Сын известного советского биолога и внук сталинского разведчика Александр Гольдфарб мог бы сделать блестящую научную карьеру в СССР. Однако в начале 70-х годов он примкнул к диссидентскому движению и вступил в прямую конфронтацию с режимом. Круг его знакомых был обширен – академик Андрей Сахаров, диссидент Натан Щаранский, писатель Саша Соколов, которому Гольдфарб помог покинуть СССР, художник Александр Меламид и другие участники "бульдозерной выставки", а также работавшие в Москве западные журналисты, еврейские отказники и, наконец, советские ученые – как лояльные, так и мечтавшие эмигрировать. Боровшийся за право покинуть СССР Александр Гольдфарб получил разрешение на выезд, но в число отказников надолго попал его отец, которого, как выяснилось позднее, в КГБ считали агентом ЦРУ.
У вышедшей в издательстве НЛО книги мемуаров живущего в США Александра Гольдфарба длинное название: "Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия". Поучительная история о попытке свободного человека переиграть спецслужбы завершается полным триумфом героя. Александр Гольдфарб, который в путинские времена продолжает борьбу с российским режимом, полагает, что сегодня, несмотря на то что монстр КГБ воскрес и получил неограниченную власть, ему возможно противостоять.
– Главной темой книги стали отношения вашей семьи с органами советской госбезопасности с 1951 года, когда был арестован ваш дед, и до распада Советского Союза. Отвратительная организация сыграла в вашей жизни огромную роль?
– Да, конечно, это лейтмотив моей жизни. Книжка закончилась, а эти отношения продолжаются по сей день.
Я ощутил то, что чувствовал граф Монте-Кристо
– У вас не было доступа к архивам КГБ 70–80-х годов, когда спецслужбы наблюдали за вами и вашим отцом, но вы узнали и реконструировали значительную часть этой скрытой жизни, даже разоблачили своего друга, который доносил на вашего отца. Это, надо полагать, было большим потрясением?
– Да, это было потрясающее ощущение. Его и еще двух академиков, которые были вокруг нашей семьи, беседовали с КГБ, оказывали им всяческое содействие. Так что я ощутил то, что чувствовал граф Монте-Кристо, который спустя 30 лет узнает подробности неприятностей, которые были давным-давно.
– Как вам это удалось?
– Мой отец, микробиолог Давид Моисеевич Гольдфарб, покинул СССР сразу после Рейкьявика, когда уже началась перестройка. А до этого он был лет 10 отказником, его не выпускали из СССР. Покинул он СССР в рамках шумного скандала. Ситуация была очень похожа на то, что происходит сейчас с американским журналистом, арестованным в России. Мой папа был включен в обмен, который состоялся между СССР и США, когда советского шпиона, пойманного в Нью-Йорке, обменяли на американского журналиста, арестованного в СССР, его звали Николас Данилофф, он был американец, хоть и с русской фамилией. Президент Рейган потребовал, чтобы к этому журналисту СССР добавил трех диссидентов. Мой папа попал в обмен. Это была довольно шумная история. Через 20 с лишним лет после этого я получил письмо от человека, который утверждал, что мой папа, а также журналист Данилофф были не невинными людьми, которых просто включили в обмен на шпиона как заложников, а на самом деле были агентами ЦРУ. Мой папа – агент ЦРУ! Этот человек, будучи офицером КГБ в 70-е годы, вел дело моего папы, а теперь он живет в Дюссельдорфе. Я, естественно, очень разволновался и поехал к нему. Мы провели несколько часов, он мне рассказал удивительную историю, которая заключалась в том, что у папы были проблемы с КГБ, его долго не выпускали из СССР из-за того, что КГБ его подозревал в том, что он является связующим звеном между американской разведкой и какими-то неизвестными источниками внутри советского военно-промышленного комплекса, которые разрабатывают биологическое оружие. Они пытались выявить эти источники, поэтому кошмарили моего папу, у него устроили обыск, его не выпускали. Этот офицер, Сергей Безруков, рассказал мне, что Московское управление КГБ хотело моего папу арестовать, а Центральное управление контрразведки не давало его арестовать, потому что они за ним следили и хотели выйти на эти источники. А источников-то и не было. В ходе этого разговора он мне и назвал имя моего старого приятеля, который оказался агентом, и имена двух академиков – Дубинина и Петрянова-Соколова, которые сотрудничали с КГБ в этой слежке.
– И вы написали своему приятелю и попросили его рассказать о том, что тогда происходило…
Сейчас КГБ у власти. Это главный знак сегодняшнего времени
– Да, я разыскал его имейл, написал. Когда он мне ответил, я ему сказал, что пишу книжку, хочу описать прошлые дела. Он сказал: "К сожалению, не могу". Сергей Безруков рассказал мне подробности, которые никто не мог знать. Например, о том, как он лично ставил прослушки в квартире моего отца из квартиры этажом выше, в которой жил один из двух академиков. А о том, что сверху стоят прослушки, я знал за много лет до этого, потому что жена этого академика маме моей рассказала, что к ним приходили и сверлили что-то в полу. Так вот, после того, как приятель мне не ответил, я ему отправил эти две главы, чтобы он почитал и на старости лет понял, что ничего тайного на свете нет, все становится явным. Чистый граф Монте-Кристо.
– Вы пишете, что у вас есть принцип в отношениях с государством – повышать ставки. Расскажите, пожалуйста, как он действовал и можно ли применять его сейчас в путинской России?
– Я назвал в книжке это "принципом Фишера". Происходит он от моего учителя в диссидентско-журналистских делах, его звали Кирилл Викторович Хенкин, человек достаточно известный. Хенкин объяснил, что ты должен так строить свои взаимоотношения с властью, что у власти не останется другого выхода, как тебя либо посадить, либо выкинуть за границу. Назвал это "принципом Фишера", потому что его самого этой стратегии обучил знаменитый атомный шпион Вилли Фишер, который больше известен под псевдонимом Рудольф Абель. Когда-то в молодости Абель ему говорил: "Если у тебя конфликт, то ты должен доводить этот конфликт до такой ситуации, когда он может разрешиться в ту или иную сторону, иначе он никогда не разрешится". Вот "принцип Фишера". И я с этой стратегией, когда подал прошение на выезд из Советского Союза в Израиль на постоянное место жительства, его использовал. Я старался как можно больше усиливать накал вокруг своей собственной персоны. Я стал связующим звеном между иностранными корреспондентами в Москве и сообществом диссидентов, начиная с Андрея Дмитриевича Сахарова и заканчивая христианскими подпольными сектами. Я бегал по Москве два года, передавал огромное количество документов и делал заявления. Когда меня вызвали наконец и сказали "чтобы вас через две недели в Москве не было, иначе мы вас посадим", этот принцип в моем отношении сработал. Там был еще один аспект, потому что я был биологом по образованию, работал в области молекулярной генетики, а как раз в эти годы в СССР зарождалась тайная отрасль разработки биологического оружия. СССР пытался всячески это скрыть, а я кричал, что надо еще проверить, что они там затевают, пытался привлечь к этой проблеме внимание иностранных газет. Короче говоря, меня решили выкинуть. Это, безусловно, работало тогда, потому что было либеральное время так называемой "разрядки", когда Никсон и Брежнев встречались время от времени, подписывали соглашения об ограничении вооружений. Но потом, когда я уже уехал, этим принципом попытались воспользоваться другие люди и ничего у них не получилось. Скажем, Натан Щаранский, который занимался после моего отъезда теми же самыми делами, попал в тюрьму, вместо того чтобы уехать. Так что это обоюдоострая стратегия, в наши дни я бы не стал ее использовать, потому что наступил мрачный период. Российские власти практически не заинтересованы в улучшении отношений, в сохранении своего образа в глазах международной общественности. Поэтому принцип "чем хуже, тем лучше", сегодня, наверное, не будет работать.
– В 1979 году в Свердловске погибли люди от сибирской язвы, произошла утечка на секретном военном предприятии, и страницы вашей книги, посвященные разработке биологического оружия, сейчас читаешь с особым страхом, потому что понимаешь, что в наши дни их вообще ничего не сдерживает.
В моральном сопротивлении этому режиму изнутри главной все-таки является моральная составляющая
– Конвенция о запрете таких разработок все еще действует. Человечеству повезло в этом смысле, потому что все запасы этого оружия, вся сеть предприятий и институтов, которые были объединены в секретную систему "Биопрепарат" (в ней было около 40 предприятий по всей стране и десятки тысяч людей задействовано), была уничтожена при Ельцине. Ельцин был в Свердловске секретарем обкома, когда сибирская язва утекла и потравила много народу. Возобновились ли эти вещи, сказать трудно. В наше время это труднее скрыть. Но факт налицо – это были институты, разрабатывавшие биологические агенты, которые очень похожи на сегодняшний вирус ковида и могут устроить человечеству большую неприятность.
– Вы пишете, что война с Украиной аннулировала сроки давности и вернула вам ощущение тотальной конфронтации с КГБ. Вы видите закономерность в том, что эта организация, которой вы противостояли много лет, вернулась к власти?
– Моя предыдущая книжка "Отравление Литвиненко и возвращение КГБ" вышла 10 лет назад. Да, вернулась эта организация, более того, она сейчас более важное место занимает в политическом устройстве России, чем в Советском Союзе. При всех ужасах сталинщины эта организация была под контролем Коммунистической партии. Было некое двоевластие, а окончательное решение принимало руководство в политбюро ЦК, лично Сталин, лично Брежнев. В этой системе двухполярности власти в Советском Союзе деятельность КГБ все-таки ограничивалась. Все, кто этим делом занимается, помнит про противостояние между главным идеологом КПСС Михаилом Сусловым и Андроповым, который руководил КГБ. Даже когда Андропов стал генсеком, двухполярность сохранялась. Сейчас такого нет, сейчас КГБ действительно у власти. Это и есть главный знак сегодняшнего времени, на мой взгляд. Другое дело, что масштабы репрессий сегодня гораздо меньше, чем при Сталине, но больше, чем при Брежневе.
– Можно ли победить КГБ?
Мой дедушка всю жизнь говорил: "Я не еврей, я – большевик"
– Внутри справиться невозможно. Выдающиеся борцы и мученики в этой борьбе, такие как Навальный, Володя Кара-Мурза, Илья Яшин и сотни других, которые сейчас являются политическими заключенными, идут против монстра, который в миллион раз сильнее их. Но есть два обстоятельства. Первое обстоятельство – это поддержка из заграницы, моральная поддержка, информационная поддержка и сеть соратников и единомышленников, которые, оказавшись за границей, продолжают это дело. В случае Советского Союза победила не только эта поддержка внутреннего диссидентства, но и принцип сдерживания, который возник в 1940-е годы, когда началась холодная война, то есть тотальное противостояние Запада СССР по всем линиям: военной, экономической, культурной. СССР в результате развалился. Так что таким способом действительно можно их победить. Второе обстоятельство – это моральная составляющая. Если верить, что на свете, несмотря ни на что, существуют добро и зло, добро всегда побеждает зло в конце концов. Этот принцип никто не доказал, но, как в свое время говорил Сахаров, делай то, что нужно, а дальше будь что будет. В моральном сопротивлении этому режиму изнутри главной все-таки является моральная составляющая. И вот эта сила духа тех, кто сопротивляется внутри, не надеясь на успех, понимая, что вряд ли что-нибудь у них получится, в конце концов срабатывает. Она сработала в прошлый раз. Один из разработчиков американских санкций против России на вопрос: "Откуда вы знаете, что ваши санкции работают?" – ответил: "Мы не очень понимаем, что происходит в Кремле, но мы и во время холодной войны не очень понимали, что там у них происходит, не были уверены в успехе и, тем не менее, победили. Значит, мы должны делать то, что мы должны, и будь что будет". Так что этот принцип важен не только для моральной составляющей, но и для военно-политической.
– Ваш дедушка Григорий Хейфец был и сотрудником советских спецслужб, и их жертвой. Расскажите, пожалуйста, его историю.
– Мой дедушка – ровесник века ХХ, он родился в 1899 году и был большевиком. История моего дедушки – это история величайшего заблуждения значительной части еврейского народа, либеральной интеллигенции, их неудачного романа с социализмом и коммунистическими идеями. В конце концов в этом романе евреев и либералов место марксизма занял товарищ Сталин. Мой дедушка, когда возникала еврейская тема, всегда говорил: "Я не еврей, я – большевик". Он вошел в мир на волне революционной деятельности в начале века, отчасти из-за того, что в детстве пережил еврейский погром в Риге. Он из семьи старых социалистов. Когда произошла революция, он пару лет повоевал на Гражданской войне, потом его ранили, он работал некоторое время секретарем у Надежды Константиновны Крупской, а потом его взяли в Коминтерн. С этого момента он и стал шпионом. Если кто не помнит, Коминтерн – это международная организация коммунистических партий со штаб-квартирой в Москве, которая финансировалась советским правительством и занималась подрывной деятельностью по всему свету, пыталась сделать мировую революцию. Мой дедушка был одним из эмиссаров Москвы в этом движении. Начиная с 1922 года он большую часть жизни проводил за границей, а где-то в 1929–30 году перешел из Коминтерна в разведку, то, что сейчас называется СВР, тогда называлось ИНО, потом Первое главное управление. Всю войну он просидел в Сан-Франциско в качестве резидента под дипломатическим прикрытием в советском консульстве. Там засветился, как мы теперь знаем по историческим документам и воспоминаниям, в атомном проекте, когда советская разведка активно вербовала и внедряла агентов в проект "Манхэттен", в американскую разработку атомной бомбы. А второе дело, где он засветился, – это во взаимоотношениях разведки с интеллигенцией. Хорошо известна история, когда верхушка Голливуда, исходя из антифашистских настроений во время Второй мировой войны, бросилась в объятия Сталина. Задействованы в этой просоветской активности были такие великие люди, как Бертольт Брехт или Чарли Чаплин. Дедушка курировал эту часть деятельности разведки. А кончилось все тем, что в 1945 году он приехал обратно в Москву, а через пару лет его посадили и чуть не расстреляли, потому что была очередная чистка. Он был приговорен к расстрелу, но его не успели расстрелять, потому что неожиданно умер Сталин. Где-то через год после смерти Сталина его выпустили, реабилитировали. Он дожил свой век персональным пенсионером, старым большевиком. Ничего особенного не рассказывал, молчал. Но он по-прежнему был не еврей, он был большевик, он просто считал, что были перегибы, но в целом он был верен идее социальной революции.
– А вы стали диссидентом. Недавно я читал воспоминания Александра Подрабинека, который тоже в начале 70-х, будучи очень молодым человеком, пришел в диссидентское движение, у него "принцип Фишера" сработал наоборот – он был арестован. Вам очень повезло, потому что вас, учитывая истории с биологическим оружием, могли не просто арестовать, а даже и убить. Я читал вашу книгу с огромным удивлением: почему автору так повезло? Как вы сами это объясняете?
Это тот самый случай, когда орел и решка выпадают в твою пользу
– Я объясняю это чистым везением. Тогда я этого не очень понимал: думал, что сработает. Но, оглядываясь назад, я не знаю, лез бы я на рожон. Как говорил мой папа, "ты играешь в азартные игры, где ставкой является твоя жизнь". Папа меня предупреждал, но я его не слушал и делал по-своему. В результате так вышло, что мне повезло. Я считаю, что это тот самый случай, когда орел и решка выпадают в твою пользу. У меня нет других объяснений. Помню, Юрий Орлов, основатель Хельсинкской группы, когда мы с ним прощались перед моим отъездом, говорил: "Я тоже не пойду в тюрьму. Когда дойдет до крайнего момента, я уеду. Но пока я чувствую, что еще могу что-то сделать, немножко еще здесь поработаю". Его таки посадили, так что не рассчитал. Знаете, повезло, действительно, а то я бы сейчас с вами не говорил, наверное.
– Все-таки должен быть элемент авантюризма во всем, что делает человек, который решил бороться с этим монстром. Авантюризма в хорошем смысле.
– Расчет, конечно, имеет значение. Я хотел тогда уехать, потому что не считал для себя возможным жить в этой ситуации, а меня не выпускали. То есть это был авантюризм, смешанный с безысходностью. А многие мои друзья уезжать не хотели. Тот же Сахаров: у него была возможность, а он не уехал и в результате попал в Горький в ссылку. Тоже повезло. Сейчас с ним было бы, наверное, как с Навальным: его бы посадили, несмотря на Нобелевскую премию. Да, авантюризм, но это особый авантюризм у этих людей, связанный не с расчетом чего-то добиться, а с тем, что они просто не могу жить иначе. Вот сахаровская формула: "делай что должен, и будь что будет".
