Радио Свобода продолжает цикл "Развилки" – серию публикаций о переломных моментах российской истории, когда она могла пойти совсем другим путем. Какими были исторические альтернативы и почему они остались нереализованными?
Здесь вы можете найти ссылки на предыдущие серии цикла.
Утром 17 сентября 1939 года Красная армия перешла западную границу СССР, ударив в спину Войску польскому, сопротивлявшемуся нападению германского вермахта. Приказ о начале "освободительного похода" Иосиф Сталин отдал на сутки раньше. Все для наступления было готово, но советский диктатор медлил, несмотря на просьбы нацистских партнеров. Сталин должен был убедиться, что закончилась война на востоке. 15 сентября 1939 года было подписано и с 16-го вступило в силу соглашение о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол между СССР и Монгольской Народной Республикой (МНР) с одной стороны и Японией – с другой. Когда у границ Монголии 85 лет тому назад перестали стрелять, войска СССР пошли вперед на западе, деля Польшу с Германией, чьи лидеры обещали способствовать нормализации советско-японских отношений.
От Хасана к Халхин-Голу
История конфликта на Халхин-Голе началась не в 1939 году, а гораздо раньше. Локальная война, в которой участвовали до 100 тысяч человек, могла начаться в любой точке дальневосточной границы СССР. В 1932 году Япония оккупировала Маньчжурию и создала на отторгнутой у Китая территории дочернее государство Маньчжоу-Го во главе с императором Пу И. С того времени на границе этой страны с СССР ежегодно происходили десятки инцидентов, часто с применением оружия. С 1936 года до начала боевых действий у озера Хасан в июле 1938 года японские и маньчжурские силы совершили 231 нарушение границы СССР, в 35 случаях они вылились в крупные боевые столкновения. Бывали и заходы советских сил на соседние территории. В период с января 1938 года до начала конфликта у озера Хасан было 124 случая нарушения границы по суше и 40 случаев вторжения самолетов.
8 июля 1938 года советские пограничники установили пост наблюдения на спорной сопке Заозерная в районе озера Хасан в Приморском крае, отрыли окопы и поставили проволочное заграждение. Появление позиций на важной вершине вызвало протесты властей Японии и Маньчжурии. Они были отвергнуты советским Наркоматом иностранных дел (НКИД) со ссылкой на карты договоров с Китаем. Япония стала накапливать войска для атаки на сопки Заозерная и Безымянная. 22 июля император Хирохито по просьбе министра обороны дал разрешение применить армию для захвата спорной территории. 23 июля в район границы стали стягиваться японские войска. Командующий советскими силами на Дальнем Востоке маршал Василий Блюхер выехал на сопку и приказал засыпать один из окопов и отодвинуть заграждения с нейтральной полосы. Он хотел избежать большого конфликта, а получил потом от Сталина обвинения в пацифизме и вмешательстве в дела пограничников НКВД.
С 29 июля 1938 года начались бои. Японские войска численностью до 150 солдат атаковали и захватили сопку Безымянная, но после того, как к пограничникам прибыло подкрепление, уже к вечеру были выбиты обратно. 30 июля 1938 года японская пехота вновь предприняла попытку захвата Безымянной и Заозерной, но пограничники снова отбили атаки. В район конфликта прибыла японская 19-я пехотная дивизия, усиленная пулеметами и артиллерией. 31 июля новые атаки японских войск привели к взятию высот, на которых стали строить укрепления: рыть окопы и ставить проволочные заграждения. Два батальона красноармейцев и пограничники отступили после контратак, не имевших успеха. 1 августа командование принял начальник штаба фронта Григорий Штерн. По единственной труднопроходимой дороге в район прибыли три резервных полка.
Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами
В это же время Иосиф Сталин на заседании Главного военного совета, видимо, по докладу с места замнаркома Льва Мехлиса, раскритиковал Василия Блюхера за якобы неверное командование. Он заявил: "Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами. Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля…"
В протоколе следующего заседания ГВС записано: "Только после приказания т. Блюхеру выехать на место событий т. Блюхер берется за оперативное руководство. Но при этом более чем странном руководстве он не ставит войскам ясных задач на уничтожение противника, мешает боевой работе подчиненных ему командиров, в частности командование 1-й армии фактически отстраняется от руководства своими войсками без всяких к тому оснований; дезорганизует работу фронтового управления и тормозит разгром находящихся на нашей территории японских войск. … Т. Блюхер, выехав к месту событий, всячески уклоняется от установления непрерывной связи с Москвой, несмотря на бесконечные вызовы его по прямому проводу народным комиссаром обороны. Целых трое суток при наличии нормально работающей телеграфной связи нельзя было добиться разговора с т. Блюхером". Блюхера обвинили еще и в том, что он "не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа".
На самом деле Блюхер столкнулся с проблемой действий необученных войск на сложной озерно-болотистой территории и пытался ее решить, как умел. 2 августа он на месте взял на себя командование, но ему не сопутствовал успех. 3 августа была предпринята попытка взять обратно захваченные высоты, которая вновь закончилась неудачей.
Стало понятно, что без дополнительных сил не обойтись. 3 августа в районе боевых действий сосредотачивалась свежая дивизия, механизированная бригада и тяжелая артиллерия. В этот же день неуемный по части репрессий комиссар Лев Мехлис донес в Москву, что маршал Блюхер не способен выполнять обязанности командующего, после чего во главе всех сил был поставлен командарм Григорий Штерн. Ему осталось только дождаться сосредоточения превосходящих сил Красной армии и ввести их в бой, как это и планировалось предшественником.
Вечером 6 августа по японским позициям нанесли удар 60 тяжелых бомбардировщиков ТБ-3. Всего в налете участвовало 216 самолетов. После этого, в 17 часов, после 45-минутной артподготовки началось наступление советских войск силами двух дивизий и двух танковых батальонов. 7 августа продолжались тяжелые бои: японская пехота предприняла 12 контратак. Обе стороны понесли большие потери. 8 августа красноармейцы захватили сопку Заозерная, а 9 августа взяли Безымянную. Японские силы были вытеснены за линию советской границы.
10 августа 1938 года японское правительство через посла в Москве предложило начать переговоры, 11-го боевые действия были прекращены. С советской стороны погибли и пропали без вести около тысячи человек, с японской – 650. Примерно по 2500 человек с каждой стороны было ранено. Красная армия потеряла в боях на сопках и в болотах 72 танка, 32 орудия, 9 самолетов, 636 пулеметов. Цели СССР были достигнуты дорогой ценой. Резкая реакция Сталина на отсутствие мгновенной победы привычна. Конфликт у озера Хасан произошел в самый разгар репрессий против военных, когда частями по всей стране, как и на Дальнем Востоке, командовали неопытные командиры.
Будущий генерал Петр Григоренко вспоминал: "Многие должности просто не были заполнены, квалификация не соответствует. Батальонами командуют офицеры, закончившие училище меньше года тому назад. И это еще ничего – есть комбаты с образованием курсов младших лейтенантов и с практическим стажем несколько месяцев командования взводом и ротой. Да и как можно было быстро заткнуть столь чудовищную брешь? Я уже говорил о штабе армии, где осталось всего два офицера.
В дивизиях было еще хуже. В дивизии, дислоцированной в том районе, где начались события на Хасане (40-я стрелковая дивизия), были арестованы не только офицеры управления дивизии и полков, но и командиры батальонов, рот и взводов. На всю дивизию остался один лейтенант. Его невозможно было назвать даже временно исполняющим должность командира дивизии. Поэтому командир корпуса полковник (впоследствии маршал Советского Союза) В.И. Чуйков позвонил этому лейтенанту по телефону и сказал: "Ну, вы смотрите там. За все отвечаете до приезда командира дивизии". А командир дивизии все не ехал. Посылали двух или трех, но ни один не доехал. Арестовывали либо по пути, либо по приезде в дивизию. Только когда начались бои на Хасане, приехавший Мехлис назначил командиром дивизии комбрига Мамонова из своего резерва".
Таковы были последствия сталинского террора, жертвой которого стал и вышедший из доверия Сталина маршал Блюхер. 4 сентября 1938 года его сняли с должности командующего Дальневосточным фронтом. Блюхер был арестован 22 октября, допрашивался лично Лаврентием Берией и погиб после пыток в задании НКВД на Лубянке 9 ноября 1938 года.
Война в пустыне
Напряженные отношения СССР и Японии сохранялись и в 1939 году. С 1937 года Советский Союз оказывал помощь Китаю в войне с напавшей на него Японией. В этом же году был подписан договор о помощи Монголии. В этой стране был для ее защиты размещен 57-й Особый корпус РККА численностью более 30 тысяч военнослужащих, на вооружении было 284 танка, 370 бронеавтомобилей и около 200 орудий. В распоряжении командира корпуса Николая Фекленко было более 200 самолетов.
Кроме желания взять реванш за Хасан и создать СССР трудности как спонсору китайского сопротивления у Японии был и формальный повод для конфликта. В 1935 году возникли основанные на большинстве имевшихся китайских карт требования японской и маньчжурской стороны о признании реки Халхин-Гол границей между Маньчжоу-Го и МНР. Монголия упрямо отстаивала свой вариант: по ее мнению, существовавшая долгие годы до конфликта граница фактически проходила на 20–25 км восточнее русла реки. Переговоры зашли в тупик. Кризис развивался постепенно, начавшись в январе со стычек патрулей. Обе стороны готовились к противостоянию.
По мнению исследователя Евгения Тимофеева, рост напряженности, конфликт с вовлечением в него СССР был выгоден правившему МНР диктатору Хорлогийну Чойбалсану. Локальная война способствовала укреплению режима, сам Чойбалсан становился незаменимым союзником Сталина. В страну, не признанную соседями независимой, теперь поступало больше военной техники, оборудования и продовольствия, увеличивался и расквартированный в Монголии контингент Красной армии, гарантируя защиту ее от оккупации Японией или Китаем, усиливалось влияние на китайскую провинцию Внутренняя Монголия. Понижать градус напряженности Чойбалсану было незачем. Москва была на его стороне.
К маю 1939 года на спорной монгольской границе развернулись уже достаточно большие силы Японии. По официальной версии, 11 мая война началась, когда японский отряд атаковал монгольскую пограничную заставу на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. Писатель Константин Симонов уже после окончания конфликта нашел ее целой и невредимой: "Застава, вблизи которой все началось, так и осталась спокойно-нетронутой и мирной со своим маленьким домиком, с остатками какого-то не то храма, не то кумирни и с невысокой сторожевой вышкой, с которой невдалеке по-прежнему можно было видеть японскую пограничную заставу". С подходом к границе монгольского подкрепления японцы были оттеснены на исходный рубеж.
14 мая еще один отряд напал на 7-ю заставу, но был оттеснен монгольскими конниками. 22 мая советские войска перешли Халхин-Гол и отбросили новый отряд японцев к границе. 28 мая 1939 года восточнее реки против 700 советских солдат было сосредоточено до полутора тысяч японских военных, попытавшихся окружить противника и отрезать его от переправ. Советские войска вынуждены были отступить. На следующий день советско-монгольские войска провели контрнаступление, оттеснив японцев на исходные позиции. Театр военных действий выглядел довольно экзотически, заметил Константин Симонов: "… С отрогов Хинганского хребта были видны наши передовые позиции. Сопки без единого дерева, кое-где мелкий низкий кустарник, узкая и глубокая река Халхин-Гол и еще более извилистый, чем она, впадающий в нее ручей Хайластин-Гол. Западней за Халхин-Голом снова шла гряда сопок и возвышенностей, а дальше тянулась бесконечная монгольская степь до самого Тамцаг-Булака, а за ним еще на триста километров до Баин-Тумени и еще на полтысячи километров до Улан-Батора, по-старому Урги. Было что-то странное в этой войне, не похожее ни на что, чему я стал свидетелем потом. Это была война в полном смысле слова в пустыне: справа и слева тянулись бесконечные, ничем не защищенные степи, и только здесь, на участке в пятьдесят — шестьдесят километров, возводились вдоль гряды сопок легкие полевые укрепления. Конница, всадники могли обойти все это степями, взяв на сто или даже двести километров в сторону. И с одной, и с другой стороны было что-то упорно обусловленное в том, что именно на этом участке четыре месяца происходили кровопролитнейшие бои. Маневрируя в пределах этой полосы, противники ни разу не раздвигали ее в стороны больше чем еще на пять-десять километров".
Было что-то странное в этой войне, не похожее ни на что, чему я стал свидетелем потом
С конца мая и в июне 1939 года в районе Халхин-Гола развернулись еще и ожесточенные воздушные бои. Поначалу преимущество было за японцами. Было в первые же дни подбито 15 советских машин и лишь один японский самолет. Японские машины Ki-27 превосходили советские И-15. В Монголию срочно вылетела группа пилотов-асов – участников боев в Испании и Китае во главе с Яковом Смушкевичем: из 42 летчиков – 17 Героев Советского Союза. Соотношение сил в воздухе изменилось. В бою над озером Буир-Нур с участием 105 советских и 120 японских машин потери составили 10 советских и 17 японских истребителей. Хотя японцам вскоре удалось нанести удачный удар по советским аэродромам, уничтожив при этом 22 самолета, погибли 11 и были ранены 20 летчиков. Японцы потеряли три бомбардировщика и три истребителя. В Монголию были переброшены новые советские модернизированные истребители И-16 и И-153. Постепенно было обеспечено превосходство советской авиации над японской и удалось завоевать господство в воздухе.
Командир 57-го Особого корпуса Николай Фекленко был вызван в Москву, но не репрессирован. Командиром корпуса в начале июня 1939 года был назначен доселе никому не известный комдив Георгий Жуков, а начальником его штаба – комбриг Михаил Богданов. Они подготовили план активной обороны у Халхин-Гола с переходом в контрнаступление. Общее командование войсками, прибывавшими в Монголию, было поручено командарму Григорию Штерну. Главным вопросом поначалу было снабжение войск более чем в тысяче километров от СССР. Как пишет Петр Григоренко: "К моменту его вступления в командование фронтовой группой, снабжение войск в Монголии было полностью дезорганизовано. Штерн приказал фронтовой группе взять на себя доставку всех боевых и снабженческих грузов до армейской базы – Тамцак-Булак. Снабжение наладилось и до конца боев не нарушалось ни разу".
Константин Симонов тоже заметил, насколько сложно было вести снабжение войск: "А кругом была пустыня. И воду возили на больших машинах, точно таких же, как бензиновозки. И ездили военторги в автобусах. И вообще у меня сохранилось ощущение, что на этом фронте, снабжавшемся за семьсот километров, было очень много машин – целые тысячи. Рядом с нами, прямо в голой степи, стоял армейский госпиталь – десяток длинных брезентовых палаток. "Дугласы" и ТБ-3, эвакуировавшие раненых в Читу, садились неподалеку от госпиталя, иногда подруливали прямо к палаткам; оттуда выносили раненых, грузили на самолеты, и они улетали. Ближайшая питьевая вода была в Халхин-Голе с его притоком Хайластин-Гол и в озере Буир-Нур. А дальше в тыл на много километров не было годной воды. Только белые солончаковые озера, из которых нельзя пить. Воду возили издалека и экономили". Для перевозки грузов и топлива были использованы более 4 тысяч грузовиков и около 500 автоцистерн.
Осторожный Сталин
Командарм Григорий Штерн, как пишет Петр Григоренко, "развязывал узлы, которых немало навязал Георгий Константинович Жуков. Одним из таких узлов были расстрельные приговоры. Штерн добился, что президиум Верховного Совета СССР дал Военному Совету фронтовой группы право помилования. К этому времени уже имелось 17 приговоренных к расстрелу. Даже не юристов содержания уголовных дел приговоренных потрясали. В каждом таком деле лежали либо рапорт начальника, в котором тот писал: "Такой-то получил такое-то приказание, его не выполнил" и резолюция на рапорте: "Трибунал. Судить. Расстрелять!", либо записка Жукова: "Трибунал. Такой-то получил от меня лично такой-то приказ. Не выполнил. Судить. Расстрелять!" И приговор. Более ничего. Ни протоколов допроса, ни проверок, ни экспертиз. Вообще ничего. Лишь одна бумажка и приговор. … Военный совет фронтовой группы от имени президиума Верховного Совета СССР помиловал … осужденных трибуналом 1-й армейской группы на смертную казнь. Штерн был инициатором ходатайства перед президиумом Верховного Совета СССР о пересмотре дел всех приговоренных к расстрелу. Он их и помиловал, проявив разум и милосердие. Все бывшие смертники прекрасно показали себя в боях и все были награждены, вплоть до присвоения [званий] Героя Советского Союза. Таковы результаты милосердия", – вспоминал генерал, будущий советский диссидент Петр Григоренко.
О боях в Монголии советским гражданам официально сообщили в прессе только 26 июня 1939 года. Период ожидания нового этапа локальной войны кончился, когда в ночь с 2 на 3 июля 1939 года японские войска генерал-майора Кобаяси перешли в наступление, форсировали Халхин-Гол и на западном берегу реки захватили гору Баин-Цаган, с тем чтобы окружить советские части на восточном берегу. После прорыва они стали готовить эшелонированную линию обороны, чтобы отбить контрудар советских войск. Против двух японских пехотных и двух танковых полков (130 танков) Георгий Жуков, не дожидаясь подхода пехотного прикрытия, бросил в бой прямо с марша танковую бригаду (до 150 танков) и мотоброневую бригаду (154 бронемашины). Этот контрудар Жукова, проведенный вопреки уставу, несмотря на потери, помог обороняющимся силам Красной армии перехватить инициативу. Правда, потом Жукова по донесению Особого отдела о том, что он, Жуков, "преднамеренно" бросил в бой танковую бригаду без разведки и пехотного сопровождения и понес потери, "проверяли" маршал Кулик и замнаркома Мехлис. Но победителя не судили.
Вокруг горы Баин-Цаган развернулись тяжелые бои. С обеих сторон в них участвовало более 400 танков и бронемашин, более 800 артиллерийских орудий и сотни самолетов. Японским силам не удалось выполнить план окружения советских сил на восточном берегу реки. Еще 4 июля под танковыми ударами они с трудом удерживали как плацдарм вершину горы, а 5 июля постепенно стали отходить. Они отступили с западного берега Халхин-Гола, утратив почти все танки и часть артиллерии. Потерпев поражение у Баин-Цагана, японцы потеряли несколько тысяч человек погибшими. Георгий Жуков в своих мемуарах писал, что японские войска "больше не рискнули переправляться на западный берег реки Халхин-Гол". Все бои далее происходили на восточном берегу реки.
Уже 8 июля японские силы начали атаковать и на восточном берегу Халхин-Гола. Сначала советские части отступили к реке, но их и здесь выручил контрудар 11-й танковой бригады, восстановившей положение. На две недели наступило затишье, во время которого противники наращивали свои силы. Из Подмосковья была переброшена танковая бригада, имевшая на вооружении новые танки БТ-7 и БТ-5. В воздушных боях за июль был сбит 41 советский самолет и 79 японских. В отличие от Хасана здесь регулярно шли воздушные бои, вспоминает писатель Константин Симонов: "Авиации было много с обеих сторон, причем первые два месяца превосходство было на стороне японцев, и только на третий месяц после упорной борьбы оно перешло к нам. К концу боев с нашей стороны было особенно много авиации. В первые сутки нашего августовского наступления мы подняли в воздух без малого тысячу самолетов. Что касается происходивших над степью воздушных боев, то я так никогда и не видел потом такого количества самолетов в воздухе – сразу в обозримом глазом пространстве. Во время последнего сентябрьского воздушного боя, предшествовавшего мирным переговорам, когда японцы сделали свой последний звездный налет на наши аэродромы, воздух просто кишел самолетами: их было несколько сот с обеих сторон одновременно".
23 июля японские силы опять атаковали плацдарм Красной армии на восточном берегу, но снова успеха не добились. В августе 1939 года в распоряжении Жукова и Штерна было около 57 тысяч человек, 542 орудия и миномета, 498 танков, 385 бронемашин и 515 боевых самолетов. У командующего японской 6-й отдельной армией Рюхэя Огису имелось 75 тысяч человек, 500 артиллерийских орудий, 182 танка, 700 самолетов. Советское командование пришло к выводу, что можно, используя механизированные и танковые части, неожиданными фланговыми ударами окружить и уничтожить противника в районе между государственной границей МНР и рекой Халхин-Гол.
Вариант с заходом на территорию Маньчжурии, который было легче осуществить, был Сталиным отвергнут. Как утверждал генерал Михаил Захаров, Сталин сказал: "Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну". Советский диктатор, видя углубление кризиса в Европе, хотел быстрой ликвидации своей оборонительной локальной войны в Азии.
Я видел, как человек, который только что был, вдруг на моих глазах исчез
Наступление советско-монгольских войск началось утром 20 августа, опережая наступление японских сил, назначенное на 24 августа 1939 года. Проводили его по классической схеме: авиаудары, артподготовка и атака тремя боевыми группами, нанося удары с флангов. В начале наступления были использованы 153 бомбардировщика при поддержке 100 истребителей. Во второй волне позиции японцев бомбили 45 самолетов. На направлении главного удара несмотря на общее превосходство в силах японской стороны, к началу наступления Штерну удалось достичь почти трехкратного превосходства в танках и почти двукратного – в самолетах.
Уже 21 и 22 августа японские войска, придя в себя, повели упорные оборонительные бои, поэтому советскому командованию пришлось ввести в сражение резервы. Противнику удалось удержать оборону в центре фронта, но на флангах сопротивление оказалось слабее. Японское командование не смогло определить направление главного удара противника и не решилось дать приказ отступать под угрозой окружения.
К концу дня 26 августа бронетанковые и механизированные войска южной и северной групп советско-монгольских войск соединились и завершили окружение 6-й японской армии. После этого началось ее дробление отсекающими ударами и уничтожение по частям. Вот что увидел писатель Константин Симонов: "Сначала добрались до позиций артиллерийского дивизиона, где орудия стояли под сетками и вели беспрерывный огонь по гребню желтой высоты, видневшемуся невдалеке, километрах в трех. Это и была сопка Песчаная. Но вел огонь не только этот дивизион – вели огонь еще несколько дивизионов, и гребень сопки, немножко впалый, как кратер вулкана, все время вспыхивал разрывами и дымился. Это было похоже на извержение, особенно если смотреть в бинокль…"
Последние бои на Халхин-Голе писатель видел у сопки Песчаной: "Чуть рассвело, началось наступление. … Отсюда до ближайшей сопочки было метров двести. По ней вели огонь наши пушки. Сопочка эта мешала подходу к высоте. Ожидали, когда ее займут, чтобы начать штурм большой высоты… Из окопов, на вершине маленькой сопочки, один за другим выскакивали – их было довольно много — японцы и бежали через гребень сопки назад, к седловине, к большой сопке. Видимо, они выскочили, не выдержав огня, а может быть, получив приказ отступить на главную сопку. Во всяком случае, они один за другим выскакивали и бежали назад. Комиссар дивизии не своим голосом закричал что-то, и две пушки, стоявшие сзади нас, перекатились на бугор рядом с нами, и артиллеристы очень быстро стали стрелять прямой наводкой по бежавшим в двухстах пятидесяти метрах от нас и очень хорошо видимым на гребне холма японцам. Снаряды один за другим попадали в самую гущу их. Кто-то еще бежал вперед, падал, опять бежал, наконец все упали. Может быть, мне показалось это, но у меня до сих пор сохранилось ощущение, что я видел, как снаряд угодил прямым попаданием в одного из японцев. Может быть, на самом деле снаряд разорвался у него под ногами, но я видел, как человек, который только что был, вдруг на моих глазах исчез. Через полчаса мы уже были на той сопочке, по которой стреляли наши пушки. Пушки катились дальше, пехота шла дальше, и к вечеру вся Песчаная высота была занята".
Маленькая война спасла СССР от большой?
Японские солдаты оборонялись до последней возможности. Пленных почти не было, вспоминает Константин Симонов: "Мы пошли по окопам, буквально забитым телами убитых японцев. Я никогда потом не видел такого количества трупов в окопах. Видимо, сюда сползлось все, что могло сползтись. Это была самая последняя точка организованного сопротивления. Очень много было исколотых штыками. Было очень много ходов сообщения, окопов, блиндажей. Вся сопка была изрезана ими вдоль и поперек. Кое-где еще раздавались выстрелы. Это доколачивали последних отстреливавшихся в блиндажах японцев. Потом при нас из песчаной норы вдруг вылез японец с поднятыми руками, с окровавленными и кое-как обмотанными бинтами лицом и шеей. Какой-то боец скинул с плеча винтовку и бросился на японца со штыком. Его остановили… Бой угасал. На горизонте начинало зеленеть и краснеть. По-прежнему пахло креозотом. Вдалеке в двух или трех местах слышались пулеметные и винтовочные выстрелы. Где-то на маленьких сопочках и пригорках и просто в поле бродили последние группы японцев. Их добивали в мелких стычках, по-моему, еще дня три. Но война уже заканчивалась, это чувствовалось".
Как писал Петр Григоренко об окруженном противнике: "В последующих боях эти части были полностью уничтожены. Японцы не сдавались, а прорваться не смогли. Во-первых, потому, что не имели приказа на отход с занимаемых позиций. Во-вторых, слишком велико было численное и техническое превосходство у нас. Но потери мы понесли огромные, прежде всего из-за неквалифицированности командования. Кроме того, сказывался характер Георгия Константиновича [Жукова], который людей жалеть не умел".
Сказывался характер Георгия Константиновича Жукова, который людей жалеть не умел
Попытки японцев контрударами деблокировать окруженную часть японской армии на Халхин-Голе были неудачными. До заключения перемирия было буквально несколько таких боев, вспоминал Константин Симонов: "Седьмого сентября японцы на нашем крайнем правом фланге в районе сопки Ирис-Улийн-Обо произвели пробу сил одним батальоном вновь подошедшей гвардейской дивизии. Батальон ночью занял сопку, а днем почти целиком лег на ней, оставив 496 человек убитых. Наши потери были всего шесть или восемь человек. Японцев раздавили артиллерией и танками".
Перед перемирием в сентябре, как увидел Симонов, "боев, в сущности, уже не было. Наши и монголы вышли на границу с Маньчжурией, воткнули флаги и начали строить полевые укрепления, устанавливать колючую проволоку, класть малозаметные препятствия, состоявшие из тонкой, невидимой в траве, свитой спиралью проволоки. … Рыли окопы, строили блиндажи. Кое-где вдоль границы происходили перестрелки с японцами. То там, то тут все еще добивали маленькие очажки японцев у нас в тылу и ловили одиночек. По ночам японцы стреляли, пробираясь к себе. На местах недавних боев наспех закапывали трупы. Там, где полевые дороги шли в теснинах между сопок, стоял тяжелый запах гниения. Ночи были холодные, днем бывало то сухо и ветрено, то дождливо и ветрено. Дождь пронизывал до костей". Константин Симонов вспоминает, что на Халхин-Голе у него "было романтическое ощущение войны, а не трагическое", как в 1941 году.
Интересны действия проигравшего сражение командующего японскими силами. Как пишет Константин Симонов: "Генерал Комацубара на следующий день после того, как кольцо наших войск вокруг его частей замкнулось, вылетел из этого кольца в тыл, в Маньчжурию. Формально, как показывали пленные офицеры, для организации отпора нашему дальнейшему продвижению в глубь Маньчжурии, а фактически, может быть, и просто для спасения своей особы. Впрочем, дело не в этом. Когда генерал Комацубара вылетел из окружения, у японцев, никак не ожидавших такого быстрого разгрома на Халхин-Голе, в эти дни ни в районе боев, ни на подходе не было никаких серьезных резервов. И наши, и монгольские войска наличными силами, будь на то приказ, могли бы в два-три дня пройти сто километров до самого Хайлара и, чего доброго, занять его без особого сопротивления. Но войска наши, наоборот, получили строгий приказ, выйдя на линию государственной границы Монголии, не пересекать ее, остановиться и немедленно начать окапываться, и возводить проволочные заграждения. Комацубара, после своего разгрома на Халхин-Голе почти ничего не имея под рукой, собрал все, что он мог наспех наскрести: пару железнодорожных батальонов, немножко баргутской кавалерии, остатки какого-то вышедшего из окружения полка, сводный полицейский полк. … Это была оборона в кавычках. Но мы, не имея приказания двигаться, не двигались и только продолжали возводить полевые укрепления на государственной границе. Комацубара со своей полицией и железнодорожниками тоже, естественно, не двигался, стоял на месте и доносил, что он "сдерживает натиск советских войск и не пускает их на маньчжурскую территорию". Так он простоял с неделю и дождался подхода спешивших из других пунктов Маньчжурии японских дивизий".
Данные о потерях противоречивы: Красная армия, видимо, потеряла убитыми и пропавшими без вести до 10 тысяч человек, а ранеными около 15 тысяч. Японские войска, по официальным советским данным, потеряли убитыми до 20 тысяч и ранеными до 40 тысяч человек. По японским данным, общие потери не превышали 20 тысяч человек, в том числе погибших – около 10 тысяч. Противоречивы и данные по потерям в авиации. Источники, кажущиеся достоверными, говорят о примерно 200 сбитых советских самолетах и 150 японских. Сообщения об уничтоженных более чем 600 японских самолетах не подтвердились.
Последствием неудачных для Японии боев с Красной армией стала отставка правительства Киитиро Хиранумы. Новый кабинет министров 15 сентября заключил соглашение о перемирии с СССР. При формировании нового кабинета министров в нем усилились представители "партии флота" и ослабли сторонники "партии армии". Это в значительной степени предопределило дальнейшую политику Японии в 1940–41 годах. 13 апреля 1941 года был заключен пакт о ненападении с СССР, а направление экспансии было направлено к источникам сырья в Юго-Восточной Азии. Это привело к конфронтации с Великобританией и США и к успешной, но по своим последствиям самоубийственной атаке Японии на Перл-Харбор.
Прояви военная сила СССР на Халхин-Голе себя слабее, возможно, был бы выбран альтернативный политический курс, который повел бы Токио на дальнейшую конфронтацию с Москвой, что оказалось бы выгодно нацистской Германии. Мог не быть подписан пакт о ненападении между Японией и СССР. А вот такая опасная альтернатива, как вступление Японии в войну с СССР в 1941 году, кажется совсем маловероятной. Нефть и уголь с Северного Сахалина Япония и так получала от СССР до 1945 года, когда Советский Союз разорвал пакт о ненападении, присоединившись к войне союзников с Японией, уже выигранной за счет атомных бомбардировок.
И в заключение – о судьбах советских героев. Никому не известный комдив Георгий Жуков нашел на Халхин-Голе маршальский жезл благодаря своей победе. Сталин посчитал его выдающимся полководцем. Карьерный взлет был мгновенным: Жуков в 1940 году стал генералом армии и был назначен командующим Киевским военным округом, а потом и начальником Генштаба. Он проявил себя как жестокий полководец, не считавшийся с потерями, задав свой шаблон командования подражавшим ему советским генералам.
Будущему первому маршалу Сталина фантастически повезло. Жуков прямых репрессий избежал и до, и после Второй мировой войны. А вот его начштаба Михаил Богданов в 1940 году получил 4 года лагерей за "неправильную демаркацию" все той же границы в Монголии по карте времен империи Цин, но был почти сразу чудом амнистирован, закончив войну генерал-майором, командиром дивизии. Самая горькая судьба ждала его коллег, таких же героев Халхин-Гола – Григория Штерна и Якова Смушкевича, которые были арестованы в мае – июне 1941 года и бессудно казнены той же осенью. Талантливые победители пугают диктаторов, и Сталин здесь не был исключением.
