Тадей Голоб (р. 1967) – самый известный в Европе словенский писатель, автор серии психологических криминальных романов, главный герой которых, детектив по имени Тарас Бирса, вроде бы без всяких шансов на успех расследует запутанные преступления. В конце концов инспектор неизменно находит злодеев, хотя дело вовсе не обязательно заканчивается торжеством справедливости. Критики называют стиль некоторых книг Голоба "скандинавским нуаром", писатель работает в ныне модном "кинематографичном" клиповом ключе, помещая сюжеты своих повествований в общий контекст развития бывшей югославской республики, показывающей, кстати говоря, пример успешной политической и экономической трансформации.
Голоб много лет работал в журналистике, он известен и как альпинист с международной репутацией, соавтор травелога о лыжном спуске с Эвереста и велопутеводителя по горным перевалам Словении, а также биографий словенских политиков, спортсменов и музыкантов. Крими-романы Голоба, выходящие в издательстве Založba Goga, переводятся на разные языки – от английского и арабского до итальянского и украинского, по его романам снимают телесериалы, однако русскоязычной читающей публике этот писатель вряд ли известен. Так что этой публикацией Радио Свобода открывает своей аудитории новое имя. Как литератор из маленькой страны смог добиться известности в Италии, Египте и Великобритании? В какой степени современный детектив должен соотносить вымысел и реальность? Что общего между альпинизмом и работой автора криминальных романов?
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– Тадей, главного героя ваших романов зовут Тарас Бирса. У этого инспектора полиции, а потом и частного детектива из Любляны скорее украинское имя, в Словении с Тарасом вряд ли познакомишься. Чем вам это имя понравилось?
– В Словении иногда встречается имя Тарас, известен, например, литератор Тарас Кермаунер. Но вы правы, это все-таки не слишком распространенное у нас имя, для словенского уха оно звучит немного по-иностранному. Придумывая главного героя, я понимал, что если использовать традиционное словенское имя вроде Янез или Новак, то читателя оно не "зацепит". "Тарас" – это почти по-словенски, но все же непривычно. Я руководствовался, кстати, и мировой традицией: в конце концов, и у Шерлока Холмса, и у Эркюля Пуаро не самые типичные для Англии и Бельгии имена.
Смотри также Потребность не бунтовать. Мирьяна Новакович – о сербских книге и душе– Вы пишете очень легко, главы ваших криминальных романов короткие, за развитием сюжета несложно следить. У вас почти кинематографический стиль, не случайно словенское телевидение охотно снимает сериалы по сюжетам ваших книг. Эти сюжеты динамичны и устроены как обычная жизнь: немного зла, немного убийств, щепотка саспенса, немного любовной истории, немного секса, толика бытовых событий, даже решения бытовых проблем. Как вы соотносите коммерческий принцип (книга – это товар, чем активнее он продается, тем лучше) с чистым искусством?
– Главное, чтобы написанное мною было интересно. Важно, чтобы читатель, знакомясь с книгой, не испытывал от излишне сложного текста страданий.
– Где вы берете идеи и сюжеты? Это целиком вымышленные истории или вы основываетесь на реальности? Убийства в ваших романах придуманные или "настоящие"?
Трейлер сериала "Озеро" по одноименному роману Тадея Голоба
– Это все вымысел чистой воды. Иногда я могу опереться на действительно происходившие события, но вообще-то у меня богатая фантазия. Почти всегда я просто обыгрываю обстоятельства, сложившиеся в словенском обществе. Практически за каждым характером моих книг стоит какой-то реальный человек, с которым я лично знаком, так что беру часть ДНК этого человека и постепенно превращаю его в книжного героя. В каком-то смысле эти книжные люди существуют в действительности, понятно, что они немного или в значительной мере другие, чем в реальной жизни, но они все же существуют. Конечно, убивать кого-то даже в придуманной жизни не слишком приятно, но, увы, без преступлений и убийств криминальной литературы не бывает. Это закон жанра: если ты берешься написать детективную историю, то будь готов к тому, что на страницах книги кто-то будет убит.
– Вам важна национальная литературная традиция, условно говоря, творчество Ивана Цанкара или Бориса Пахора? Вы, может быть, связаны с традициями югославской литературы в более широком смысле? То обстоятельство, что сюжеты ваших книг плотно погружены в словенскую реальность, не мешает заинтересовывать читателей из других стран?
Если получится – пусть меня читают в разных странах, если нет – ничего страшного, останусь в Словении
– Не думаю, что помогает, но так уж я работаю. Я хорошо знаю свою страну, и если кто-то захочет читать мои романы, он должен рассчитывать на то, что получит рассказ о Словении. Я, кстати, не думаю, что словенское общество так уж сильно отличается от обществ других европейских стран, по крайней мере, насколько я эти общества знаю. Важна ли для меня словенская литературная традиция? Я больше опираюсь на себя, на понимание общих законов криминального жанра. Конечно, как и все словенцы, я еще в школе читал прозу Цанкара, но скорее ориентируюсь не на классику прошлого столетия, а на более современных авторов. На меня более, чем отечественная литература, влияет мировая, включая Достоевского с Толстым – впрочем, как влияют и качественные кинодетективы вроде "Грязного Гарри". Что касается национальных корней (и моих, и моих героев), то не думаю, что здесь прослеживаются какие-то особые связи с бывшими югославскими республиками. Национальные особенности не слишком важны, человеческие характеры между собой различаются куда более значительно.
– Насколько Тарас Бирса близок к человеку, который его придумал? Вы более-менее ровесники, вы подробно пишете о том, что он думает, как смотрит на жизнь. Несколько лет назад в одном интервью вы сказали, что Тарас Бирса – наполовину вы, а наполовину Клинт Иствуд? Это и теперь так?
– Отчасти так. У нас схожие темпераменты, часть моих жизненных фрустраций – это фрустрации Тараса, но у него хватает и своих собственных, таких, которые расстроили бы меня, заметь я их в себе. Конечно, то, что происходит с ним, – совсем не то, что происходит со мной, а вот реакции на внешние события часто схожи.
– Верно я понимаю, что вас интересуют характеры на грани жизненного слома, на переходе от одного состояния к другому? Таков и Бирса, таков и герой вашего дебютного романа "Свиные ножки" Яни Бевек. Вы намерено смешиваете крими-истории с внутренними проблемами своих героев?
– Совершенно сознательно. Кризис подталкивает вперед любой сюжет. Если в книге нет конфликта, зачем кому-то ее читать? То же самое в нашей частной жизни: если нет сомнений, нет размышлений, что движет нас вперед?
Смотри также Ахмед Бурич: "Начинается выстрелом, завершается пулей"– Словенский книжный рынок не особенно велик, на словенском языке говорят по всему миру не более 2,5 миллиона человек. Вы думаете о том, чтобы расширить аудиторию, учитываете это как-то в работе?
– Ситуация позволяет мне финансово нормально существовать и в условиях относительно небольшого словенского книжного рынка. Но, конечно, важно найти выход на более широкую аудиторию, такова одна из моих задач. Но моя писательская судьба от этого не зависит. Я не особенно слежу за переводами своих романов, всего таких переводов 10 или 15. Конечно, каждое новое издание на новом языке – еще одно подтверждение интереса к моей работе и качества моей работы, ну и финансовая сторона имеет значение. Но первое обстоятельство – подтверждение качества – для меня важнее второго. Заметно корректировать стиль письма или сюжеты только для того, чтобы попасть на новые рынки, я не готов, по принципиальным причинам. Буду писать так, как писал до сих пор, как пишу сейчас. Если получится – пусть меня читают в разных странах, если нет – ничего страшного, останусь в Словении.
– В русской традиции писатель обычно нечто большее, чем просто писатель. От каждого известного интеллектуала ожидают заявлений по актуальным вопросам общественной жизни. Как вы себя ведете в этом отношении?
– Я не участвую активно в политической жизни и обычно никаких заявлений не делаю. Но если спрашивают что-то в интервью, то отвечаю честно. В прошлом у меня случались конфликты со словенской властью, с теми политиками, которые, к счастью, сейчас уже в оппозиции. Но вообще я стараюсь не лезть в политику и не хочу ею заниматься.
– Некоторые ваши книги переведены на украинский язык, но вы никогда не издавались в России. Есть такой интерес?
– Да, если бы появилось предложение, то согласился бы. И в Москву бы поехал, только если бы не пришлось там встречаться с Владимиром Путиным. Ну вот в США к власти вскоре может прийти Дональд Трамп, и у власти в США уже был Трамп, но я же продолжаю туда ездить! Когда при мне упоминают Россию, я прежде всего думаю не о Путине, а о другом: для меня это страна Толстого, Достоевского, Булгакова. Читатели, аудитория для писателя важнее, Путин далеко не на первом месте.
– Один из ваших недавних романов называется "Парк имени Ленина". Это не "скандинавский нуар", преступление происходит жарким летом в Любляне. Откуда такое название? Неужели кто-нибудь в Словении еще помнит имя Владимира Ленина?
– Ну, я думаю, есть люди, по крайней мере моего поколении, которые знают, о ком идет речь, когда упоминается Ленин. В Любляне есть небольшой парк, скорее даже часть парка, который раньше назывался парком имени Ленина. Его давно переименовали, но горожане по-прежнему используют старое название. Именно там и происходит моя романная история.
– Вы начинали литературную карьеру как журналист, издавали сборники журнальных текстов, писали биографии словенских спортсменов, музыкантов и политиков, прежде чем десятилетие назад занялись сочинением почти исключительно детективов, если не считать вышедшего недавно путеводителя для велосипедистов по горным дорогам и перевалам Словении. Чем объясняется такая динамика?
– Да, я начинал как журналист, потом писал биографии известных в стране спортсменов, музыкантов и политиков. С велопутеводителем вышла особая история: несколько лет назад я попал в дорожную аварию и вообще не был уверен, что до конца жизни смогу снова сесть в седло, так что эта книжка появилась как своего рода компенсация перенесенной травмы. К счастью, все обошлось, свой путеводитель я до сих пор совершенствую, еще какое-то время буду над ним работать.
Детективы далеко не сразу стали для меня главным жанром, но сейчас могу сказать, что как писатель я полностью реализовал себя именно как автор криминальных романов. В этом жанре мне "всего хватает", в этой среде я чувствую себя идеально, придумывание детективных историй меня больше всего интересует. Не смогу объяснить, как именно в моей голове рождаются новые темы, но сейчас я заканчиваю уже седьмой роман о Тарасе Бирсе. Поначалу планировал написать три связанных фигурой общего героя романа, когда они вышли, подумал, что всего книг будет пять, а теперь полагаю, что их будет 10. Через два-три года станет окончательно понятно, на каком числе я остановлюсь.
– В интернет-биографиях вас иногда вначале представляют как словенского альпиниста, а не как словенского писателя. Вы в свое время работали в словенском альпинистском журнале Grif, первая ваша книга "С Эвереста", в которой вы выступаете как соавтор, – отчет о путешествии на Джомолунгму в 2000 году. Целью этого восхождения был еще и спуск с вершины до базового лагеря на лыжах одного из участников команды Даво Карничара. Ваш детектив Тарас Бирса тоже альпинист. Известно, что это опасное занятие – не только вид спорта, но и особая философия. Она связана с философией писательского творчества?
– Думаю, я был бы куда менее успешным писателем, если бы не был альпинистом. О себе я в первую очередь до сих пор думаю как об альпинисте. Для меня многое в альпинизме и в литературе связано. Ощущение, когда ты начинаешь писать, действительно напоминает ощущение альпиниста, стоящего у стены перед началом восхождения. Ты сам себе кажешься невероятно маленьким, ты не знаешь, дойдешь ли до цели – поднимешься ли на вершину, закончишь ли роман. В скалолазании и в писательстве одинаково важно найти верное направление движения, и каждая мелочь на пути невероятно важна.
– Вы помните свои главные ощущения на вершине Эвереста?
– Ощущения сложные, слепящее солнце, очень холодно, температура минус 40 градусов. Мне посчастливилось вместе с двумя друзьями оказаться на вершине в тот момент, когда вокруг никого, кроме нас, не было. Это ощущение полного одиночества, наверное, как в открытом космосе. Ты оказываешься невероятно далеко от всех человеческих обстоятельств, и ты это чувствуешь. Чувствуешь, что опасность очень близко. Я был членом группы, которая помогла Даво Карничару стать первым в мире человеком, спустившимся с главной вершины мира на лыжах. Это невероятно сложно, поверьте мне.
– Альпийская вершина Триглав – один из главных символов Словении, ее изображение попало даже на герб вашей страны. В Любляне и Мариборе в ходу шутка о том, что каждый словенец обязан подняться на эту вершину. Да, это шутка, но большинство моих словенских знакомых и вправду поднимались на Триглав, выше 2800 метров, включая первого президента вашей страны Милана Кучана. Со спортивной точки зрения это опасное предприятие?
– Триглав важен для словенской мифологии и национального сознания, это верно. На вершину ведут несколько маршрутов. Есть простые пути, доступные для туристов с простыми навыками горных прогулок, но есть и сложные подъемы, требующие специальной подготовки. Многие словенцы приезжают к Триглаву, даже если они никакие не альпинисты. Северный щит – я проходил его не меньше 20 раз – достаточно сложен, это большая гора. И да, я тоже считаю, что каждый словенец хотя бы раз в жизни должен подняться на Триглав, – рассказал в интервью Радио Свобода словенский альпинист и писатель Тадей Голоб.