В 1881 году сгорел венский Рингтеатр. Почти 400 человек, купившие билеты на "Сказки Гофмана", погибли: задохнулись или были затоптаны в давке. В числе жертв могли оказаться 25-летний Зигмунд Фрейд и его сестра Анна. Они собирались на это представление, но мать отчего-то им запретила. Возможно, именно воспоминаниями о жутком пожаре объясняется неприязнь, которую Фрейд впоследствии испытывал к театру как таковому. Но это не помешало ему открыть приемную в доме, построенном на месте сгоревшего и снесенного Рингтеатра. Этот дом назвали Sühnhaus, Дом искупления, и так же назван документальный фильм Майи Маккични, посвященный мистической истории этого квадрата на карте Вены: Schottenring, 7. Когда была подавлена революция 1848 года, здесь казнили ее предводителя Венцеля Мессенхаузера. Быть может, это место проклято с тех пор? Приемная молодого невролога Зигмунда Фрейда просуществовала здесь шесть лет. В 1891 году Полина Зильберштейн, пациентка Фрейда и дочь его друга, покончила с собой, бросившись с крыши "Дома искупления" во внутренний двор, и вскоре Фрейд переехал на Берггассе, 19, в дом, где сейчас находится его музей.
Готовясь к съемкам, Майя Маккични опубликовала объявление о том, что разыскивает сведения о пожаре 1881 года, и получила немало откликов. Обнаружились массивные двери, из-за которых и погибли сотни человек, ком расплавленного стекла и многочисленные изображения пожара: от газетных рисунков и гравюр до огромной картины в духе "Гибели Помпеи". Вена надолго запомнила этот пожар. Изменились даже театральные обычаи: прежде, если постановка не нравилась, было принято шикать, теперь этот звук стал напоминать шипение газа, из-за которого и вспыхнуло пламя, так что зрители предпочитали букать.
"Дом искупления" строили по указанию императора, был воздвигнут и массивный памятник погибшим. Сохранилась лишь одна часть монумента: Центральное кладбище Вены безжалостно бомбили в 1944 году. "Дом искупления" тоже по официальной версии был уничтожен бомбой, но Майя Маккични утверждает, что это вымысел. В соседнем доме располагалось гестапо, в конце войны там жгли документы, начался пожар, и огонь уничтожил почти весь квартал. Готический Sühnhaus можно было бы восстановить, но его снесли и построили безликую коробку, здание полицейского управления с огромным подземным бункером – штабом по управлению городским хозяйством на время всемирного пожара – ядерной войны.
Фильм "Дом искупления" – идеальный пример фортианского исследования, но Майя Маккични не только рассказывает мистическую историю о смертях и пожарах, но и обличает Австрию, страну, где, по ее мнению, забыли революцию 1848 года, слишком любят давно сгинувшую империю и недостаточно почитают Фрейда, – режиссер напоминает, что единственный памятник отцу психоанализа стоит в Вене рядом с помойкой, а цифрой 48 помечают свои машины венские мусорщики.
Разумеется, премьера такого фильма может пройти только на Виеннале, одном из лучших кинофестивалей в Европе. Бывают ли еще где-нибудь столь изощренные ретроспективы и спецпрограммы? Одна из них в этом году была посвящена исчезающим форматам, почти дожеванным дигитальным монстром: 8, 16, 35, 70 миллиметров. Какой же красоты мы лишились после того, как кинопроизводство отказалось от пленки! Воскресший после превосходной реставрации фильм Стефани Ротман "Студентки-сестрички" (1970), невменяемая эротическая комедия о калифорнийской медсестре, забеременевшей после приема ЛСД, и ее подруге, полюбившей мексиканского террориста, настолько красив, что кажется сделанным прямо на небесах, и его надо смотреть на пленке, YouTube всю красоту стирает.
Эксперименты с форматами продолжаются. "Планетарий" Ребекки Злотовски снят камерой Alexa 65 (первый опыт такого рода во Франции) ради того, что добиться эффекта 70-миллиметровой пленки. Это не вполне удается, хотя фильм действительно кажется порождением 60-х годов, словно его снимал Клод Шаброль. Фанаты Натали Портман, играющей американку, вместе с сестрой проводящую спиритические сеансы в предвоенном Париже, обсуждают "Планетарий" на своих форумах, но гораздо интересней другой герой – французский кинопродюсер, опекающий сестер. Это реальный человек, сейчас его имя мало кому известно, но в свое время он был знаменит. Выходец из Румынии Бернар Натан владел крупнейшей кинофирмой "Пате". Когда она обанкротилась, Натан был обвинен в финансовых преступлениях, арестован и помещен под арест. После оккупации французы передали Натана немцам, и он в 1943 году погиб в Освенциме. Ребекка Злотовски, смешавшая в "Планетарии" правду и вымысел, не обошла вниманием и роль Натана в создании порнофильмов. Есть версия, что он и сам был порноактером, однако последние исследования показали, что за него принимали других усатых мужчин.
В апреле 2016 года умер Тони Конрад. Он известен как автор музыки к возмутившим ханжей "Пламенеющим созданиям" (1963) Джека Смита, а его собственный фильм "Проблески" (не знаю, как лучше перевести слово Flicker) свел с ума публику на нью-йоркском кинофестивале в 1966 году. Точнее, треть публики, которая, глядя на равномерные вспышки на экране, погрузилась в галлюцинации: остальные либо ничего не заметили, либо сбежали из зала. Подобными экспериментами занимались в 60-е годы Уильям Берроуз и Брайон Гайсин, создатели "Машины сновидений", но кино, состоящее исключительно из вспышек, первым сделал Конрад.
Другая замечательная затея: Конрад хотел снять самый медленный на свете фильм, который продолжался бы 50 лет, и утверждал, что ему это удалось. Главное условие всех его проектов – категорическая малобюджетность. Конрад считал, что свободный человек должен тратить как можно меньше денег. В юности он снимал жилье за 12 долларов и питался вареными куриными сердцами. Правда, потом нашел преподавательскую работу и слегка обуржуазился. Среди его поздних проектов – бесконечный фильм про женскую тюрьму, всех заключенных которой играют переодетые мужчины. Конрад построил декорации прямо в своей квартире, начал съемки, но деньги кончились, один из главных актеров умер, и много лет в мансарде, где жил неудачливый режиссер, так и стояли тюремные камеры-клетки.
Конрад считал, что следует покупать самые дешевые и плохие скрипки и извлекать из них чудовищные, ни на что не похожие звуки. В 21-м веке старые записи Конрада стали переиздаваться, теперь его называют великим композитором-минималистом.
Эти и другие не менее поразительные подробности о жизни Тони Конрада я узнал из документального фильма "Только в настоящем времени".
О влиянии Конрада на кинематограф можно было судить по новейшим экспериментам со вспышками на экране. Вернувшись из Вены, я посмотрел в пражской синематеке перформанс австралийца Ричарда Туохи Dot Matrix: два 16-миллиметровых проектора покрывают экран пульсирующей сыпью точек, всё это крутится со зловещим бульканьем, порожденным пляской таких же точек на звуковой дорожке фильма.
Ричард Туохи уверен, что зрители должны испытывать некоторую эйфорию, сходную с эффектом, который производит экстази, но должен признаться, что я ничего особенного не почувствовал. В фильме "Дом искупления", кстати говоря, этот феномен объясняется. Незадолго до пожара в венском Рингтеатре выступал заезжий гипнотизер, а не верящая в чудеса публика обвинила его в шарлатанстве. Артиста забрали в полицию и потребовали продемонстрировать свое искусство. Начальник полиции не поддался гипнозу, на его заместителей гипноз тоже не подействовал, а вот младших чинов легко удалось превратить в зомби. Майя Макични объясняет это явление социальным неравенством: чем беднее и бесправнее человек, тем проще внушить ему что угодно.
Проблемам самых бедных и бесправных посвящен фильм "В приемной", снятый в кабинете парижского врача, принимающего пациентов, у которых нет медицинской страховки, а зачастую и вообще каких-либо документов, – беженцев из Африки и Азии. Интересно, что жалобы у этих несчастных, живущих в лагерях, ночлежках, а то и просто на улице, примерно такие же, как у обеспеченных американских и европейских обывателей: депрессии и бессонницы. И, точно так же, как утомленные жизнью буржуа, они поглощают горы антидепрессантов и снотворных таблеток.
Не знаю, принимает ли какие-нибудь таблетки Петер Хандке, но, судя по посвященному ему фильму, писателю стоило бы обратиться к психологу. Хандке испытывает неодолимое отвращение к компьютерам и никогда ни одним не пользовался, поскольку, как он говорит, компьютеры лишены эротизма. Пишет Хандке в бесчисленных тетрадях и блокнотах, и это весьма прибыльная тактика: в 2007 году австрийское государство приобрело его рукописи за полмиллиона евро. Есть у великого писателя и другие причуды: например, он любит вышивать мулине и украшает свои рубашки алогичными узорами.
Камера так долго ползет по стопке написанных Хандке книг, что становится стыдно за российских издателей, большую их часть проигнорировавших. Не переведены на русский и эссе о путешествии по бывшей Югославии. В отличие от большинства европейских интеллектуалов, Хандке симпатизировал Слободану Милошевичу, даже произнес речь на его похоронах. Просербская позиция Хандке вызывала скандалы, и в фильме эта тема обсуждается осторожно: герой ничего особенно радикального не говорит, но и от своих взглядов не отрекается.
Европейские интеллектуалы, подпавшие под обаяние политиков-злодеев, запечатлены в выпусках кубинского информационного киножурнала 60-х годов Noticiero ICAIC, который несколько дней показывали в Вене. Это мировая премьера: кубинские зрители поневоле смотрели пропагандистские ролики перед кинофильмами, а за границей их не видел почти никто, тем более склеенными вот так в бесконечную ленту хроники: Фидель и Хрущев на утиной охоте в Подмосковье, Фидель и Хрущев в Нью-Йорке, Фидель и Майя Плисецкая, Марсель Марсо и Бобби Фишер в Гаване, высадка на Плая-Хирон, разрушительный ураган 1963 года, смерть сперва Камило Сьенфуэгоса, а потом Че Гевары. А вот о советских ракетах, ставших причиной Карибского кризиса 1962 года, в хронике нет ни слова.
Интересно наблюдать за Фиделем. Он выглядит неуверенным в себе неврастеником, ему тяжело выступать, он рыхлый мямля, без всякого обаяния. Опрометью убегает с трибуны как жулик, выкрикнув "Родина или смерть. Venceremos!" И все же этот невзрачный бородач сохранил власть на 60 лет, пережил всех своих врагов – Эйзенхауэра, Кеннеди, Линдона Джонсона, да и всех друзей тоже: в хронике вокруг него и Рауля одни покойники. Черт знает, почему боги так полюбили этих хмурых братьев.
В пропагандистских фильмах самое интересное – случайный мусор, то, что попало по недосмотру редактора и цензоров. На экране – помпезный парад, выступает Фидель, и вдруг мы видим, как за спинами военных несут женщину на носилках: видимо, зрительнице стало плохо. Все аплодируют очередной речи вождя, но камера задерживается на человеке, который не хлопает, потому что у него рука в гипсе. Выступает прогрессивная певица из Франции, приехавшая поддержать Кубу, а нам показывают кривые пальцы ее левой ноги в прорези босоножки. Вредительство!
Любопытен язык кубинской пропаганды: например, ненавистные американцы именуются только "янки". Чем хуже дела на самой Кубе, тем больше сюжетов о кознях янки и вообще заграничных новостей. При этом кадры очередного американского безобразия идут под песню Yellow Submarine, а скучный сюжет о проливных дождях предваряется сценой из мюзикла Singin' In The Rain – так тихой сапой протаскивалась на землю "Острова Свободы" буржуазная масс-культура.
Таких спецпрограмм, как на Виеннале, нет ни на одном кинофестивале. В этом году, помимо кубинской хроники, можно было посмотреть все фильмы недавно скончавшегося режиссера Питера Хаттона, создававшего кинопортреты городов и пейзажей, – особенно хорош его черно-белый цикл о Нью-Йорке. Беда лишь в том, что Хаттон принципиально снимал фильмы без звука, так что смотреть их лучше в одиночестве, а не в набитом кинозале, где непрерывным аккомпанементом неизбежно становятся скрип кресел, кашель и бурчание в животах соседей, и страшно пошевелиться, поскольку каждый шорох слышен всему залу.
Самая большая ретроспективная программа, идущая в венском музее кино целый месяц, посвящена второй жизни одного сюжета. Можно сравнить две версии хичкоковского "Человека, который слишком много знал" или два варианта фильма "М" (Фрица Ланга и Джозефа Лоузи), а я сходил на одну из экранизаций романа Хемингуэя "Иметь и не иметь" –фильм Майкла Кертиса "Переломный момент" (1950). Сюжет вы знаете: крепыш-капитан ради жены и детей ("Ты должен думать о том, как кормить нас!" – объявляет ему супруга) связывается с бандитами и одного за другим убивает. Изменить жене с роковой блондинкой он при этом не решается, потому что приличная публика такого не простит. Как же изменились представления о героях с тех пор! Случилось так, что сразу после этого фильма я посмотрел пять новых работ студентов Калифорнийского института искусств CalArts. Первый был про геев-дошкольников, второй про поиск белокожей девушкой бабушки-афроамериканки, третий – о сложностях адаптации пожилого эмигранта из Кореи, четвертый – бессмысленно-концептуальная переделка финала "Токийской истории" и пятый – по феминистской линии. Мужественные белые мужчины с большими пистолетами новое поколение режиссеров не интересуют вовсе, и я думаю, что ничего дурного в этом нет.
Еще одна маленькая ретроспектива: фильмы умершего в январе Жака Риветта, одного из моих любимых режиссеров. Вероятно, я был первым человеком в Советском Союзе, который посмотрел "Северный мост" – его показывали, в обход цензуры, во французском консульстве в Ленинграде в 1985 году, вскоре после смерти Паскаль Ожье, играющей инопланетную девушку Батист, уверенную, что всех злодеев, которые ее преследуют, зовут Макс. Фильм меня поразил, и потом, пересматривая его через много лет на видео, я понял, что знаю всё наизусть: вот сейчас Паскаль подменит портфель, перетянутый красной резинкой, а теперь бросит вызов дракону, стерегущему мост, вытащит из телефонной будки болтливого иностранца и пристрелит его, а вот Макс в костюме окружит ее, словно муху, огромной паутиной и усыпит. В Вене "Северный мост" представляла вторая героиня – Бюль Ожье, одна из любимых актрис Риветта. Только от нее я узнал то, что мог бы понять и сразу: Риветт был вдохновлен Сервантесом, и Батист – родственница Дон Кихота.
Гостем Виеннале была Патти Смит, в кинотеатре "Метро" открыли выставку ее фотографий: костыли Фриды Кало, чучело медведя из усадьбы Льва Толстого, белое покрывало на постели Китса, могилы Бетховена и Берроуза-деда, стул Роберто Боланьо, трость Вирджинии Вулф, фетровый костюм Йозефа Бойса – всё маленькое и черно-белое, словно украдено из старого уголовного дела. Виеннале завершился концертом Патти Смит в День Всех Святых, и я не сомневаюсь, что самые разумные из этих святых покровительствуют фестивалю.
