Несмотря на вынужденную эмиграцию активисты молодежного демократического движения "Весна" в прошлом году смогли организовать несколько антивоенных протестов в том числе и в южных городах России. Так, в сентябре на анонсированную акцию против мобилизации вышли жители Краснодара и Волгограда, а в конце января в Новороссийске и Ставрополе появились мемориалы в память о жертвах российского удара по Днепру.
В интервью корреспонденту Кавказ.Реалии федеральный координатор "Весны" Богдан Литвин рассказал о том, какие ожидания от акций были у активистов в первые дни войны и что получилось в итоге, почему условно лояльный к политике Владимира Путина Дагестан вышел на самые масштабные протесты в стране и стоит ли делить россиян на плохих и хороших.
– Вернемся на год назад. Были ли у вас ожидания от масштаба и форм протеста против войны? Совпали ли они с тем, что происходило позднее?
– Напомню, что февралю 2022 года предшествовали погром команды Алексея Навального и их штабов в регионах, волна признания иноагентами, пусть и нарисованные, но деморализующие многих итоги выборов в Госдуму. Власть на протяжении длительного времени системно готовилась, заранее крушила гражданское общество.
За год до начала войны в России прошли массовые выступления в поддержку Навального, когда люди еженедельно выходили на улицы и площади своих городов (акции тогда прошли 23, 31 января, 2 и 14 февраля, 21 апреля. – Прим.). Как мы думали изначально, к антивоенному движению можно применить их опыт. Потому что никто тогда не предполагал, что война будет длиться так долго, выступления против нее казались нам забегом на короткую дистанцию с максимальным напряжением сил.
К сожалению, ни одна правозащитная и оппозиционная организация не оказалась готовой к инициированию и координации действительно массовых протестов. Прежде всего, из-за отсутствия медийного ресурса, который бы позволил достучаться до большого числа сограждан. Практически все ютуб-блогеры с миллионной аудиторией в момент вторжения в Украину не призывали к участию в митингах. Хотя это было важным и, если бы на улицы вышло в разы больше людей, антивоенный протест оказался бы иным. С другой стороны, после 2021 года у многих организаций в регионах стало меньше актива, он оказался сосредоточен в Москве и Питере.
– Какие ожидания тогда были от возможных репрессий? Последующие уголовные дела, штраф за "Нет вобле" и прочее были очевидными? Или тогда казалось, что реакция властей будет еще более жесткой?
– Ни мы, ни, пожалуй, кто-либо другой не мог представить появление статей о "фейках" и дискредитации армии. Потому что война в Донбассе идет с 2014 года, долгое время антивоенная позиция не представляла для режима никакой системной проблемы, она была безопасным способом выражения своего мнения. Как только началось полномасштабное вторжение, все изменилось.
В Дагестане люди очень активно общаются, у них максимально широкое социальное взаимодействие
В 2022 году людей стали привлекать к административной ответственности не за призывы выйти на митинги, а просто за антивоенную позицию в самых широких вариациях. Более того, суды назначают реальные сроки, как за убийство, за распространение правды о действиях российской армии в Украине. Репрессии оказались достаточно рандомными – под каток попали как известные оппозиционные политики, например Илья Яшин, так и обычные люди: пенсионерка из Майкопа или разместивший в фейсбуке пост о числе убитых военных врач из Сочи.
Неожиданным для меня стала и жесткая зачистка всех мало-мальски независимых СМИ. Распустили даже "Эхо Москвы", хотя казалось, что уж их-то не тронут.
– Если бы в первые дни войны миллионы россиян вышли на улицу, это бы остановило Кремль? Война могла бы остановиться уже тогда?
– Мне кажется, Владимир Путин достаточно упертый человек и при попытках общественного недовольства ведет себя не так, как зависимые от избирателей президенты. При этом, скорее всего, сама государственная система могла бы пойти на уступки, как-то задобрить протестующих, как было во время зимних митингов 2011–2012 годов.
Если бы к антивоенному лагерю примкнули миллионы, это осложнило бы властям работу на всех этапах. Они бы не могли отправлять на фронт сотрудников МВД и Росгвардии, чем занимались в самом начале, оставляя их для обеспечения собственной безопасности. Намного сложнее прошла бы мобилизация.
– Одной из самых ярких и неожиданных страниц антивоенного протеста стали сентябрьские митинги в Дагестане и Кабардино-Балкарии. При этом считается, что Дагестан широко поддерживает Путина и его политику. Почему сотни людей тогда вышли против мобилизации?
– Во многом это связано с тем, что среднестатистический житель русских регионов очень атомизирован и имеет небольшое число горизонтальных связей: ближайшие родственники, коллеги и немного знакомых. В это же время в Дагестане и других республиках люди очень активно общаются, у них максимально широкое социальное взаимодействие и контакты.
Это позволяет информации, в том числе о погибших на войне и о нормативах на мобилизацию, распространяться быстрее по "сарафанному радио". Мы также видим в республиках большую способность к коллективным действиям по защите своих прав, их жители сплоченнее.
– При этом Краснодарский край, например, оказался на втором месте в стране по количеству протоколов за дискредитацию армии. От чего еще, помимо горизонтальных связей, зависит антивоенный протест в регионах? Что на него влияет?
– Количество протоколов и штрафов, учитывая, что большинство из них – за посты в социальных сетях, – не показатель такого настроя. Главки МВД в регионах работают по-разному, даже поведение полиции на митингах в разных регионах отличается и зависит от многих факторов.
Что касается самого протеста, он больше зависит не столько от стереотипных характеристик региона, сколько от присутствия в нем организаторов и медийных площадок, способов донесения информации. Протеста может не быть в субъекте, где против все, и он может проходить в регионе с минимальным количеством противников – все зависит от того, найдутся ли активисты, способные организовать выход людей на улицы.
– Каков ваш прогноз на развитие антивоенного протеста в 2023 году? Чем, по вашему мнению, он будет отличаться от прошлогоднего?
– Определяющим фактором станут не этические соображения про то, что война – это плохо, а личный интерес обычного человека, который видит, как растут цены, с полок супермаркетов пропадают товары, в стране – скрытая безработица, а его знакомый или бывший одноклассник оказался на фронте и рассказал о брошенных на произвол судьбы солдатах. Когда в пространство повседневной жизни негативно входит власть, это формирует протестный потенциал.
Социальная сегрегация на уехавших и оставшихся, безусловно, вредна
Насколько массовым будет антивоенный протест в 2023 году, сегодня никто не скажет. Может произойти что-то неожиданное, какой-то триггер, который затронет новую социальную страту и выведет миллионы на улицы. Им может стать, например, вторая волна мобилизации. Другое дело, как на этот протест отреагируют остатки гражданского общества, смогут ли они его направить и скоординировать.
– В 2022 году Россию покинули десятки тысяч человек, в том числе активисты, журналисты, правозащитники. Между эмигрировавшими и оставшимися в стране часто наблюдается заочное противостояние со взаимными обвинениями. Одни считают, что, находясь в России и платя тут налоги, люди косвенно поддерживают войну. Другие заявляют, что оказавшиеся в безопасности не имеют морального права говорить от лица всех россиян.
– В ежедневной деятельности "Весны" такого противостояния нет. Основной костяк движения из соображений безопасности покинул страну, но очень большое число антивоенных активистов, тысячи человек, остаются в России. Об этом можно судить по обратной связи через наш бот или по цветочному протесту с народными мемориалами в память о жертвах после обстрела Днепра.
Конфликт действительно надуманный, это разделение людей с общими взглядами и интересами. Социальная сегрегация на уехавших и оставшихся, безусловно, вредна.
Ковидные ограничения научили многих людей работать удаленно, что создало инфраструктуру, позволяющую уехавшим влиять на ситуацию в стране, многие из них продолжают заниматься активизмом. Так же поступают и оставшиеся дома очень мужественные люди.
Единственное, мне бы хотелось, чтобы уехавшие больше уделяли внимания не только волонтерским программам помощи беженцам из Украины, что очень важно, но и вели информационные проекты, направленные на находящихся в стране.
– Что бы вы ответили тем, кто говорит, что призывать к протестам из-за рубежа неправильно?
– А по-другому просто невозможно. В конце февраля, перед первой массовой антивоенной акцией, я просидел 23 дня под арестом – полицейские пришли накануне, но благодаря уже обнародованному в соцсетях плану действий мое задержание никак не повлияло на выход людей на улицы.
Конечно, когда ты организуешь акцию, ты обязан предупреждать людей о рисках и дать им инструкции о том, как вести себя в случае задержания. Нужно заботиться о безопасности единомышленников, которые присоединяются к анонсированной акции, при этом не занимая позицию "просто ждать и ничего не делать".
– Как вы для себя сегодня определяете "хорошего русского"?
– Повторюсь, я против заочной сегрегации под одну гребенку. Плохие люди – те, кто непосредственно участвует в этой войне и репрессиях, работают на режим. Это наши активные противники, это преступники.
Позиция пренебрежительного отношения к тем, кого мы пытаемся убедить присоединиться, изначально провальная. В российском обществе есть активные и пассивные сторонники войны, есть ее противники и десятки миллионов неопределившихся. Мы работаем, чтобы сделать противниками войны тех, кто сегодня занимает нейтральную позицию, и даже пассивных сторонников. Если же мы будем их оскорблять, противопоставлять "хороших русских" остальным, мы ничего не добьемся.
Общий интерес нашей страны – как осознанного оппозиционера, так и среднестатистического обывателя, который никак не участвует в политике и даже, может быть, голосовал за "Единую Россию", – мир. Уверен, рано или поздно большинство россиян придут к этому убеждению.
***
- Несмотря на заявления российских государственных СМИ о массовой поддержке вторжения в Украину среди населения, одной из главных тенденций в 2022 году стали протесты против войны. Они приобрели разные формы – от комментариев в соцсетях до пикетов, народных сходов, антивоенных листовок и ценников в магазине. Несогласие с внешней политикой выражают жители всех российских регионов: первый протестный митинг за долгие годы руководства Рамзана Кадырова прошел даже в Чечне.
- Краснодарский край стал единственным южным, где с первых дней вторжения в Украину в феврале 2022 года появился местный антивоенный комитет. Он объединил оставшихся в России и эмигрировавших из страны активистов штаба Алексея Навального, экологов и тех, кто до этого не занимался политикой.
- С начала войны против Украины тысячи россиян покинули страну. Многие опасаются, что границы вскоре будут закрыты. Другие боятся репрессий и уголовных дел за публичные выступления против войны. Третьих страшит вызванная санкциями экономическая ситуация. Из-за закрытых границ Евросоюза покидающие Россию выбирают южные направления: Армению, Грузию и Узбекистан.
