В Израиле свыше миллиона выходцев из России и других постсоветских стран, это более 10 процентов населения страны. Многие выходцы из бывшего СССР придерживаются правых взглядов. Эти взгляды господствовали в Израиле последние годы: считалось, что палестинские территории можно держать под контролем, расширяя там израильские поселения, и одновременно налаживать связи с арабскими странами в регионе, обходя вопросы мирного урегулирования палестинского вопроса. Эта концепция исчерпала себя 7 октября 2023 года, когда правившая в секторе Газа радикальная палестинская организация ХАМАС (признанная США и ЕС террористической), совершила нападение на юг Израиля, убив и захватив в заложники свыше тысячи израильтян.

В ответ Израиль начал военные действия в секторе Газа. Правительство Биньямина Нетаньяху заявило, что их цель – уничтожение ХАМАС и освобождение заложников. После полугода войны сектор Газа подвергся значительным разрушениям, были убиты десятки тысяч палестинцев, большая часть которых – мирные жители. Мировое сообщество все больше критикует действия Израиля.

Одни израильтяне считают, что война должна вестись до полного уничтожения ХАМАС, другие – что ради освобождения заложников нужно пойти на перемирие. И всем израильтянам, в том числе выходцам из России, приходится искать ответ на вопрос, что будет после войны и как жить дальше на земле, которую они делят с палестинцами.

Об этом – фильм Шломо Гликмана "Израиль и война" на платформе "Артдокмедиа".

Монологи израильтян

– Я учусь в иешиве (иудейское религиозное учебное заведение. – Прим.). Когда началась война, вся иешива пошла в армию, кроме 10 детей. В иешиве моего брата 9 человек погибло, в иешиве моего друга 17 погибли. Процент очень большой. Слава Богу, в моей иешиве никто не погиб.

– Место моей работы – управление древностей Израиля в Иерусалиме. Я репатриировался после того, как закончил школу, мне было 17 лет, учился в армейском техникуме, пошел в боевые войска сапером. Когда 7 октября все это началось, не задавая никаких вопросов, еще до того, как стали получать повестки, мы все прибыли на базу, открыли склады, распаковали технику, снаряжение, оружие, амуницию и поехали оборонять наши города. Отношение к террористам – это биомусор, цель их одна – убивать евреев, израильтян. Я не буду говорить, что считаю, что безучастных там [в секторе Газа] нет, но, скорее всего, все эти люди поддерживали то, что делал ХАМАС, его идеологию. Являются ли они сами заложниками этой идеологии? Может быть, так будет правильно поставить вопрос. Иногда до абсурдного доходит: либо мы, либо они. Форму мы не прячем, она у нас висит всегда на вешалке готовая. Бронежилет тактический, каска, разгрузка. Чтобы максимум в течение двух часов быть на базе, которая находится в получасовой доступности от дома, при необходимости – в боевом контакте с врагом. Носим личное оружие всегда при себе. Такая действительность.

– Каждый образованный палестинец может это сказать, я лично слышал это десятки раз: крестоносцы пришли сюда с большими идеями, с религиозным чувством, построили замки, создали государство, но на каком-то этапе им надоело. Во-первых, появился успешный арабский вождь (и арабы все время в поисках нового Саладина). Во-вторых, европейцы перестали крестоносцев поддерживать, и они ушли домой. И вы, евреи, тоже уйдете домой, потому что это не ваше. Тут у нас принципиальный разрыв, потому что мы считаем, что это наше. Мы здесь не потому, что мы сильные. Мы держимся здесь, потому что мы сильные, иначе они бы нас всех перерезали 7 октября, но мы здесь, потому что мы считаем, что это наша земля, это наше право, в этом суть политического сионизма. Когда появится прагматическое руководство на палестинской стороне, которое скажет: знаете, что, мы воевали с евреями уже больше ста лет, пришло время попробовать жить вместе с евреями, пришло время попробовать развивать нашу собственную страну, а не пытаться уничтожить их страну, – тогда прогресс будет возможен. Но пока я большой пессимист в отношении того, что это реальное развитие событий. Один израильский комментатор достаточно цинично сказал, что проблема палестинцев всегда была в том, что у них было слишком мало шахидов и слишком много стен, на которые они могли вешать их портреты. Если ситуация изменится, если у них станет слишком мало стен и слишком много шахидов, тогда, может быть, что-то начнет меняться. Мы, евреи, не планируем свернуть наш национальный проект, вернуть ключи палестинцам и разъехаться по тем странам, откуда приехали. Не говоря уже о том, что миллионы израильтян родились здесь, их родители тоже родились здесь. Подавляющее большинство израильтян, вне зависимости от политической позиции, понимают, что сосуществование с так называемыми палестинцами в рамках одной политической структуры малореально.

– Наша демонстрация – против правительства, которое разрушает нашу страну, наш народ. Они бросили всех – заложников, людей, которые не могут вернуться в дома рядом с границей, каждого в Израиле. Поэтому они должны уйти. Это правительство и особенно премьер-министр Нетаньяху хотят, чтобы война продолжалась вечно, поскольку они знают: когда она кончится, они покинут свои кресла и, возможно, окажутся в тюрьме.

– Я родилась в Израиле, я выросла здесь как сионистка. Но после войны 1967 года, когда я уже была студенткой в Иерусалиме, я стала антисионисткой. Это странно, но, будучи израильтянкой, я, как адвокат, в основном защищаю палестинцев. Много израильтян поддерживают мир как единственное решение, но они не слишком сильны в эти дни. В действительности, очень слабы. Фашизация Израиля для меня абсолютно ясна. Я ее вижу, и она меня пугает. Мы становимся все большими расистами, которые вообще не воспринимают арабов как равных людей. Я хочу жить здесь, я люблю это место. Я – одна из тех немногих израильтян, кто не думает сейчас о паспорте другой страны. Это место, где я живу, и которое люблю, но лишь на условиях равенства. Люди должны быть свободными и равными. Наши действия в Газе направлены на мщение. Я надеюсь, что после ужасной резни, которая произошла, и ужасной мести, которая происходит, израильтяне поймут, что иного выхода нет. Нельзя быть виллой в джунглях. Нельзя быть такими прекрасными, какими вы себя представляете, среди ужасного Ближнего Востока. Это не работает. Вы хотите здесь жить – вы должны договориться со всеми соседями. Эту страну мы делим с палестинцами. Здесь и на оккупированных территориях. Должно быть решение, основанное на равенстве. Иначе это не работает. Ни для угнетателя, и для угнетенных. Поскольку сам угнетатель тоже не свободен, пока он угнетает. Но если [араб] говорит "Свободу Палестине!" – это подстрекательство, высказывания против разрушения Газы тоже считаются подстрекательством.

– 7 октября… Вот это был денек. Для меня, как и для всех, он начался с новостей: что-то происходит на юге. Мы узнали, что они сломали стену. Я, палестинец, живущий в Израиле, улыбался поначалу: люди, живущие в тюрьме под открытым небом, вырвались на свободу. Потом мало-помалу мы узнали о резне, увидели фотографии, и внезапно улыбка сменилась шоком. Мы не знали, как реагировать. Да, мы желаем освобождения для сектора Газа, поскольку это тюрьма, но не таким образом. Мы услышали, что Израиль собирается бомбить Газу.
У меня были смешанные чувства. Как палестинец, живущий в Израиле, я старался придерживаться середины, не доходить до крайностей. Для людей с обеих сторон до крайностей дойти легко. Они просто выбирают одну сторону и говорят, что другая – дерьмо и должна умереть. Оставаться посередине и наводить мосты между нациями было тяжело. Я хотел позвонить другу, который служит в армии. Хотел узнать, что с его семьей. Он идет на войну. Должен ли я пожелать ему остаться невредимым? Что значит это пожелание для того, кто идет на войну в Газу и будет убивать других палестинцев? Я разрывался. Он мой друг, я за него переживаю. Меня волнует судьба еврейских семей, оказавшихся рядом с событиями, но также волнует и судьба жителей Газы.

Люди с обеих сторон сошли с ума. Безумцы со стороны Израиля призывали сровнять Газу с землей, что означало убийство двух миллионов человек. Мы говорили: там много детей, и далеко не каждый состоит в ХАМАС. События 7 октября – теракт, но кем были те, кто его устроил? Это началось не 7 октября. Это началось гораздо раньше. Эти же люди были затерроризированы. Если терроризировать людей, они станут террористами. Это причина и следствие. Думаю, 7 октября было результатом угнетения. Это ложный путь для освобождения. Так Газа не станет свободной. Но Израиль тоже не должен продолжать то, что он делает. Даже мой друг, который в армии, сказал, что это не решение, это просто военная машина, она лишь убивает все больше людей с обеих сторон. Правые в Израиле сильны, ХАМАС еще сильнее. Они питают друг друга. Ненависть подпитывает ненависть. Из ненависти нет другого выхода, кроме как начать мирный процесс. Если призывать к прекращению огня, на тебя сразу вешают ярлык сторонника ХАМАС. Израиль определяет себя как еврейская страна и уже после этого – как демократическая
страна. Я по определению не равный – как палестинец, живущий в Израиле. Думаю, люди с обеих сторон должны признать друг друга. Когда прекращение огня сочтут оправданным? Сперва тысяча человек погибла, две, три тысячи. Десять тысяч. Теперь уже тридцать тысяч. Когда погибших будет достаточно, чтобы правительство Израиля сказало: "Все, мы закрыли тему 7 октября"? Прогресса нет, они не уничтожают ХАМАС, а просто убивают людей – и создают все больше боевиков ХАМАС.

– Наш сын служит в поселке на границе с Ливаном, ракетам 30 секунд лететь, они попали в поселок, разбили два дома. Сегодня мы еще не говорили с ним, сейчас он не отвечает. Вот когда было совершенно жутко – это когда мы знали, что наш сын зашел в Газу, и ничего про него не слышали. В первые дни они были без телефонов, непонятно было, когда, чего и как. Наши детки, когда достигают призывного возраста, все служат в армии. 7 октября одного сразу призвали в резервисты, другой получил звонок, что должен возвращаться в часть. Детки все уехали, были на юге, заходили в Газу. Решение [проблемы], на мой взгляд, в уничтожении этой организации [ХАМАС]. Другие способы, которые мы до сих пор пробовали, точно не работают, становится еще хуже. Когда мы сюда приехали, в Нокдим (поселение на Западном берегу Иордана, на оккупированных палестинских территориях. – Прим.), здесь было всего 90 семей. Вначале я думала: как я буду жить? Я 30 лет до этого жила в Москве и сейчас я буду жить в маленькой деревне? Оказалось, никакой большой город мне не нужен. Я не уезжала от чего-то плохого. У меня было счастливое детство в хорошей семье. В какой-то момент я встретилась с новыми друзьями, стала изучать иврит и вдруг почувствовала, что я хочу жить здесь, меня тянет сюда.

В 2005 году в Израиле произошло то, что называется размежеванием, когда Израиль в одностороннем порядке решил отдать поселения сектора Газа и несколько поселений в Шимроне (во время второй интифады правительство Ариэля Шарона решило эвакуировать все поселения из сектора Газа и несколько с Западного берега реки Иордан. – Прим.). Считалось, что мы это отдадим, и будет мир, все будет хорошо. Как сейчас мы знаем, ничего хорошего не произошло. Это был шок: как же так, свое же правительство выгоняет жителей из их поселка? Был создан демонический образ еврейских поселенцев. А мы обычные люди, мой муж врач, ездит на работу в Иерусалим. Мы решили создать организацию, привозить людей в наши поселки и показывать, как мы живем. Вдруг как будто у меня открылись глаза, я увидела: а вот же наши арабские соседи, почему мы с ними никак не общаемся, живем в непересекающихся мирах? И мне стало интересно попытаться наладить какие-то связи, что-то по поводу этого делать. Казалось, что мы можем и должны жить вместе. Недалеко от нашего поселка открыли лет десять назад мойку машин. Она была дешевле, чем в Иерусалиме, два минуты от дома. Думаю: дай Бог, я даже знаю этого парня, который моет. Он был маленький, подрос, у него младшие братики. Наступило 7 октября, вдруг этот парень выставляет в фейсбук пост: ура-ура, едут наши на джипах, сейчас всех будут убивать. Один наш житель, который знает арабский, пришел к его папаше и сказал: "Скажи своему, если не уберет свой пост, мы сейчас придем, разобьем стекла". Убрал пост. Но до сих пор, сколько месяцев прошло, мы не можем туда поехать мыть машину. При этом я все равно считаю, что решение [проблемы] – только жить вместе, другого нет, потому что и они, и мы здесь живем.

– Мы пили чай [в гостях в арабской деревне], действительно реально приятные люди. Но мой левый глаз все время смотрел на улицу: а не происходит ли там что-нибудь? Мы были без оружия, мы полагались на хозяина, и по факту это было правильно. Но левый глаз работал. Наша больница находится на стыке Западного и Восточного Иерусалима, поэтому врачей поровну, арабов и евреев. Заведующая – наша израильская арабка, с севера, христианка. Она говорила в первые дни: "У меня нет проблем поставить израильский флаг". Молодежь, молодые ординаторы почти все жители Восточного Иерусалима, они даже не граждане Израиля. Те, которые помладше, вообще боятся касаться острых тем, и мы не знаем, что они думают. Может быть, что-то очень хорошее, а может быть, что-то ужасное. Отличить невозможно, у них установка на то, чтобы обходить острые темы. Врач, который постарше, за 40, состоявшийся вполне человек, которому бояться нечего, транслировал примерно такое: "Да, мне одинаково жалко девушек, которых убили хамасовцы, и детей, которые погибли в Газе".

Я считаю, что у людей, которые постоянно общаются, вовлечены в жизнь общества, шанс иметь нормальные взгляды, а не террористические, значительно больше. Это занимает время. С израильскими арабами мы живем 70 лет в одной стране. Не надо думать, что мы сейчас мыли машину у этого парня, два года общаясь с ним на его ломаном иврите и на моем ломаном арабском, и это изменило что-то в его душе. Не изменило. Но если бы это продолжалось два поколения и на хорошем языке, шансов было бы больше. Абсолютное безобразие в том, что многие арабы в наших местах двуязычные, а евреи – нет. Тяжело учить арабский, значительно труднее, чем иврит. Кроме того, наверное, есть психологический барьер, не буду отрицать. Конечно, двуязычие необходимо, чтобы что-то
изменилось, потому что, только слушая, что говорят арабы по-арабски, можно понять, что они действительно думают. Должно быть выгодно заниматься нормальными вещами и невыгодно заниматься террором. Если есть возможность заработать работой и нет возможности заработать террором, то два-три поколения, и все станет прекрасно. Нельзя отдавать территорию в никуда, пустота заполняется злом. Это тупиковый путь – строительство стен, строительство заборов. Наоборот, максимальное взаимопроникновение обществ при жестком контроле за
безопасностью. Одна из проблем мирных проектов – в ощущении, будто завтра мы что-то решим. Не решим. Хорошо, если наши внуки будут жить в благополучных условиях. Я на детей особо не рассчитываю, что им
удастся не воевать.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться