В этом году Комиссия ООН по расследованию нарушений прав человека в Украине опубликовала свой третий доклад. В нем описаны в том числе случаи сексуализированного насилия во время войны в Украине. О том, что такое насилие происходило на ныне освобожденных территориях Украины, а также продолжает происходить как на оккупированных Россией территориях, так и непосредственно на российской территории в колониях, где содержатся украинские пленные, известно с начала войны России в Украине. Некоторые описанные случаи члены независимой комиссии – индийский адвокат Вринда Гровер, колумбийский юрист Пабло де Грейфф и норвежский судья Эрик Мёсе, который в прошлом был председателем Международного уголовного трибунала по Руанде, называют военными преступлениями.
Сексуализированное насилие на войне считается в международном праве военным преступлением. Таким же, как, например, убийства мирных жителей или разрушение гражданской инфраструктуры. Последнее было закреплено в Женевских конвенциях 1949 года, которые определяли границы ведения войны и были подписаны всеми странами – членами ООН, включая СССР.
Полномасштабное вторжение России в Украину не обошло стороной преступления сексуального характера. В последнем докладе ООН, посвященном Украине, описаны четыре случая изнасилования, произошедшие в 2022 году: по одному в Киевской и Запорожской областях, а также два случая в Херсонской области во время оккупации этих регионов российской армией. Каждый раз изнасилования женщин и девушек представителями российских властей или непосредственно российскими военнослужащими происходили в момент обыска или поиска родственников: вооруженные мужчины приходили домой к своим жертвам и совершали изнасилование. В докладе подробно описываются все четыре случая, вот описание одного из них: "В марте 2022 года в одном из сел Киевской области двое российских солдат ворвались в дом и по очереди неоднократно изнасиловали 42-летнюю женщину на третьем месяце беременности и 17-летнюю девушку ее сына. Они угрожали оружием жертвам и членам их семей. Потом солдаты вернулись с сыном женщины, завели всех троих в комнату и снова стали по очереди насиловать женщину и девушку, заставляя юношу на это смотреть. Они произвели два выстрела рядом с его головой. Позже они отвели трех жертв в пустующий дом, угрожали юноше ножом и снова изнасиловали женщину и девочку", – говорится в докладе Комиссии ООН по расследованию нарушений прав человека в Украине.
Сексуализированное насилие на войне долго не было четко определено как военное преступление. Вероятная причина – такие преступления рассматривались судами как побочный продукт войны, но не как конкретное военное преступление. Однако ряд событий конца XX века лишний раз продемонстрировал мировому сообществу: сексуализированное насилие может быть инструментом войны и должно быть приравнено к военным преступлениям.
Одно из таких событий – геноцид этнической группы тутси в Руанде, совершенный с подачи правительства другой этнической группы хуту в 1994 году. Международный трибунал по геноциду в Руанде пришел к выводу, что как минимум 250 тысяч женщин и детей этнической группы тутси подверглись сексуализированному насилию со стороны представителей хуту. Насилие было неслучайным: представители хуту, по сообщениям Human Rights Watch, намеренно привлекли к изнасилованиям десятки тысяч сторонников, больных ВИЧ. Также, согласно международному трибуналу по Руанде, лидеры хуту не просто одобряли насилие в отношении тутси, но и поощряли калечение половых органов своих жертв. Такая стратегия, по задумке лидеров хуту, должна была лишить представителей тутси иметь в будущем детей и наращивать свою численность. Международный трибунал по бывшей Югославии также пришел к выводу, что некоторые сербские военные намеренно использовали сексуализированное насилие как инструмент войны против боснийцев и хорватов. В трибунале фигурируют уголовные дела по так называемым лагерям изнасилований, развернутым сербскими подразделениями в Боснии, через которые прошли десятки тысяч пленных женщин и мужчин.
Все эти события, а также прогресс международного гуманитарного права поставили сексуализированное насилие в категорию военных преступлений. В 1998 году большинство стран ООН подписало так называемый Римский статут, очерчивающий границы военных преступлений. Четыре года спустя в Гааге был учрежден Международный уголовный суд, который сменил суды ООН, расследовавшие военные преступления ранее. Римский статут впервые включил сексуализированное насилие в международное гуманитарное право сразу по нескольким направлениям: преступления против человечности, военные преступления и геноцид. Статут предусматривает уголовную ответственность за такие преступления вплоть до 30 лет тюремного заключения, что значительно больше, чем если бы это рассматривалось местными судами как обычное уголовное преступление.
На сегодня прокуратура Украины наряду с международными организациями, расследующими сексуализированное насилие на войне, объявила об около 300 случаях таких преступлений, совершенных российскими военными за два года войны. Большинство преступлений совершено в Херсонской, Донецкой (55), Киевской (52) и Харьковской областях. Прокуратура имеет доступ только к неоккупированным или освобожденным территориям.
Однако цифры сильно занижены, отмечают эксперты. Большинство жертв боятся рассказывать о таких случаях и не хотят, чтобы их имена предали огласке, отмечает эксперт правозащитной организации Human Rights First Брайан Дули.
"Объем недостаточного количества или вообще отсутствия данных о преступлениях сексуального характера в Украине значительно превышает количество известных нам случаев. Жертвы таких преступлений редко о них заявляют. Поэтому на каждого человека, который рассказывает о сексуализированном насилии на войне, приходится множество других людей, кто не расскажет об этом в ближайшие годы или вообще никогда", – рассказал Дули в разговоре с Радио Свобода. Cреди причин, на которые указывает Дули, – стигматизация жертвы насилия и недоверие к органам власти: "В этом есть некое клеймо. У жертв сексуализированного насилия в Украине нет уверенности, что им поверят. А даже если поверят, они не знают, как с ними будут обращаться. В Украине нежелание людей сообщать о том, что с ними происходит, отчасти связано с тем, что их частная жизнь часто не уважается и не защищается должным образом. По этой причине возможно, что если они выступят с заявлением о том, что с ними что-то случилось, то их имя могут разместить на официальном сайте прокуратуры, об этом узнают, например, их соседи. Им не гарантируется конфиденциальность", – добавил Дули.
Он также отметил, что еще одна причина боязни украинцев с неоккупированных или недавно освобожденных территорий говорить о таких преступлениях связана еще и с тем, что они опасаются возвращения российской армии.
Первой женщиной в Украине, открыто рассказавшей о сексуализированном насилии, стала Людмила Гусейнова, ей 61 год. С таким насилием она столкнулась в донецкой тюрьме, которую называют "Изоляция", так как до начала аннексии Донбасса Россией в этом здании располагался художественный фонд и арт-центр с таким же названием. Гусейнова была освобождена по обмену в 2022 году, в самом начале войны. Тогда ее в составе группы из 108 женщин обменяли на бывшего лидера украинской пророссийской партии "Оппозиционная платформа – За жизнь" Виктора Медведчука. Во время обмена освободили 100 женщин-военнопленных и восьми гражданских лиц.
Вот что Людмила Гусейнова рассказала о первых днях в "Изоляции" в интервью изданию "Укринформ": "Начался ужас. Меня заставили с мешком на голове раздеться догола. При этом я слышала исключительно мужские голоса и чувствовала прикосновения чьих-то рук – людей, которых я не видела. Потом – так же, с мешком на голове, приказали одеваться и буквально поволокли меня в камеру. Когда я чуть не упала, какая-то девушка сказала мне, что мешок с головы можно снять, и еще сказала, что это – "Изоляция".
Это название – "Изоляция" – Гусейнова хорошо знала. Она попала в эту тюрьму осенью 2019 года. В то время уже было известно о том, что условия содержания здесь приравниваются к пыточным и что приговоры заключенным выносятся без надлежащего расследования. Этому были десятки свидетельств людей, оказавшихся на свободе по обмену после 2014 года. Местные суды были организованы здесь Россией после первой волны агрессии в Донбассе, и решения этих судов не признаются ни Украиной, ни международным сообществом, так как речь идет о непризнанном территориальном образовании "ДНР". До того, как Людмила Гусейнова рассказала о пережитом в "Изоляции", заключенные там и впоследствии освобожденные по обмену женщины не упоминали о сексуализированном насилии в этой тюрьме. Говорили лишь об отсутствии медицинской помощи, о тесных камерах и пытках – например, током или угрозах убийством. Однако сказать во всеуслышание об унижении по гендерному признаку находят мужество обычно единицы, о сексуализированном насилии жертвы предпочитают либо молчать, либо соглашаются вспомнить об этом травматическом опыте спустя годы. Гусейнова рассказала о том, что женщин в тюрьме не только раздевали догола, но и оставляли с мешком на голове стоять многие часы напролет без возможности поменять позу.
Гусейнову обвинили в шпионаже и экстремизме. Хотя через некоторое время после того, как она оказалась в заключении, Украина присудила ей премию за личный вклад в защиту прав человека – за помощь детям-сиротам, оказавшимся на оккупированной Россией территории. После оккупации Гусейнова узнала о расформировании интерната в оказавшемся под контролем России селе Приморское Донецкой области. Его воспитанников распределили в семьи местных жителей, которые не были в состоянии их содержать. В Киеве Гусейнова организовывала сбор вещей и гуманитарной помощи, которую присылали на ее имя в Мариуполь, и она через линию разграничения привозила их на оккупированную территорию. Бывшим воспитанникам интерната она привозила не только одежду или продукты питания, но и книги на украинском языке, а также открытки, которые дети и взрослые писали ребятам, находящимся в оккупации.
Когда началась российская агрессия в Донбассе, Гусейнова жила в городе Новоазовске Донецкой области и до оккупации города Россией в 2014 году работала на небольшом сельскохозяйственном предприятии. После этого она стала волонтером. Задержали ее как за то, что она привозила на оккупированную территорию Донбасса украинские книги, так и за то, что привезла украинский флаг с надписями от военнослужащих из батальона ВСУ "Львов". На флаге было написано "Патриотам Новоазовска". В заключении Гусейнова провела три года и 13 дней, часть этого срока она содержалась в камере, где находились 20 женщин, в основном ожидавших приговора по уголовным статьям, – среди них были и те, кто совершил убийство, и они, по словам волонтера, очень агрессивно относились к своим сокамерницам.
"Следователи пришли ко мне, наверное, через две недели после ареста, – рассказывает Гусейнова. – Я увидела людей, которые меня задерживали, и они начали издеваться, ломать пальцы… Я спросила у них: в чем меня обвиняют? Тогда один из них сказал, что я очень говорливая и у меня "рабочий рот" и именно так его и будут использовать".
Гусейнова рассказала о том, что с процедурой раздевания в "Изоляции" столкнулась каждая женщина – никаких специальных комнат или надсмотрщиков-женщин в тюрьме нет.
Россия как сторона военного конфликта в Украине также несет ответственность за случаи сексуализированного насилия, совершенного представителями ее армии в Украине. Пока, конечно, неправительственные организации только собирают необходимые сведения и доказательства совершения сексуального насилия войсками, подчиненными России. Международные суды пока не выносили приговоры за совершение этого военного преступления. Однако уже сегодня известно о масштабах сексуального насилия, совершаемого на оккупированных украинских территориях и совершавшегося ранее на территориях, которые были оккупированы Россией временно, а сейчас освобождены украинской армией.
Рассказы жертв – не единственный источник информации, позволяющий правозащитникам узнавать о сексуализированном насилии на войне в Украине. В десятках перехваченных украинскими спецслужбами телефонных разговоров российских солдат, те сами признаются, что совершали такие преступления. Например, в начале прошлого года СБУ перехватила телефонный разговор российского военного, который рассказывал детали отхода его подразделения из украинского Лимана, в котором он говорил о сексуализированном насилии по отношению к местным жительницам. Бывают и такие случаи, когда солдаты рассказывают журналистам о такого рода преступлениях. В прошлом году военный из Башкортостана, участвующий в войне в Украине, сообщил о сексуальных преступлениях журналистке газеты “Аургазинский вестник”. Газета не напечатала его признания, однако разговор также перехватила и опубликовала СБУ.
Цель, которую преследует сексуализированное насилие со стороны России, – уничтожить идентичность
Сексуальному насилию на войне в Украине подвергаются не только женщины, но и мужчины. Еще в 2017 году коалиция НКО "Справедливость ради мира на Донбассе" отмечала, что треть опрошенных мужчин, прошедших через тюрьмы в непризнанном территориальном образовании под контролем России "Донецкой народной республике", столкнулась с сексуальным насилием со стороны сепаратистской власти. Жертвами стали в основном участники антитеррористической операции со стороны Украины и лица, симпатизирующие Киеву. Эта же специфика сохранилась и после полномасштабного вторжения, а именно, сексуализированное насилие против украинских мужчин превалирует в заключении и в меньшей степени – на территориях, где идут бои, отмечает исполнительный директор Центра гражданских свобод Олександра Романцова.
"Например, на севере Украины, где шли бои с февраля по март 2022-го, сексуального насилия против мужчин не было. Большинство просто убивали. Для сексуализированного насилия нужно время, которого у российской армии не было. Если же время есть, они будут заниматься сексуальным насилием", – рассказала Романцова.
Однако украинские солдаты, попадающие в плен на территории России, оккупированных регионов Украины или непризнанных международным сообществом территориальных образований под контролем России "ДНР" и "ЛНР", часто сталкиваются с сексуальным насилием, отмечает эксепрт Центра гражданских свобод. Она указывает на то, что это может быть элементом пыток:
"Если говорить об оккупированной территории Украины и солдатах и гражданских мужчинах, которые были взяты в плен на оккупированных территориях, либо вывезены в Россию, – здесь ситуация абсолютно иная. Через пытки там прошли, наверное, около 90% мужчин. И если речь идет о защитниках Украины, это насилие – военный инструмент, чтобы сломить их. И сексуализированное насилие здесь – я не уверена, получают ли насильники от этого какое-то маниакальное удовольствие, но это точно используется, чтобы сломить сопротивление заложников. Говорим ли мы о военных уровня "Азова" или других солдатах, первая цель, которую преследует сексуализированное насилие со стороны России, – уничтожить их идентичность".
Еще одна из причин такого рода преступлений, совершаемых российскими военными, – общая деградация уровня армии и усталость российских солдат от того, что не случилось быстрой победы. Об этом говорит исследовательница сексуализированного насилия на войне из США Миа Блум.
"Я думаю, что в значительной степени российские солдаты прибегают к насилию потому, что они были настроены на быструю войну и победу за несколько дней. Российские военные и их командование никогда не предполагали, что украинцы смогут продержаться два года и даже перейти российскую границу – я имею в виду Курскую область. И это вызывает раздражение. Второе: первое время на войне обычно используется более профессиональная, хорошо обученная армия. Это видно не только по России, но и по США и Израилю. Далее уровень начинает понижаться: правительство может начать набирать людей с сомнительным или криминальным прошлым. И тогда можно видеть гораздо больше мародерства, вымогательства и сексуализированного насилия всех мастей", – трактует поведение российских солдат Миа Блум.
Актуальным остается вопрос, является ли насилие военной стратегией, как это было, например, в Руанде, или же это частная инициатива солдат. В конце 2022 года специальный представитель по сексуальному насилию в ООН Прамила Паттен отметила в интервью AFP, что сексуализированное насилие – военная стратегия Кремля. Она говорит, что украинские женщины подтверждают, что российские солдаты снабжаются виагрой, чтобы унижать и насиловать женщин, что является военной стратегией. Однако подтверждений данной информации пока нет, доклад ООН о военных преступлениях за прошлый год упоминает случаи сексуализированного насилия российскими солдатами, но не подтверждает слова Паттен о том, что оно является военной стратегией. Из комментариев российской стороны – только "не верим" Дмитрия Пескова в ответ на вопрос журналиста об изнасилованиях в украинском городе Буча. Правозащитники, опрошенные Радио Свобода, считают, что скорее речь идет о том, что военное командование закрывает глаза на существующую проблему.
"В случае российского вторжения в Украину, я думаю, мы как минимум можем сказать, что российское командование закрывает глаза на сексуализированное насилие, которое их подчиненные совершают в Украине", – отметил Брайан Дули.
Однако некоторые случаи, особенно происходящие в военных тюрьмах на территории оккупированных регионов, говорят о том, что такие решения могли приниматься не просто рядовыми солдатами. В 2023 году по меньшей мере несколько украинских солдат, которые находились в российских тюрьмах и были впоследствии обменяны, заявили о том, что в заключении к ним применялось не только сексуализированное насилие, но и калечение половых органов или полная кастрация. Годом ранее аналогичное видео с кастрацией и последующим убийством пленного украинского солдата в оккупированной Луганской области было размещено в прокремлевских телеграм-каналах. Олександра Романцова отмечает, что солдаты или сотрудники военных тюрем могут просто получать “добро” на любые действия в отношении так называемого врага:
"Есть ли приказ на насилие? Я думаю, в каких-то случаях да, в каких-то нет. Командование может просто сказать: делайте все что хотите, чтобы получить результат, например информацию, или же для того, чтобы сломить украинских военных. И у россиян есть, например, негласное разрешение от командира: любые пытки без ограничений, включая сексуализированное насилие", – комментирует Романцова.
А дальше включается культура террора, которая, по словам эксперта, в последние годы нормализуется внутри России. "Насилие начинает быть нормой и культурой внутри российской армии и других силовых ведомств. Пытки начинают быть нормой в любом месте, где государство использует силу. Что касается насилия, то мы можем просто посмотреть на то, что происходит внутри России, например, расследования правозащитного проекта "ОВД-Инфо" и других организаций, публикующих, например, архивы из тюрем, которые показывают, что сексуальное насилие – абсолютная норма", – добавляет Романцова.
В целом, вне зависимости от того, получали ли российские военные приказы, давали ли им добро на насилие или это была их личная инициатива, – ответственность в первую очередь лежит на командовании. Так называемая командная ответственность закреплена и в Римском статуте. Согласно этому документу, военное начальство несет ответственность за преступления подчиненных.
"Мы видим по судам по бывшей Югославии, что большинство осужденных за преступления сексуального характера – это люди уровня военного командования. Посыл международного права и судов здесь: военные лидеры ответственны за своих солдат и их преступления. Задача лидера – предотвратить военные преступления, или же он сам окажется в тюрьме. То же самое с Руандой и другими подобными случаями", – рассказывает об ответственности командиров профессор Института исследования мира в Осло Ингер Скьельсбек.
Военные трибуналы и суды прошлых лет, которые рассматривали преступления сексуального насилия на войне, также в основном выносили приговоры командирам, нежели самим насильникам. Например, в одной только Боснии и Герцеговине за время войны, согласно оценкам трибунала, от 30 до 50 тысяч человек столкнулись с сексуальным насилием со стороны сербских военных. То есть в преступлениях участвовали минимум тысячи, однако трибунал по бывшей Югославии приговорил по таким обвинениям чуть больше 30 человек. Непосредственно насильников среди них еще меньше – например, офицеры и солдаты армии боснийских сербов Драголюб Кунарац, Радомир Ковач и Зоран Вукович, которые курировали и принимали личное участие в одном из лагерей боснийских женщин в городе Фоча. Они получили от 12 до 28 лет тюремного заключения. Другие же, например генерал армии боснийских сербов Радислав Крстич, получил 35 лет тюремного заключения по принципу командной ответственности, в том числе за сексуальные преступления и геноцид в Сребренице, совершенные его подчиненными. В целом трибуналы как международные, так и локальные отправили за решетку менее 1 процента насильников времен боснийской войны, подсчитал исследователь Джаред О. Белл.
Связано это с несколькими причинами. Чаще всего жертвы не знают или не могут вспомнить из-за пережитой травмы, кто был насильником, или не могут идентифицировать подразделение, вспоминая лишь о том, на каком языке говорили военные или какой акцент у них был. Во время югославских войн преступники надевали маски или балаклавы, закрывая лицо. Несмотря на законы, позволяющие получить выплаты жертвам сексуализированного насилия, в основном говорить о том, что произошло с ними во время войны, пострадавшие соглашаются лишь в том случае, если те, кто был с ними в заключении, тоже соглашаются говорить. "Были случаи, особенно в Боснии, когда люди, в основном это были группы женщин, точно знают, кто их изнасиловал. Были даже случаи, что эти люди продолжали жить в их городе, или в их деревне, или же в соседней деревне. Но особенно в тех частях Боснии, где большинство проживающих там людей являются сербами, прокуратура, видимо, не хочет заниматься этими делами. Правоохранительные органы прикладывают недостаточно усилий, чтобы этих людей наказать. Есть случаи, когда просто невозможно собрать все нужные доказательства о том, что произошло. Ведь материальные доказательства преступления в случае изнасилования исчезают очень быстро, и сегодня их не найти", – рассказывает сербская журналистка Йована Георгиевски.
Еще одна проблема в случае такого военного преступления, как изнасилование, что в случае югославских войн невозможно до сих пор точно подсчитать, сколько людей стали жертвами: "Мы точно этого не знаем. Данным, которые есть сейчас у нас и у международных организаций, нельзя доверять полностью. Почему? Потому что до сих пор есть жертвы изнасилований – мужчины и женщины, которые об этом не рассказывали или которые, к сожалению, погибли во время войны. Так что это число определить очень трудно. В Косове говорилось об около 20 тысячах жертв изнасилований в период от 1998 по 1999 год, пока длилась война в Косове. Но есть эксперты, которые утверждают, что и этим цифрам нельзя доверять, потому что иногда государство манипулирует цифрами, видя в них политический интерес, чтобы показать, кто больше пострадал, – говорит Георгиевски. – Что можно утверждать с уверенностью, так это то, что изнасилования во время войны имеют и другой уровень. Особенно в Косове и в Боснии о нем говорилось как об инструменте этнической чистки. Впервые на это обратила внимание в своих докладах в конце 1990-х и в начале 2000-х правозащитная организация Amnesty International. Это касалось женщин, потому что они могут рожать. Если вследствие изнасилования женщина беременеет, а у определенного государства есть территориальные претензии, то это может поменять этнический состав определенного края. И это то, что отличает изнасилование как военное преступление от изнасилования в невоенное время".
Военные преступления, которые российские военнослужащие совершили после начала войны России в Украине, в Гааге изучают с марта 2022 года. Прокуроры Международного уголовного суда расследуют их наряду с прокуратурой Украины и несколькими западными странами, участвующими в сборе доказательств. Среди обвинений – насильственные депортации, удары по гражданской инфраструктуре и преступления против человечности, в частности сексуализированное насилие. Пока судом установлено только несколько обвиняемых и вынесены ордера на их арест – Владимир Путин, Мария Львова-Белова, Сергей Кобылаш, Виктор Соколов и Сергей Шойгу. Украинская же прокуратура уже вынесла несколько заочных решений против российских солдат, обвиненных, в частности, в насилии над украинскими женщинами и мужчинами в 2022 году.
Эти расследования находятся на начальных стадиях. Однако даже если они значительно продвинутся, реализовать обвинительные приговоры фактически можно будет только в случае смены власти в России, которая пойдет на сотрудничество с Киевом и Гаагой, разрешит расследования на ранее оккупированных территориях и будет содействовать выдаче военных преступников, в частности насильников. Во всяком случае, так происходило с предыдущими военными трибуналами. Правительство хуту в результате гражданской войны сместил Руандийский патриотический фронт, который выдал военных преступников учрежденному Совбезом ООН трибуналу по Руанде. Президент Союзной Республики Югославии Слободан Милошевич и его военное окружение, которые во многом инициировали войну в Югославии, также были переданы международному трибуналу новым правительством. Оно пришло к власти в 2000 году на фоне проигрыша Милошевича в косовской войне, бомбежек НАТО Югославии, обширных международных санкций против Белграда и массовых протестов и забастовок, охвативших страну.
Женщины, пережившие боснийскую войну, начали требовать наказать преступников за изнасилования во время конфликта
Несмотря на то что с этого момента прошло уже несколько десятилетий, жертвы сексуализированного насилия только сейчас соглашаются рассказать, что с ними происходило в прошлом. Журналистка сербской службы Би-би-си Йована Георгиевски смогла поговорить с пережившими сексуальное насилие в частично признанном Косове только в июне этого года. До того, как в Косове в 2018 году приняли закон, по которому люди, подвергшиеся сексуализированному насилию, официально стали получать статус жертв войны и право на финансовые выплаты, многие из них молчали, особенно мужчины. "Еще до того, как в 2018 году в Косове албанцы начали рассказывать о том, что их изнасиловали во время войны, были мужчины из других бывших югославских республик, пережившие войну в Боснии, в Хорватии и столкнувшиеся с сексуализированным насилием. То есть было известно, что есть и мужчины, которых изнасиловали во время балканских войн, но они чаще всего не рассказывали об этом публично. И до сих пор я не припомню публичного признания мужчин в том, что их изнасиловали во время югославских войн. Свидетельства, касающиеся боснийской, хорватской войн появились в конце 1990-х и в начале 2000-х, потому что в Боснии и Хорватии тогда уже были законы, признававшие изнасилование во время войны как отдельное преступление и предполагающие помощь жертвам. В Косове аналогичные законы были приняты в 2018 году, и правительство страны рассчитывало на то, что в первую очередь свои истории расскажут женщины, но также мужчины, – говорит Георгиевски. – Истории, которые я опубликовала в этом году, – это рассказы очевидцев, двух албанцев, согласившихся на условиях анонимности поделиться тем, что с ними произошло во время косовской войны. Несмотря на то, что они оба понимают, что об этом нужно говорить, никто из них, мне кажется, никогда в жизни не собирается публично выступить со своими признаниями. Когда я разговаривала с ними, то заметила, что они до сих пор чувствуют стыд и страх: как общество будет смотреть не только на них, но и на их семью. Косовское общество до сих пор довольно традиционно, и, хотя это относится к большинству обществ на Балканах, я бы сказала, что перемены в Косово приходят чуть медленнее".
До трибунала по бывшей Югославии в международном праве не было предусмотрено сексуализированное насилие как отдельное преступление, поворотным моментом стала война в Боснии, говорит Георгиевски: "Я напомню, что война в Боснии началась за несколько лет до войны в Косове. То есть боснийская война стала первым большим вооруженным конфликтом. Почти одновременно происходила война в Хорватии, но в Боснии, конечно, было тяжелее. И именно женщины, пережившие боснийскую войну (в основном это были мусульманки), после ее окончания и Дейтонского соглашения, в 1995 году начали требовать наказать преступников за изнасилования во время конфликта. Это произошло после появления новой страны – Боснии и Герцеговины. Активистки из Боснии и Герцеговины долго настаивали на том, что сексуализированное насилие надо признать как отдельное военное преступление. И это и случилось: изнасилование как военное преступление первый раз в мире признали военным преступлением в международном законодательстве только после войны в Боснии".
В Боснии во время войны существовали так называемые отели для изнасилований. Это были здания в центральной части разных городов: частные дома или бывшие отели, которые использовались военными. Их называли "лагерями изнасилований", и самым известным из них является отель "Вилина Влас" в пригороде Вишеграда в Республике Сербской. "Сюда в основном сербы приводили боснийских мусульманок и держали их там месяцами, пытали и насиловали. Есть сотни не переживших это насилие женщин, есть подозрения, что часть из них похоронена в массовых могилах. Женщины, которые это пережили, стали добиваться справедливости и наказания за те преступления, которые совершались. Они не молчали, наверное, потому, что нередко они были из одной деревни или из соседних деревень, они провели в лагере месяцы вместе, и у них, наверное, возникло чувство коллективной травмы. Они общались между собой и не боялись потому рассказать, что они пережили", – рассказывает Йована Георгиевски. О том, что изнасилования мужчин и женщин происходили также во время войны в Косове, также есть рассказы свидетелей – в Косове также были частные дома, в которых происходили изнасилования, сексуальное насилие происходило и в тюрьмах. Но масштабы происходящего в Косове были несравнимы с тем, что пережили жертвы в Боснии, поэтому об этих фактах стало широко известно. По словам Георгиевски, сегодня никакой публичной мемориализации – ни что касается отеля "Вилина Влас", ни других мест, где происходили убийства и пытки во время югославских войн, – на Балканах почти нет: "Туристы, которые останавливаются в отеле, чаще всего не знают, что ночуют в гостинице, где 30 лет назад находился "лагерь для изнасилований". На мой взгляд, это очень важная вещь, которую нужно изменить в будущем. Потому что, если произошло такое страшное преступление, об этом нужно как-то сообщить и прохожим, и туристам, которые бронируют номер в бывшем военном лагере".
Сегодня российские власти наказывают своих граждан за то, что они пишут о пытках и убийствах местных жителей в украинском городке Буча под Киевом, ставятся под сомнения свидетельства и публикации о происходившем в Буче, которые появляются в том числе в западных СМИ. О боснийских "секс-лагерях" и массовых изнасилованиях мусульманок сербами первыми написали именно западные журналисты в конце 1992 года, и только когда жертвы этого насилия заговорили, описанные в прессе факты о массовых изнасилованиях подтвердились. В итоге во время Гаагского трибунала бывший офицер военной полиции боснийских сербов Драган Зеленович признался в том, что принимал участие в групповых изнасилованиях боснийских женщин и девушек. Также за участие в групповом изнасиловании мусульманских заложниц на 12 лет заключения впоследствии был осужден и лидер боснийских сербов Зоран Вукович. "Первый случай, когда трибунал в Гааге судил кого-нибудь по подозрению в сексуализированном насилии, был Душко Тадич, это был бывший лидер Сербской демократической партии на северо-западе Боснии. Процесс против Тадича был первым международным процессом за военные преступления, где упоминалось и сексуализированное насилие. После этого случая в 1997 году трибунал осудил еще трех человек, в 2000 году – еще одного виновного в сексуальном насилии во время войны в Боснии. Но наказанных военных преступников в целом в странах бывшей Югославии очень-очень мало. А в Косове только один человек приговорен к тюремному заключению в связи с изнасилованием и пытками в отношении гражданских лиц, и это был Зорен Вукович, бывший полицейский сербского происхождения. Во время процесса против Вуковича в косовском суде доказали, что он во время войны изнасиловал 16-летнюю девушку в районе Митровицы – города на севере Косова. Для косовского правосудия это был исторический приговор: впервые кого-то осудили за такое преступление. Вуковича осудили за изнасилование женщины. Насколько мне известно и насколько известно экспертам, с которыми я недавно общалась, пока нет ни одного расследования, которое ведется косовскими правоохранительными органами, за изнасилование мужчин во время войны. Возможно, есть список подозреваемых, но конкретного процесса нет", – рассказала в интервью Радио Свобода сербская журналистка Йована Георгиевски.
