Человек хочет жить у воды, но стихийные бедствия никто не отменял. Харьков бомбят каждый день, но жизнь не останавливается. Генерал Бастрыкин намерен перевоспитать детей, заключив их под стражу. Почему так свиреп российский патриархат?
Мумин Шакиров подводит итоги недели с феминисткой Залиной Маршенкуловой, политиком и математиком Михаилом Лобановым*, экологом Евгением Симоновым* писательницей, журналисткой Анной Гин.
*Включены Минюстом РФ в реестр "иноагентов".
Рука Кремля в трусах россиян
Владимир Путин: Если два человека производят только одного, то количество населения уменьшается. Даже если двух, то остается на горизонтальной планке. А для того чтобы обеспечить рост народонаселения, минимум нужно, чтобы в семье было три ребенка.
Мумин Шакиров: Путин озабочен тем, что российские женщины мало рожают. Население катастрофически сокращается. Страна который год не может вырваться из демографической ямы. Только по данным Росстата, численность населения в 2023 году снизилась почти на 300 тысяч человек, а как там на самом деле, можно только догадываться. Спросите у российских генералов, которые кладут в "мясных атаках" под Авдеевкой, Бахмутом и Часовым Яром десятки тысяч своих солдат и офицеров.
Чиновники и православная церковь уже неоднократно пытались запретить прерывание беременности, а некоторые регионы даже ввели ограничения для частных клиник: возбранить аборты, идеологию чайлдфри, приказать всем плодиться и размножаться. Еще – запретить все "нетрадиционное" и поощрить все традиционное. Для этого Путин четыре года назад даже переписал Конституцию России, где указано, брак – это исключительно союз мужчины и женщины. Хорошо еще бы ограничить женщин, чтобы они не работали и желательно не получали высшее образование. Такие мысли пробрасываются самими женщинами от власти. Сенатор от Челябинской области Маргарита Павлова выдала пассаж.
Маргарита Павлова: Нужно перестать ориентировать девушек на получение высшего образования. Нужно перестать плодить молодых людей, его получающих... Поиск себя затягивается на долгие годы, и в результате упускается детородная функция.
Мумин Шакиров: На эту же тему импровизировала директор Института биологии и биомедицины имени Лобачевского Мария Ведунова.
Мария Ведунова: Человечество сделало огромную ошибку, когда дало женщине образование, возможность получать образование. Успешная женщина должна реализовываться на работе, делать бизнес-процессы, становиться доктором наук. А в это время кто же будет рожать детей, заботиться о них, воспитывать, создавать уют?
Мумин Шакиров: Правда, Мария Ведунова пожаловалась, что ее слова были вырваны из контекста, но видео получилось вирусным. Путин при каждом удобном случае напоминает своей пастве из послушных чиновников и общественных деятелей: нужно возрождать многодетные русские традиции.
Владимир Путин: У многих наших народов, слава богу, сохраняется традиция крепкой, многопоколенной семьи, где воспитываются четверо, пятеро и больше детей. Вспомним, что и в русских семьях, у многих наших бабушек, прабабушек детей было и по семь, и по восемь, и того больше человек.
Мумин Шакиров: В католической Польше запрет абортов не поднял рождаемость, а простимулировал "абортный туризм" и увеличение смертельных случаев от искусственного прерывания беременности в кустарных условиях. В российском переходе от авторитаризма, где каждый мог заниматься своими делами, к тоталитаризму, где каждый должен стать частичкой государственного тела (в прямом смысле этого слова), Кремль решил оценить репродуктивное здоровье мужчин и женщин. Правительство дало указание Минздраву массово проверить россиян на фертильность. Что это значит? Это уже новости из утробы России. В Год семьи через всеобщую диспансеризацию власть хочет понять, кто еще может в России рожать и оплодотворять. Надеюсь, что это будет добровольно.
Почему так свиреп российский патриархат?
Мумин Шакиров: Сталин по-своему решал демографическую проблему. Он стимулировал рождаемость за счет налога на бездетность, существовавшего в СССР как налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан. Его ввели с ноября 1941 года, когда немцы уже были под Москвой, и отменили в декабре 1991 года с развалом Советского Союза. Воспользуется ли Кремль лайфхаком Сталина? Обсудим с феминисткой Залиной Маршенкуловой. Она авторка телеграм-канала "Женская власть", а теперь и уголовница – на нее завели дело об "оправдание терроризма" за ее антивоенные посты.
Как думаете, Залина, это все ведет к дополнительным налогам на чайлдфри и бездетных?
Залина Маршенкулова: Разумеется. Это абсолютно немыслимая, мизогинная, женоненавистническая инициатива. Она направлена на то, чтобы оказывать на женщин репродуктивное давление. Это "репродуктивное насилие". "Традиционные ценности", особенно путинские, особенно провластные, включают в свои рамки насилие, насилие и еще раз насилие – эмоциональное, физическое, репродуктивное.
Мумин Шакиров: Стимулирование рождаемости – это нормальная политика в любой цивилизованной стране, где низкий прирост населения. Почему в России попытки властей пропагандировать традиции многодетных семей вызывает часто отторжение и критику?
Залина Маршенкулова: Потому что они пытаются заставить рожать, а не мотивируют рожать.
Система терпит кризис и начинает выпускать шипы еще больше
Мумин Шакиров: Существует "материнский капитал", и на первого ребенка государство обещает выплатить более 600 тысяч рублей. Есть еще и какие-то ежемесячные выплаты. Разве не так?
Залина Маршенкулова: У меня есть "материнский капитал", он так и остался в России, никак я им не воспользовалась. Воспользоваться им – не так уж это все просто. Очень много ограничений по использованию этих денег. Они фактически заморожены, и нужно согласовывать их использование с государством. Эти деньги во многом номинальные, они не физические. Они как бы есть, но их как бы нет.
Мумин Шакиров: "Я не уголовница, а криминальный авторитет. Дед Хасан в мире феминизма, Крестная мать в мире полиамории" – это цитата из вашего телеграм-канала. Много лет вас преследуют за защиту прав женщин. Ведь это такая же небезопасная деятельность наравне с поддержкой ФБК или осуждением войны в Украине. Почему так свиреп российский патриархат?
Залина Маршенкулова: Очевидно, что система терпит кризис и начинает выпускать шипы еще больше. Собственно, это огромное количество уголовных дел, розысков, репрессий политических. Это следствие того, что система в агонии находится. Это агония системы.
Мумин Шакиров: Какую выгоду приносит патриархат российским мужчинам?
Залина Маршенкулова: Никакую, и это печально. Среди мужчин высокий уровень самоубийств, они умирают очень рано (раньше, чем женщины) от сердечно-сосудистых заболеваний, от износа организма. В связи с этой общеизвестной статистикой часто говорят: "Женщины, наверное, довели". Но довели не женщины, а патриархат, система так называемых ценностей, построенная на насилии, на убеждении "кто сильнее, тот и прав". Она заставляет фактически гробить себя. Либо ты сам себя гробишь – работаешь на трех работах, кормишь семью. Либо ты пытаешься доказать всем, что ты настоящий мужик, и идешь на войну: "Я же не трус!" Отказаться от войны, стать антивоенным активистом – это все.
Мумин Шакиров: Если связь между патриархатом, насилием над женщинами и войной?
Залина Маршенкулова: Разумеется. Сейчас возвращаются с войны участники "СВО". Мы читаем огромное количество новостей о том, как они убивают, избивают женщин, приносят насилие в семьи. Война приходит домой. Не бывает так, чтобы война осталась где-то там. Вся трагедия и бессмысленность войны в том, что она вредит русским людям, так же как и украинским людям.
Мумин Шакиров: Глава Следственного комитета генерал Бастрыкин призывает чаще отправлять "трудных подростков" в Центры временного содержания, чтобы побороть мятежный и слабо контролируемый дух молодежи. Как бы вы оценили протестный дух российских тинейджеров?
Залина Маршенкулова: Интенсивность, уровень и количество репрессий зашкаливают за все возможные пределы, превысили все ожидания. Мы могли увидеть какой-то протестный потенциал людей, бесстрашно пошедших, например, на похороны Алексея Навального, но это не была молодежь. Так что сложно сказать, кто больше и в какой возрастной категории находится в состоянии протеста.
Мумин Шакиров: В Казахстане, в мусульманской стране, приняли закон о криминализации домашнего насилия. Далеко не идеальный, но это шаг сделан в защиту жертв. За побои грозит арест. Почему на этом фоне Россия все еще остается дикой страной, где аналогичный документ не прошел через Думу?
Залина Маршенкулова: В России абсолютно патриархальная власть, патриархальная система. Женщины, находящиеся во власти, не имеют ее реально – либо исключительно исполнительную. Они винтики в системе. Если бы женщин во власти были необходимы хотя бы на 30%, ситуация могла бы сильно поменяться. Это сильно и напрямую влияет на социальное благополучие страны. За стариками, детьми и социальными проблемами смотрят обычно женщины. Мужчины обычно не смотрят за пандусами, например, поэтому так важно, чтобы женщины находились во власти.
Мумин Шакиров: В той же Думе и в Совете Федерации немало женщин, но почему-то их голос не слышен. Более того, идею декриминализации насилия в семье активно поддерживала сенатор Елена Мизулина.
Залина Маршенкулова: Все эти женщины патриархального склада, они не феминистки. Они придерживаются других ценностей.
Мумин Шакиров: Женщин в России больше половины. Почему патриархальные установки, невыгодные 50% населения страны, до сих пор так устойчивы?
Залина Маршенкулова: Закрыт доступ к просвещению. Есть только маленькие просвещающие каналы, типа моего, где говорят базовые вещи, что женщина не должна быть в бытовом рабстве, семьей, детьми и бытовыми вопросами партнеры должны заниматься на равных. Даже базовая информация о том, что отношения должны быть взаимоуважительными и равноправными, партнерскими, все еще недоступна. Из всех утюгов вы можете услышать только пропагандистскую патриархальную ересь, что женщина должна подчиняться, терпеть, страдать. Патриархальный брак выстроен на горбу женщин, вообще на ее трупе, потому что домашнее насилие достигает совершенно космического уровня.
Перевоспитание детей через СИЗО и спецтюрьмы?
Мумин Шакиров: О попытках генерала Бастрыкина перевоспитать детей и подростков с помощью спецтюрем я поговорил с Михаилом Лобановым. Надо ли относиться серьезно к этим высказываниям генерала Бастрыкина, "а-ля Макаренко нашего времени", или это обычный пиар силовика, пытающегося напоминать о своем существовании?
Предложенные меры – это попытка Кремля через достижение какой-то победы, инъекцию ультрапатриотизма и репрессий что-то сделать с новыми поколениями
Михаил Лобанов: Власти давно понимают, что они потеряли молодежь. На самом деле они потеряли и людей среднего возраста. Этот процесс будет продолжаться. В том числе в годы, предшествующие вторжению, это чувствовалось из разговоров со старшеклассниками. Такие классы есть в школах каждого города, куда приходят мотивированные ученики. Там было нормой иметь те или другие политические взгляды. Они не были все одинаковые. Но тому меньшинству, которое исповедовало ультраправые взгляды, было неудобно высказывать их напрямую. Они это высказывали либо как критику, либо оставляя оттенок самоиронии, сарказма, поскольку чувствовали, что это не вполне воспринимается в массе своей сверстниками. Со сменой поколений присутствие левых элементов мировоззрения становилось все более заметно. 20 лет назад это была абсолютно маргинальная вещь, в этом плане Россия проделала путь, в ходе которого она сблизилась с обществом в западных Европах. Среди молодых поколений уже нет такой огромной разницы, какая была в 90-х, в распределении политических взглядов в России, во Франции или в Германии, произошло определенное сближение. И власти это прекрасно видят и чувствуют в этом опасность. На многие вещи, которые они делают, можно смотреть именно с точки зрения экстренных мер, попыток эту ситуацию перевернуть. Предложенные меры – это попытка Кремля через достижение какой-то победы, инъекцию ультрапатриотизма и репрессий что-то сделать с новыми поколениями.
Мумин Шакиров: Говорить ли детям-подросткам правду дома? Или отдать их полностью в распоряжение школы, куда приходят на "уроки о важном" участники войны в Украине?
Михаил Лобанов: Отдать их в распоряжение школы – это риск травмировать так, что потом детям придется еще долго-долго самим лечить нанесенную травму. Дети сами спросят, и, если вы не будете говорить им правду, это почва для конфликта, разрыва отношений. Сейчас, в эти очень сложные времена, доверие, общение с вашими близкими, может быть, одно из немногих, что нас удерживает от личного сползания в пропасть, депрессию.
Мумин Шакиров: С этой информацией ребенок пойдет в школу и может вступить в полемику с пропагандистами – и начнутся проблемы у всей семьи.
Михаил Лобанов: Проблемы могут быть. Но проблемы тоже могут быть, если вы будете молчать и говорить детям слушать учителей. Школьники обязательно узнают разные позиции, и не только касательно политики, но и касательно чего угодно. Только именно доверительный разговор с ними, обсуждение, уважительное донесение своей позиции – это чуть ли не единственный мостик, по которому можно пройти и попытаться избежать рисков в школе для молодого человека, девушки, и главное, сохранить доверительное и уважительное общение внутри семьи.
Наводнение – виноваты люди или климат?
Мумин Шакиров: Из-за наводнения людей в Тюменской области эвакуируют селами. Перемещение жителей из-за паводков проводят также в Курганской, Томской и Кемеровской областях. По последним данным, ущерб инфраструктуре оценивается более чем в 40 миллиардов рублей. Из пострадавших районов эвакуировано почти 11 тысяч человек.
Обсудим с Евгением Симоновым, что делать человечеству в будущем. Человек любит жить у воды. Надо ли попрощаться навсегда с привычкой расселяться у рек и морей ради сохранения жизни и имущества?
Большинству населенных пунктов России нужна долговременная политика, которая выносит застройку с вероятно затапливаемых территорий
Евгений Симонов: Эта дилемма стоит перед человечеством, наверное, с самых первобытных времен. Надо все время представлять себе на разных уровнях, как ты можешь к этому адаптироваться. В разные эпохи, в разных климатических зонах, при разном социальном устройстве это могут быть разные механизмы. Есть целые культуры, где принято жить на сваях, причем при самом разном развитии цивилизации. Они выбрали то, что их будет затапливать. В основном это в более теплых климатах, потому что у нас это все еще несколько осложнено возможностью наступления холодов. Такое строительство требует принципиально другой техники, другой организации при ожидании наступления бедствий.
Мумин Шакиров: Какая альтернатива возвращению людей на место затопления, если никто не дает гарантий, что из-за глобального потепления большая вода вновь не затопит Урал и Сибирь?
Евгений Симонов: Большинству населенных пунктов России нужна долговременная политика, которая выносит застройку с вероятно затапливаемых территорий. У нас последние 50 лет происходит ровно обратное: у нас застройка прогрессирующе двигается на затапливаемые территории. Причем серьезных объективных показаний типа дефицита земли в других местах в этих же агломерациях нет. Это чисто по велению сердца и потому, что земля там оказывается дороже, таковы веления сердца покупателя. И главное, совместимые подходы. Есть подход, условно, "китайский", когда ты полагаешься на мегасооружения, поддерживающиеся фактически всем народом... существенной его частью, которые могут быть разрушены силами стихии, но тем не менее ты стараешься поддерживать их в боеспособном состоянии. Рано или поздно случается такой паводок, влекущий огромные человеческие жертвы. Этому свидетельство – много сотен лет истории Китая. Они верят в защитные сооружения, и они их умеют строить.
Мумин Шакиров: Защитные сооружения, при которых разворовываются песок и гравий, как об этом рассказывала жительница Орска Оксана Попова, – рискованный вариант для жителей Урала и Сибири.
Евгений Симонов: Подходы могут быть разные. Я бы не ставил вопрос о том, чтобы бросить и не жить у воды. Но не жить у воды – это выигрышный выбор для сегодняшнего городского, во всяком случае, человека. Больших причин жить у воды у него нет.
Мумин Шакиров: Есть наглядный пример, как строится жилье после урагана "Катрин" в Новом Орлеане. Появились "прострельные дома" на сваях, скошенные террасы, высокие потолки и отсутствие подвалов. Нельзя хоронить умерших под землей, только на высоте и в мраморном или бетонном саркофаге, их иногда называют "дома для мертвых". Можно ли использовать этот американский опыт или лучше возводить город на холмах, подальше от воды?
Евгений Симонов: На сибирских и уральских реках легче себе позволить уйти выше. Взгляните на проблему на Амуре. Прекрасные наводнения – медленно развиваются, замечательно предсказываются. Известно, когда затопит, за многие дни. Потому что огромная река, огромная пойма. Но беда – она наполняется водой в конце лета. И если ваш населенный пункт затопит, с него вода, может быть, еще успеет спасть, но дальше он замерзнет мокрым.
"Я чувствую, что нужна в городе"
Мумин Шакиров: Я поговорил с Анной Гин, вернувшейся в свой родной Харьков, работающей там и не собирающейся уезжать, о силе духа, о взаимовыручке жителей и выживании при постоянном отключении электричества.
Анна, почему вы решили вернуться в Харьков, который сегодня бомбят почти каждый день? Обезлюдел ли город?
Анна Гин: Вопрос сложный, на него нет однозначного ответа ни у кого. Это и личные причины, и еще большое число общественных причин. У меня животные, и с ними тяжело путешествовать, и не хочется. Это крупная собака, которую нигде особо не принимают, тебе жилье не сдадут с доберманом. Если говорить про заграницу, нужно учесть, что – мне стыдно, но – я не знаю английского языка. Мне будет тяжело. Я большой консерватор, мне тяжело принимать чужую реальность, чужую ментальность, новый язык, правила, законы. Мне очень тяжело будет куда-то интегрироваться. Я чувствую, что нужна в городе. И многие люди нужны. У меня нет маленького ребенка, которого надо было бы срочно вывозить из-под обстрелов, у меня довольно взрослая дочь – ей 24 года. Я могу здесь пригодиться. И я это делаю. Я волонтерю, у меня есть свой проект, связанный с военным госпиталем. Мы друг другу помогаем бесконечно. После каждого прилета, взрыва ракеты, когда страдает жилой дом, когда ранены люди, мы перезваниваемся в городе, мы едем туда. Кто-то везет теплый чай для спасателей, бутерброды. У моей подруги был прилет, я ездила, разбирала завалы, стекла. Там было очень много людей, харьковчан. Да и в городе кто-то должен быть, город должен жить. Экономика города должна быть. Сейчас, когда блэкаут, мы постоянно перезваниваемся друг с другом. Мне звонит позавчера знакомый: "Бабушка на 14 этаже живет, не может спуститься в аптеку. Это в твоем районе. Можешь подняться и купить ей таблетки?" – "Могу". Погнала, купила. Сейчас очень многие это делают. Места на парковках нет – это нормальная ситуация. Людей очень много. Ощущение, что почти столько же, процентов на 80, сколько было до полномасштабного вторжения.
Мумин Шакиров: Что сейчас работает? Молочный комбинат, мясокомбинат? Что не работает с начала войны?
Анна Гин: Ситуация постоянно меняется. Что-то в марте было разбомблено, что-то не работало полгода, что-то было восстановлено, завелось и работает. Что-то работало, а потом была бомбежка, не работает. Если в 22-м году реально мы, владельцы собак, бегали в поисках корма для них, то сейчас я не видела не работающий зоомагазин. Может быть, несколько кафе так и не заработали. Может быть, какой-то один сетевой магазин, типа "Караван" на Салтовке, так и не заработал. Но в целом ощущение, что работает ровно все. Если в 22-м году сложно было найти салон красоты, привести в порядок волосы, брови, то в последний год я не видела закрытого салона или закрытого фитнес-клуба. Да, на генераторах, большие перебои с электричеством – по пять-семь часов. Так было особенно после массированного обстрела 22 марта, когда российские войска прицельно били по энергетической инфраструктуре города. Но практически весь бизнес, который я знаю, вышел на генераторах работать. Шум, гул стоит в городе, потому что, когда нет электричества, работают генераторы. И бизнес не только подключил себя, чтобы работать, они выносят постоянно розетки, устройства для подключения, для подзарядки гаджетов, ноутбуков, телефонов прямо на улице. Так как школы, вузы офлайн не работают в Харькове, а все ребята, подростки, молодежь учится онлайн, то сейчас везде подключены подростки с ноутбуками – на заправках, возле магазинчиков. Они занимаются, у них уроки. Город живет.
Харьковчане стараются перейти на украинский, чтобы не идентифицироваться с врагом, чтобы их можно было отличить реально от россиян
Мумин Шакиров: Почему не вывозят централизованно детей и рискуют ими?
Анна Гин: Вопрос к каждому родителю, почему он остается и почему остаются дети.
Я не вправе ни осуждать, ни даже обсуждать. Полномасштабная война научила не осуждать ни одного решения. Возможно, у родителей есть серьезные причины оставаться в городе. Детей мало. В этом году 1 сентября были несколько человек, я видела мальчиков и девочек с цветочками...
Мумин Шакиров: Перешел ли Харьков и вы лично на украинский язык?
Анна Гин: Для меня и, возможно, для других харьковчан этот выбор был сложным до 22-го года, до полномасштабного вторжения, сейчас он несложный. Та самая денацификация (или как Кремль это называет, каким словом ужасным из новояза) прошла "успешно" – в точности до наоборот. Харьковчане с удовольствием переходят на украинский язык. Я рождена в Харькове, коренная харьковчанка, мой отец родился в Харькове, мой дед родился в Харькове. Мы все были русскоязычные, несколько поколений. Если до полномасштабного вторжения еще можно было в Харькове услышать позицию "я буду говорить на русском ", то сейчас обратная ситуация. Харьковчане стараются перейти на украинский, чтобы не идентифицироваться с врагом, чтобы их можно было отличить реально от россиян.
Мумин Шакиров: Что вы думаете о наступлении российской армии на Харьков, есть ли панические настроения?
Анна Гин: Я не имею ни морального права, ни достаточной информации, чтобы ответить на этот вопрос. Но я отвечу на него немножко завуалированно. Мы спокойны. Харьковчане спокойны. По этому поводу нет паники. Все эти "вбросы" в пабликах, бесконечные "Харьков будет взят", "Харьков морально истощен", "Харьков хочет мира любой ценой" существуют только в Сети. Об этом никто не говорит вживую, не говорят люди на улицах или в магазинах, в очередях или в банках. У нас нет никакой паники. В отличие от отношения к российским официальным СМИ, где лгут от начала и до конца, мы довольно уважительно относимся к своим официальным информационным источникам.
Мумин Шакиров: Работает ли метро сейчас и в каком режиме?
Анна Гин: В целом метро работает. Единственное, что после массированного обстрела 22-го года у нас начались в городе большие проблемы с энергетикой... оно мигающее. У нас аварийное отключение – это когда прилет, плановое отключение – это когда что-то ремонтируют и надо отключить, мигающее отключение – это когда не хватает на всех электроэнергии, и ее распределяют между районами: кому-то отключают, кому-то включают. Метро в связи с этим иногда останавливается.
Мумин Шакиров: Как вы готовите себе еду с учетом перебоев с электричеством?
Анна Гин: Я переехала на дачу, мы можем на костре, даже очень вкусно. Когда электричества нет в городе... в многоэтажке костер не разожжешь, все вооружились туристическими горелочками, как туристы. И практически в каждом доме начиная с зимы 22-го есть эта горелочка, и можно хотя бы в турочке кофеек себе приготовить или сосисочку сварить, может быть, даже яишенку поджарить. Выкручиваемся, спасаемся.
