекрасно сажали. И в лагерь везли в наручниках как особо опасного преступника.
"…Девятнадцать суток подряд в карцере. Можно было только стоять. Ни спать, ни есть. Раз в сутки – кружка баланды, кусок хлеба. Спать нельзя, страшный холод, никаких вещей, только белье", вспоминал Володя. Выжил только молитвой. “Господи, если это дело Божие, помоги мне, если нет, разрушь его, как можно быстрей, чтобы мне не терпеть все это”. Тем временем трехтомное "Свидетельство обвинения" на русском языке выходит в Канаде. За Русака ходатайствовали многие, вплоть до Конгресса США, но освобожден он был лишь незадолго до Нового, 1989 года, да и то с условием скорейшего отбытия за границу.
Если записная книжка служит тебе много лет, некоторые ее фигуранты появляются в ней снова и снова: человек переезжает на другую квартиру, в другой город, в другую страну. Только телефонных номеров Русака я насчитал у себя четырнадцать, но какие-то мог пропустить. Где он только не жил – на улице Домодедовской в Москве и на улице Baringer Road в Илионе, штат Нью-Йорк, или в небольших городах, о которых в России почти никто и не слышал – вроде Карлсбада в Калифорнии или Дез-Плейнс в штате Иллинойс. Дольше всего – в Джорданвиле, где мы с женой гостили у него в 90-е.
В 1995–1999 годах он сделал первую попытку возвращения на родину, но не нашел себя в новой России.
Дьякон Андрей Кураев убежден, что вернувшийся домой Владимир Русак "не способен был вписаться в мирскую жизнь. Но не вписался он и в жизнь церковную, был наивен, полагая, что уж теперь-то сможет заниматься тем, чем он только и умеет заниматься: историей православной церкви. Чего сама церковь от него и не требовала. И даже не то, чтобы не требовала, а препятствовала ему в этой истории копаться. Два раза удостоился Русак аудиенции у Патриарха. Ничего не предложил Святейший. Ничего не пообещал".
Тут стоит уточнить. Итогом этих встреч стало открытие специальности "Архивы Русской Православной Церкви" в Историко-архивном институте РГГУ, чего в прежние годы не удавалось добиться.
"Народный дом" в конце концов тоже не нашел себя: в 2009 году самоупразднился
Русак прочел там вступительные лекции, отказавшись от оплаты. А еще с подачи патриархии Володю пригласил на работу в "Народный дом" Сергея Филатова, вчерашнего главы президентской администрации. Да вот беда: проекты, связанные с религией, "Народный дом" не рассматривал, хотя Володя там числился года полтора или два и чем-то его там загружали. Я предлагал через него какие-то проекты по россиеведению, но без успеха. Похоже, "Народный дом" в конце концов тоже не нашел себя: в 2009 году самоупразднился.
Попытки бросить якорь на родине Русак повторял между 2006 и 2014 годами, но затем оставил эту идею. Поразительно, что ни переезды, ни безбытность, ни общая шаткость положения никак не отражались на его поразительной продуктивности. После "Свидетельства обвинения" эта продуктивность составила в изданном виде почти четыре тысячи страниц заново написанного текста. И это не считая переработанного. Я уж не говорю о его тщательности. Однотомник "История российской церкви" Владимира Русака не просто история, это еще и уникальный справочник, указатели к которому занимают почти 15% увесистого тома.
Многое не дождалось своего издателя. Знаю о таких рукописях, как "Евангелие Иисуса Христа", "На большой сцене", "Записки подлеца", слышал о сатирической повести про путешествие Иисуса Христа по предзакатному СССР брежневской поры. Что-то погибло в 1992 году, когда вдруг загорелся Володин компьютер. (Признаться, ни разу не слышал о других подобных случаях – Володина уникальность проявилась и тут).
Летом 2006 года Володя был у нас в Москве с сыном Петром. Мы фотографировались на память, но вот досада – не могу найти эти снимки. Петя решил, что через два года приедет поступать в МГУ (не помню, на какую специальность), и расспрашивал нашу дочь Дашу про университет. Когда гости ушли, Дашино резюме было таким: "Высокий, светловолосый, полностью двуязычный красивый парень, не высокомерен, не молчун, полон обаяния. Боюсь, неизбежны серьезные битвы среди студенток". Увы, до этих битв дело не дошло. В августе следующего года Петя погиб в том же Джорданвиле, где родился. Заснул за рулем, врезался в дерево.
Следующие семь лет были для Володи особенно тяжки. Он заглушал горе работой, не оставляя попыток укорениться на родине, преподавал. Были проблемы со съемным жильем, много времени отнимала борьба с коррумпированными чиновниками в Тверской области. Похоже, он понял, что закончить свой Opus magnum (главный труд) ему будет проще в Штатах, куда вскоре и отбыл. В начале 2016-го он писал мне: "Работаю в соборе Чикагской епархии. Функции простые. Прийти за час до начала службы и подготовить все к ней. Т.е., зажечь лампады, свечи. Правда, во внебогослужебное время есть еще требы: крестины, отпевания, венчания. Тоже надо подготовить всё. Мне храм дает бесплатную квартиру и 500 долларов. Мне хватает – спасибо Петру Лукьянову, ты его можешь помнить по Джорданвилю. Теперь он епископ Кливлендский, управляет и Чикагской епархией".
"Всё думаю, стоят ли мои рукописи новых неприятностей на старости лет, если я их опубликую"
Позже Володя написал: "Всё думаю, стоят ли мои рукописи новых неприятностей на старости лет, если я их опубликую". Но вопрос был риторический, он все давно решил. Долгожданный четырехтомник ("Московский патриархат. ХХ век" в двух томах и "Зарубежная церковь. ХХ век" также в двух) вышел свет в Канаде в марте 2018 года малым тиражом. Я его до сих пор в руках не держал и слышал только один отзыв (не буду говорить, чей): "Владимир вытаскивает на свет много фактов, которые, по мнению отцов церкви, не следует знать никому, но это не специально разоблачительный труд, это именно история. Если бы церковь выступила с нападками на труд Русака, она бы сделала ему рекламу и превратила в памфлет. В арсенале церкви есть могучее оружие – непоминовение, и оно было успешно применено".
2 января 2019 года от Володи пришло сообщение: "Я уже в Беларуси", хотя раньше речь о переезде не шла. Он поселился в доме своей сестры – доме, где родился. 3 января мой мессенджер зарегистрировал восемь володиных попыток со мной связаться, мои встречные попытки в тот же и последующие дни успеха не имели. Через 15 недель его не стало. Ему было 69 лет. Его трудам, как драгоценным винам, настанет свой черед.
* * *
Буква "Р" не отпускает. Вот Радовы, Ира и Саша. Про них хочется сказать: "Неправдоподобная пара".
Сашу Радова, Александра Георгиевича Радова, он же Вельш (фамилия Вельш досталась ему от далекого ирландского предка), моего замечательного друга, кинопродюсера, злой вирус отнял у меня три года назад. Саша был сыном писателя Георгия Радова, мастера деревенской прозы, и братом писателя Егора Радова, мастера психоделической прозы. Сам Александр много лет посвятил прозе газетной, но нашел себя на телевидении.
Мы были слегка знакомы и раньше, но сдружились в 1998 году в ходе необычной поездки под названием "Акция “Русский вагон”". Вагоностроители привлекли к ней, помимо специалистов, еще и разную пишущую публику. Тут надо пояснить: после развала СССР Россия осталась без собственного вагоностроения. Железные дороги страны, решив обновить отечественное производство, создали промышленно-финансовую группу "Росвагонмаш".
Для пропаганды этого опыта был разработан кольцевой маршрут длиной 15 тыс. км: Москва – Санкт-Петербург – Воронеж – Ростов – Краснодар – Волгоград – Саратов – Самара – Екатеринбург —Уфа – Пермь – Нижний Новгород – Москва. Основную группу пассажиров составляли представители заводов, конструкторы и дорожники. Экспедиция была затеяна для них. На местах они убеждали руководство дорог заказывать им вагоны, подавали товар лицом, а в пути вели понятные только им замеры и испытания. Вагоны разного облика, класса и предназначения (в том числе вагон-конференц-зал) соединили в одном поезде, поезду присвоили разовый ("литерный") номер 803, включили в расписание на соответствующие дни, и он покатил по заснеженной России.
Правда, главными героями происходящего журналисты считали себя
Правда, главными героями происходящего журналисты считали себя. 20 дней подряд в эфире ВГТРК выходили тематические сюжеты. За эти сюжеты отвечал Саша Радов и его операторы. Остальные журналисты были вольны в выборе тематики, их просили лишь придерживаться географической привязки. Правда, никто это не проверял.
Из попутчиков по путешествию уверенно называю только писательницу Ольгу Кучкину, журналистов Алексея Павлова, Сергея Мостовщикова, Дуню Смирнову, Шуру Тимофеевского, Елену Милашину, Евгения Некрасова, Александра Радова и Ирину Васильеву (для друзей она была Ира Радова). В остальных моя память не уверена.
Поезд стал нашей передвижной гостиницей – вагоны были оборудованы душевыми купе; ресторан на колесах, мало того что бесплатный, оказался выше всяких похвал, ну а вокзалы у нас всегда в центре города. Чего еще желать? Мог ли автор вообразить другое стечение обстоятельств, которое вдруг позволило бы ему задарма посетить за три недели семнадцать городов России? Прибывали мы в очередной город всегда довольно рано, так было составлено расписание. На вокзале нас встречал представитель губернатора и вез в здание своей администрации, где происходила встреча с правительством региона (исключая Краснодар: губернатор-коммунист был уверен, что доброго слова от нас не дождаться).
Кого-то, если позволяло время, везли по их просьбе на конкретное предприятие, в музей, в университет. Несколько раз пребывание удлинялось на день, а то и на два (думаю, в тех случаях, когда специалистам надо было глубже вникнуть в возможности местных заводов), нам же предлагались экскурсии. Из Ростова мне удалось совершить большую вылазку в свой любимый Таганрог, а из Челябинска – в Миасс. Имелась возможность выбора: Таганрогу можно было предпочесть Новочеркасск или Ейск, а вместо Миасса побывать в Касли или Кыштыме. Мой список увиденного украшает, кроме того, Воронежский заповедник – потрясающеее место.
В тот вечер я заглянул в купе Радовых. "Ну что, не жалеешь, что ввязался?" – спросил Саша. Я даже опешил: "Ты что? Счастлив каждую минуту!" Радов просиял и в порыве чувств обнял меня: "Ты знаешь, а у меня заскучали уже четверо. Из тех, кого я сам же пригласил! Хотят сойти и вылететь в Москву. Первая неделя едва кончилась". Он никогда не был в силах понять подобное.
Александр Радов умер в Москве 16 апреля 2020 года в филатовской больнице в Выхино в возрасте 79 лет. День, когда он упокоился, пришелся на Чистый четверг. Не помню другого человека, который бы до такой степени источал доброжелательство, как Александр. И при этом умудрялся руководить архисложным делом!
В "перестроечные" годы Саша работал в "Литературной газете", "Комсомольской правде", журнале "Огонёк". С 1991 года вёл на ВГТРК авторские циклы "Предпринимательство в России", "Третье сословие", "Коррупция", "Зал ожидания" и др. Много сотрудничал с каналом "Культура", где шли его циклы "Кремль: история в болезнях", "Соблазнённые Страной Советов", "Авантюристы XX века", документальные фильмы "Нюрнберг, которого не было", "Кино кончилось" и другие.
В 2002 году совместно Ириной Васильевой создал студию "Фишка-фильм" (название, на мой вкус, не самое удачное). Она стала одним из крупнейших производителей документалистики и телепродукции в России. Из крупнейших, да. Но не слишком доходных. Радов также продюсировал фильмы для других телеканалов. Только его "Фишка-фильм" выпускала более сорока фильмов в год.
На канале "Культура" постоянно идут 39-минутные фильмы его цикла "Больше, чем любовь" об известных парах – брачных и просто любовных. Полный их список превышает 270 единиц, причем среди них хоть и изредка, но встречаются двухсерийные. Меня ничуть не удивляет, что сделать любовь сквозной темой такого огромного цикла пришла в голову именно Радову, настолько это отвечало его человеческой сути. Не откажу себе в удовольствии назвать хотя бы дюжину: "Александр Грибоедов и Нина Чавчавадзе", "Исаак Левитан и Софья Кувшинникова", "Александр Блок и Любовь Менделеева", "Сальвадор Дали и Галина Дьяконова", "Андрей Сахаров и Елена Боннэр", "Михаил и Валерия Пришвины", "Алексей Толстой и Наталья Крандиевская", "Владимир Васильев и Екатерина Максимова", "Николай и Елена Рерихи", "Александр Колчак и Анна Тимирёва", "Владимир и Вера Набоковы", "Клементина и Уинстон Черчилль" (снят, кстати, по моему сценарию).
Готовясь к передаче, я пересмотрел фильм радовской команды "Нюрнберг, которого не было". По версии авторов, "русский Нюрнберг" вполне мог состояться, инициированный вернувшейся с Колымы группой сталинских зеков, имевших выход на Хрущева. Были собраны 64 тома страшных документов, обличающих Сталина и наиболее явных палачей из его окружения. Но Хрущева сумели склонить к 15-летней отсрочке их публикации. Впрочем, хватило и двух лет, чтобы отправить в отставку его самого и уничтожить наиболее опасные документы. Позволю себе маленькое отступление.
В середине 1970-х мой друг, историк Володя Багдасаров, писавший работу по индустриализации, поддерживал дружбу с Алексеем Снеговым (настоящая фамилия Фаликзон), давно пенсионером, одним из тех, кто двадцатью годами ранее готовил секретный доклад Хрущева ХХ съезду. Снегов был одинок и жил в коммуналке на Кропоткинской (ныне Пречистенка, угол Сеченовского переулка). Он отдал Володе на хранение часть своего архива: у того был в Подмосковье собственный дом с чердаком и никаких домочадцев. Володя изредка навещал старика. В тот раз мы пришли вдвоем.
Между собой по телефону они называли свой замысел "Советский Нюрнберг", что стало известно их противникам
У Снегова оказалась отменная память. Он сказал, что провести такой процесс в любом случае не было шанса, но инициаторы этой идеи преждевременно подставились сами. Между собой по телефону они называли свой замысел "Советский Нюрнберг", что стало известно их противникам. "Нас что, победили?! Мы капитулировали? Какой Нюрнберг? Это попытка обесценить нашу победу, прямая идеологическая диверсия!" В итоге подготовка остановилась на предварительном этапе.
Радовы были люди безбытные и уже поэтому куда более счастливые, чем заурядные пары и семьи. Судя по всему, Саша с Ирой не видели особого смысла тратиться на улучшение своего крайне скромного дачного быта (городская квартира была студией "Фишка-фильм"). Ведь куда веселее ходить босиком по снегу и купаться в проруби. У супругов было идеальное взаимопонимание во всем, а если и не во всем, то со стороны это никак не было видно. В жизни творческих людей бывают краткие полосы, когда вдруг сходятся звезды и выпадают непривычные деньги, а цены, если не вглядываться, выглядят разумными. Когда такое случилось с Радовыми, они в порыве благодушия (и дозаняв у знакомых) купили дом на озере Балатон в Венгрии. Отдыхали ли они там? Надеюсь, да, но упоминаний об этом не припомню. Мешали дела. Кажется, два-три раза ездили отдыхать их друзья. Предлагали и нам (разумеется, бесплатно), но не сложилось. Сами Радовы вспоминали свое балатонское приключение со смехом.
Саша был одним из самых великодушных людей, каких мне довелось знать
От первого брака у Саши есть сын Даня. Он рано (как и отец) женился, притом на американке, уехал к ней на Гавайи, на остров Мауи, обзавелся четырьмя детьми, работал в разных экзотических углах мира (помню Зимбабве), ныне живет в Подмосковье. Благодаря Дане радовский корень пустил ростки уже в нескольких углах мира.
Саша был одним из самых великодушных людей, каких мне довелось знать. Немного повторюсь, но я не понимаю, как человек с таким характером мог тянуть такое большое и нервное дело.
В день Сашиной кончины в Википедии не оказалось справки о нем. Она появилась днем или двумя позже. Помню странный заголовок заметки в "Аргументах и фактах" 17 апреля 2020 г.: "Что за режиссер Александр Радов, умерший от коронавируса?"
Нам всегда кажется: "Еще успеем". Мы с Сашей планировали сериалы: "Освоение Русской Арктики", "История казнокрадства", "Большая Игра ХIX века", но вопрос о 40-минутке со сметой в 250 тысяч рублей решался просто ("Есть у меня эти деньги, – говорил Радов, – я снимаю и никого не спрашиваю"), другое дело – когда речь о миллионах.
В конце ноября 2019 года Радов приехал с коньяком и решительно сообщил:
– Я показал нужным людям наши старые проекты и получил твердое добро на сериал "НЭП – великая развилка". Слышишь, твердое добро, тверже некуда! Давай за работу!
Откуда нам было знать тогда, что Аннушка уже пролила свое масло?
Откуда нам было знать тогда, что Аннушка уже пролила свое масло? Точнее, что кто-то уже съел несвежую летучую мышь. Или что из-под замка в лаборатории разбежались страшные вирусы.
Как мы радовались, все четверо – продюсер Радов, режиссер Ира Васильева, редактор Таня Бондаренко и аз многогрешный – новым подробностям о 20-х годах. Я с радостью кромсал свой старый синопсис – столько всего добавили публикации последних лет. Но уже перед Новым годом поползли какие-то тревожные слухи, начались отмены зарубежных поездок. И как-то сразу стало ясно: наш замысел закрывается. Ну что ж, будем надеяться, что кто-то справится с этой задачей лучше, чем справились бы мы.
Через короткое время после смерти Саши в Фейсбуке появился новый адрес: "Александр Радов Ирина Васильева", не разделенные даже запятой, обильно с тех пор пополняемый. И уже довольно скоро появились кадры ликвидации городского офиса славной студии "Фишка-фильм". Печальные члены команды, истинные друзья, бродя как сомнамбулы, снимали со стен памятные афиши, многочисленные дипломы и фотографии. Вероятно, это будет как-то компактно упаковано, думал я, но на это становилось все менее похоже. Меня осенило в предпоследний миг: готовится "потлач".
В желании подчеркнуть свое равнодушие к земным ценностям североамериканские индейцы показывали гостям свое пренебрежение к богатству и накоплениям и у всех на глазах сжигали ценные для них вещи. Это нравилось не всем членам племени, но восстать против обычая никто не решался. Об "успешно" проведенном потлаче помнили и рассказывали годами, укрепляя таким образом авторитет племени.
Впрочем, один из членов радовской команды уверял, что такова была последняя воля Александра Георгиевича, повторявшего: "Не надо заводить архивы, на рукописями трястись…"
Не могу забыть фото уличного бака для мусора, доверху заполненного дипломами в деревянных рамках, расколотыми и разбитыми.
