Сергей Медведев: В Украине идут две войны: одна из них – это война России на уничтожение украинской нации и культуры, другая – война против природы, окружающей среды. Разрушены уникальные экосистемы, загрязнены почвы и водоемы, убиты миллионы животных. Кто заплатит за эти потери и разрушения? Как война России в Украине отодвигает глобальную экологическую повестку?
Корреспондент: Война в Украине вызвала и природную катастрофу. Сильнее всего пострадала Днепропетровская область, где после подрыва Каховской ГЭС в воду попало множество вредных веществ. Ущерб в остальных областях связан в основном с российскими атаками на промышленные центры Украины.
По оценке экологов, ущерб природе Украины составляет около 54 миллиардов долларов. Сильно пострадала и почва, которой до сих пор угрожают шахтовые воды и массовые захоронения, произведенные без соблюдения санэпидемнорм; после окончания войны предстоит огромная работа по разминированию почвы. Часть вредных веществ, в том числе ГСМ, попадает и в воду, делая ее непригодной для питья и вызывая мор рыбы. Постоянные обстрелы приводят к лесным пожарам, уничтожая популяцию животных и птиц, а разрывы снарядов в акватории Черного моря влияют на морских обитателей, например дельфинов, у которых нарушается эхолокация.
Разрушены уникальные экосистемы, загрязнены почвы и водоемы, убиты миллионы животных
Сергей Медведев: С нами Алексей Василюк, украинский эколог, организация экспертов-биологов Ukrainian Nature Conservation Group (Украинская группа консервации природы). Хочу начать разговор с совершенно апокалиптических картин: скажем, лес в Бахмуте, где деревья сожжены до самых корней. Сколько таких лесов в Украине?
Алексей Василюк: Думаю, это не более 100 тысяч гектаров. Для Украины это очень много, тем более что эти леса были особо охраняемыми территориями, заповедниками, национальными парками: это и Чернобыльский, и Черноморский биосферный заповедники. Эти объекты охраняются ЮНЕСКО. Как минимум четыре национальных парка. Леса, которые сгорели на юге Украины в районе Кинбурнской косы в Херсонской области, – в нынешнем климате там уже больше никто никогда не сможет посадить.
А в восточной Украине вдоль долины реки Северский Донец сгорело наибольшее количество лесов. Лиман, Северодонецк, Белогоровка, Святогорск, Богородичное, где проходили бои, – это все населенные пункты, которые находятся в Национальном природном парке Святые горы или вокруг него. Город Изюм тоже совсем рядом. И бои за все эти населенные пункты шли в самом большом лесу Восточной Украины. Естественно, в результате от него почти ничего не осталось.
Сергей Медведев: Но все же основные разрушения – это на востоке?
Алексей Василюк: По площади – да.
Сергей Медведев: Сейчас, наверное, сложно оценить ущерб в зоне, оккупированной российскими войсками?
Алексей Василюк: Это невозможно – нас там просто нет. Когда-то война закончится, но мы только через много лет сможем попасть на эти территории, потому что разминирование будет длиться до 70 лет!
По оценке экологов, ущерб природе Украины составляет около 54 миллиардов долларов
Вот Каховское водохранилище. Несколько населенных пунктов было полностью затоплено, но почти вся остальная затопленная территория, больше 90%, – это были природоохранные зоны, национальные парки и заповедники. А само водохранилище стекло, и две с половиной тысячи квадратных километров стали просто сухим дном. А июне все говорили: "Всё, здесь будет пустыня!" Мы не спешили такое говорить, но даже представить не могли, что сейчас, через четыре месяца после этих событий, там уже будут расти деревья выше человеческого роста! Хотя мы знали, что в пойме реки будет восстанавливаться природа.
Сергей Медведев: Самое крупное тяжелое событие для экологии – это подрыв дамбы водохранилища?
Алексей Василюк: Конечно! Две с половиной тысячи квадратных километров водохранилища со всем, что в нем жило, утекли в море, и все погибло в морской воде. Это был такой бурный поток, который сносил все, включая деревья, и уносил в море. Все животные вниз по течению были уничтожены. Судя по всему, даже несколько видов рыб перестали существовать на планете, потому что встречались только в Нижнем Днепре, а их тоже выбросило в открытое море. Но теперь наступил следующий этап: природа восстанавливается.
Сергей Медведев: Какие еще зоны экологического бедствия вы назовете?
Алексей Василюк: На первом месте я бы назвал взрывы боеприпасов по всей линии фронта. По некоторым оценкам, ежедневно взрывается до 40 тысяч снарядов – это очень много. 100% химического состава боеприпаса оказывается в окружающей среде. Большая его часть уходит в атмосферу и упадет где-то дальше, может быть, даже в соседней стране, а часть сразу падает в почву.
Сергей Медведев: А что с Запорожской АЭС? Насколько был велик ущерб в чернобыльской зоне?
Алексей Василюк: Из того, что действительно произошло, всё произошло в чернобыльской зоне. Даже при том, что на территории Запорожской АЭС взрывались какие-то снаряды, подрывали заминированные объекты, все это не привело к последствиям, связанным с радиацией, выбросов не было. Конечно, пока там есть российские войска, остается угроза: мы уже знаем, что они способны на теракт, на убийство мирного населения. Но, к счастью, насколько я понимаю, практически исключена вероятность таких событий, которые были в 1986 году в Чернобыле. Это электростанция другого типа. Но это самая большая АЭС в Европе, и если они ее окончательно сломают, будет плохо и нам, и другим странам тоже.
В Чернобыле сгорело до 30 тысяч гектаров леса. Сейчас чернобыльская зона, хотя и заражена радиацией, но это самый большой дикий лес в Центральной Европе. За время после чернобыльской катастрофы вся территория, ранее занятая селами, колхозами, полями, заросла лесом. Бобры перекрыли все осушительные каналы. Сейчас это прекрасный заболоченный лес, который приносит очень классный эффект, с точки зрения микроклимата и глобального климата.
Каховское водохранилище со всем, что в нем жило, утекло в море, и все погибло в морской воде
Там работают люди, там даже есть участки, где рубят лес. С 2016 года она стала заповедником и хозяйственное использование сократилось – туда ездят ученые. Поскольку российские войска вторгались с севера, через эту зону, они полностью разворовали все имущество зоны, всю технику, а все, что не смогли забрать, сломали. Десятилетиями Украина получала финансирование со всего мира на ядерные программы, потому что только здесь можно было исследовать последствия ядерного взрыва. Все это пошло коту под хвост. Кроме того, горел лес, и это действительно не очень хорошо, потому что деревья-то заражены, и что-то разносилось, но не критически.
Сергей Медведев: Существуют ли приблизительные оценки потерь животного мира?
Алексей Василюк: Точно сказать, конечно, нельзя. Если это мелкие животные, которые живут в почве, то в горсти земли может быть до восьми тысяч экземпляров разных видов. Но мы изучили, какие животные и растения могут вообще исчезнуть с лица земли вследствие войны. Например, два вида муравьев существовали только на островах, полностью смытых Каховским водохранилищем. Четыре вида рыб и несколько видов мелких рачков, которые встречаются только в нижнем течении Днепра, где-то суммарно до 12 видов всего, что живет в воде, – это все было выплеснуто в море.
Сергей Медведев: Рассуждает Неля Рахимова, эксперт в области экологического планирования и климата.
Неля Рахимова: Выброс загрязняющих веществ вследствие непосредственно военных действий – здесь коллеги с Украины активно ведут подсчеты. Это выброс и углекислого газа, и всех других парниковых газов, которые повлияют на изменение климата. Здесь огромные цифры, огромные ущербы. Физические разрушения: мы едем на танке и уничтожаем среду, экосистемы, наносим физический ущерб. То же касается живых существ, их среда обитания разрушена. Я уже не говорю про минирование обширных территорий, которые становится невозможно использовать человеку; это наносит и природный ущерб. Здесь и эрозия почв, и загрязнение вод и воздуха, и физическое завершение среды обитания, и формирование антропогенного военного ландшафта.
Сергей Медведев: К нам присоединяется Ангелина Давыдова, эколог, журналист, главный редактор журнала "Экология и право".
Мы видим атаки по зерновой инфраструктуре одесского порта, видим, как горят склады с зерном, как Россия срывает зерновую сделку. Насколько серьезно подорвет война глобальную продовольственную безопасность?
Ангелина Давыдова: Война создала довольно существенные риски для глобальной продовольственной безопасности, хотя опыт прошлого года показал, что к прямому продовольственному кризису война не привела. Была достигнута продовольственная сделка, настроены альтернативные пути поставки зерна. Довольно часто это более длинные пути, то есть зерно обходится дороже или для его доставки конечным потребителям используется больше ископаемого топлива. Возникали довольно серьезные опасения по поводу поставок продовольствия из России и Украины, и здесь мы наблюдаем интересную непрямую связь с экологическими последствиями войны. Например, целый ряд бразильских экологов отмечали, что идущая война, сопутствующие санкции, разрушение портовой инфраструктуры, сложности с доставкой зерна приводят к тому, что в Бразилии и Аргентине увеличивается производство зерна, для чего продолжают вырубаться влажные тропические леса.
Война создала существенные риски для глобальной продовольственной безопасности
Сергей Медведев: Такое ощущение, что война отодвигает "зеленую" повестку и весь этот тренд, связанный с декарбонизацией.
Ангелина Давыдова: Пока слишком рано говорить об этом. Все больше стран говорят: посмотрите, вот к чему привела наша зависимость от поставщиков ископаемого топлива! Ведь в мире не так много стран, которые поставляют природный газ или нефть. Во многих из них политические режимы далеки от идеально демократических. Конечно, эта война показывает, что зависимость от таких стран опасна. Вообще, зависимость от ископаемого топлива в политическом смысле опасна. А если мы принимаем во внимание еще и климатическую, экологическую составляющую, все это укладывается в единую картину, которая говорит о том, что все-таки переход на возобновляемые источники энергии, дальнейшая декарбонизация – это процессы, которые продолжаются и будут продолжаться. Замедлятся ли они непосредственно из-за войны – это мы пока оценить не можем.
Сергей Медведев: А что сейчас происходит в самой России? Судя по новостям в последний год-полтора, Россия практически отказывается от экологической повестки, расконсервируются все месторождения, идет тренд на накачку государственной экономики, оборонного бюджета, производства.
Ангелина Давыдова: На формальном уровне Россия продолжает говорить, что она привержена ценностям Парижского климатического соглашения. Другой тренд: Россия в мировом пространстве пытается выстроить вокруг себя дальнейшую дружбу с, условно говоря, незападными странами, то есть с теми, которые в России называются "дружественными", в том числе и по треку экологии, и по треку климата.
А внутри страны ситуация складывается так, что какое-то экологическое законодательство было откручено назад (связанное, например, с мониторингом и снижением промышленных выбросов в крупных городах с высоким уровнем промышленного загрязнения). Там должно было быть установлено специальное оборудование, которое мониторило бы и в режиме реального времени передавало данные о загрязнении и, как все надеялись, привело бы к его снижению. Но сейчас многие компании говорят: "Нам не до этого. У нас такая нагрузка из-за санкций, из-за всего, давайте поднимем сроки".
Сергей Медведев: "Все для фронта, все для победы" – какая сейчас экология?!
Ангелина Давыдова: Да, этот тренд есть. Новые проекты добычи различных ресурсов – какие-то из них запускаются, а какие-то нет. Многие иностранные партнеры отвалились.
"Все для фронта, все для победы" – какая сейчас экология?!
Сергей Медведев: Но иностранные же проводили экологический аудит. А с суверенизацией экономики и с китайскими партнерами экологические приоритеты тоже, наверное, отодвигаются?
Ангелина Давыдова: Тут тоже есть опасения. Где точно еще открутилось экологическое законодательство – это в вопросах общественного контроля, экологической экспертизы. Военная экономика объявлена священной коровой, и надо срочно добывать, строить, перерабатывать что-то новое – в связи с этим очень многие нормативы по госэкоэкспертизе и по общественным экспертизам были либо отменены, либо поставлены на паузу. Ряд общественных организаций в России продолжают с этим бороться, но некоторые объявлены нежелательным и, по сути дела, запрещены к работе в России, в том числе Гринпис, WWF, "Беллона". Практически все крупные игроки вынуждены закрывать свои представительства в России.
При этом для граждан России в большинстве регионов экологическая тема по-прежнему остается очень важной. Экологические протесты интересным образом сохраняются. Многие региональные экологические организации продолжают работать по этой повестке, идут разнообразные протесты.
Сергей Медведев: Какое влияние оказывает война в Украине на глобальную экономику, на глобальное мышление? По-моему, идет сильная перестройка глобальной экономики в сторону большей роли государства, оборонных бюджетов, возвращение более традиционных оборонительных и протекционистских моделей мышления. Не видите ли вы тут угрозы глобальной экологической повестке, того, что эти все тренды отступят перед тем, что государство и мировая система возвращаются назад к тому моменту, когда еще не было осознания международных угроз, климатических и прочих?
Ангелина Давыдова: Уже во время пандемии мир чуть-чуть качнулся в другую сторону от глобализации: закрытие границ, барьеры, визы. Те же ковидные ограничения серьезным образом повлияли на цепочки поставок и сломали многие из них. И этот тренд продолжается, в том числе из-за войны и из-за торговых последствий. Другое последствие: страны теперь смотрят: а можем ли мы стать более независимыми по целому ряду вопросов? Например, энергонезависимыми или с точки зрения продовольствия и многих других ресурсов? Первые месяцы после начала войны ряд коллег вокруг меня называл это "поведением хомяка". Когда глобальному рынку энергии грозил недостаток ископаемого топлива, которое поставлялось из России, клиенты начинали срочно скупать все имеющееся на рынке, чтобы насытить свои хранилища, как хомяк запасает еду на зиму.
Экологические протесты в России интересным образом сохраняются
На уровне ООН уже где-то год говорят о таком явлении, как поликризис или мультикризис. Как обычно решались экономические кризисы? Это, как правило, то или иное вмешательство государства в экономику, более сильные государственные расходы, повышение совокупного спроса. К сожалению, мы сейчас миром не можем делать так, не можем использовать инструмент традиционной экономики и решать чисто экономические проблемы, потому что, решая чисто экономические проблемы, мы убиваем базу своего человеческого существования. И поэтому мы стоим перед вопросом: как и в какую сторону должна поменяться экономика?
Сергей Медведев: Война России в Украине – это часть атавистического патриархального общества, которое убивает людей и природу. Россия в ее нынешнем виде – глубоко антиэкологичная страна, живущая вопреки природе. И сейчас ее война имеет глобальные экологические последствия в виде и нарушений поставок цепочек продовольствия, и глобального энергетического кризиса, и уничтожения уникальных экосистем в Украине. Тем важнее задача – остановить Россию не только ради спасения Украины, но и ради будущего всего человечества.
