Армения отмечает столетие со дня рождения кинорежиссера и художника Сергея Параджанова. В сентябре в Ереване открылась выставка его работ из частных коллекций и прошла международная конференция. Летом в столице Армении провели Parajanov Fest. Корреспондент Радио Свобода поговорил с теми, кто знал Параджанова, коренными ереванцами и релокантами.
Параджанов – тбилисский армянин, много лет работавший в Киеве. 33 года назад в столице Армении был создан музей в доме, который сам Параджанов спроектировал, но не успел в нем пожить. Юбилейная выставка открылась в главном художественном музее Армении – ереванской Национальной галерее. Экспозиция – коллажи и графика Сергея Параджанова из частных коллекций – разместилась в зале средневекового искусства. На стенах зала – копии древних фресок армянских храмов, а в центре – стенды с произведениями Параджанова, которые в огромном пространстве кажутся миниатюрными. Постоянная и временная экспозиции рифмуются. И в фильмах, и в коллажах Параджанов обращался к евангельским мотивам. Средневековые фрески – армянские и не только – вдохновляли его работы.
Такой масштабной выставки Параджанова в столице Армении прежде не случалось. На ее открытие пришли и участники посвящённой Параджанову научной конференции.
Киновед Сирануш Галстян выступила с докладом, посвящённым "Цвету граната". Творчество Параджанова она изучает 30 лет, но многие работы, представленные на выставке, видит впервые.
Параджанов, как волшебник, меняет значение вещей
"В Доме-музее Параджанова есть рыбы, и здесь есть коллажи на тему рыб. Здесь я увидела рыбу из монет – старых, заржавевших, как будто подобранных из мусора. Представляете, какое безграничное воображение? Параджанов, как волшебник, меняет значение вещей. Рядом с рыбой из монет рыба из разных тканей, и она уже совершенно другая. Интересно посмотреть, как, работая с одной темой, Параджанов меняет материал и этот материал диктует какое-то обращение с собой. В "Цвете граната" рыба – это христианский символ. Здесь, в параджановских коллажах, ключевые понятия – фактура и пластика. Рыба – очень пластичное создание. И Параджанов из разных фактур создаёт разных рыб".
Сирануш Галстян говорит, что и репродукции картин великих мастеров для Параджанова только материал – такой же, как ткани, железки или фарфоровые черепки. Она обращает внимание на коллаж "Танцующие дервиши", в котором проявилось уникальное представление Параджанова о композиции.
Многие коллажи Параджанов создал, находясь в заключении. Но к этой технике он впервые обратился гораздо раньше – ещё в 1950-е годы. Коллажное мышление проявляется и в фильмах Параджанова, где он собирает разные элементы уже не внутри рамы, а внутри одного кадра.
"Всё это разнообразие собирается в одно целое, и мы понимаем, что это его рука", – говорит Сирануш Галстян.
"Прежде губ родился шёпот"
Пожалуй, самый узнаваемый исследователь Параджанова сегодня – Левон Абрамян, ереванский этнограф и культурный антрополог. Он снимался в "Цвете граната".
"Такие конференции, как нынешняя, очень нужны. Казалось бы, всё уже вдоль и поперёк изучено, но всё время открываются какие-то новые грани", – говорит Левон Абрамян.
Есть главный кадр, а от него идут визуальные отзвуки
На конференции прозвучал доклад, в котором фильмы Параджанова анализировались как музыкальные произведения. В трёх фильмах – "Тени забытых предков", "Цвет граната" и "Ашик-Кериб" – три разных способа использования звука. Было выступление, посвященное этнографическому анализу фильма "Легенда о Сурамской крепости". Доклад об арт-объектах, созданных Параджановым в тюрьме, дополнил тему. Левон Абрямян выделяет также рассказ британского киноведа Дэниела Бёрда о проекте "Храм кино":
"Впервые этот проект был представлен в 2019 году на фестивале в Роттердаме. Остались срезки фильма "Цвет граната", которые Дэниел оцифровал и показал в церкви – одновременно на многих мониторах, хаотично, без какой-либо закономерности. Это имело очень большой успех. Срезки других режиссёров будут интересны только специалистам, а здесь создавалось новое пространство", – рассказывает Левон Абрамян.
Срезки – то, что не вошло в фильм, – обычно выбрасывают. Коллажи Параджанов создавал практически из мусора, и проект "Храм кино" – это, по словам Абрамяна, тоже своего рода мегаколлаж, близкий по духу к творчеству Параджанова.
"Параджанов сам говорил, что, если сделать покадровые срезки "Цвета граната", а потом перемешать их в шапке и склеить – это опять будет гениальный фильм. И это использовал мой друг и коллега Дэниел Бёрд в "Храме кино".
Левон Абрамян выступил с докладом о параджановском киномонтаже.
"Он использовал особый монтаж, который делает его фильмы поэзией в истинном смысле. Есть главный кадр, а от него идут визуальные отзвуки. Они идут не вперёд, а назад. Сперва ты имеешь отзвук, а потом источник, породивший этот отзвук. Как у Мандельштама: "Быть может, прежде губ уже родился шёпот и в бездревесности кружилися листы". В стихосложении такое невозможно, а в кинематографе – пожалуйста".
Размышляя об актуальности Параджанова, Левон Абрамян ссылается на исследование московских музейщиков, посчитавших, сколько людей разных возрастов пришли на выставку Параджанова. Оказалось, что молодежи больше. "На выставке Параджанова зрители, уставшие от супертехнологичности, видят простые, выкристаллизованные вещи. Думаю, этим Параджанов сегодня и привлекает".
У каждого свой Параджанов
В первый день конференции в ереванском Доме-музее Параджанова собрались те, кто был с ним знаком. Те, кто не смог приехать, подключались по видеосвязи.
Лора Гуэрра – вдова сценариста Тонино Гуэрры – показала куклу, сделанную Сергеем Параджановым.
Параджанов из тех, кто понимал своё предназначение
"У каждого из нас свой Сергей Иосифович – сказочный, исключительный". Она вспомнила, как Параджанов приехал на Венецианский фестиваль и директор этого фестиваля позвонил Тонино: "Пропало старинное венецианское зеркало. С этим зеркалом видели Параджанова". Тонино гневно отверг все подозрения в адрес своего друга и оказался прав. Через несколько дней зеркало вернулось на место – с коллажем Параджанова.
Режиссёр Александр Атанесян рассказал, как рождался сценарий "Ашик-Кериба":
"После "Арабесок на тему Пиросмани" и замечательной первой выставки, которая была у Параджанова в Тбилиси, он долго не мог найти работу. Не мог понять, за какой проект взяться. И вот кто-то подсказал, что скоро юбилей Лермонтова. Он из-под кровати достаёт старый заплесневелый чемодан. "Там в самом низу пять папок. Вытащи все пять". Я вытаскиваю. На первой написано: "Виктор Шкловский "Демон". Сценарий по произведениям Михаила Юрьевича Лермонтова". На второй: "Виктор Шкловский при участии Сергея Параджанова". На третьей: "Виктор Шкловский и Сергей Параджанов". На четвёртой: "Сергей Параджанов и Виктор Шкловский". На пятой: "Сергей Параджанов и Михаил Лермонтов". Шкловский постепенно исчезал", – рассказывает Александр Атанесян.
Сценарий недотягивал до полнометражной кинокартины по хронометражу. Параджанов решил объединить в одном фильме две киноновеллы по Лермонтову – "Демон" и "Ашик-Кериб". Про Ашик-Кериба ему в детстве рассказывала мать. Атанесян по просьбе Параджанова принёс книгу с лермонтовским "Ашик-Керибом" и прочитал мастеру. Слушая полулёжа, Параджанов дремал, даже храпел.
"Он сказал: "Выкинь эту книгу, сожги вообще. Садись, пиши". Я сажусь, он начинает диктовать. И в этот же день мы написали треть сценария. И за следующие два дня дописали. Он всё это выдумал из головы, а сказку Лермонтова не читал. Просто помнил, что ему мама рассказывала".
Александр Атанесян вспомнил ещё об одном фильме Параджанова, на котором был вторым режиссёром:
"Когда мы начинали "Сурамскую крепость", он собрал съёмочную группу. "Слушайте меня. Мы будем работать два года. Вы все меня возненавидите. Некоторые из вас захотят меня убить. Три человека умрут. Но вы обретёте профессию!" Я сказал: "Серёжа, не слишком ли высокая цена?" – "Молчи, потому что ты первый захочешь меня убить". Я был не первый, я был второй, честно говоря".
С Параджановым связано немало анекдотичных историй, но жизнь его была трагичной. Александр Атанесян всегда понимал, что это уникальный режиссёр.
"Иначе бы с ним не работал. Я не трачу время на плохие фильмы и плохую литературу. Большинство людей не сознают своей миссии. Только к старости они, поняв, что бренны, говорят: "А зачем я жил?" Параджанов из тех, кто понимал своё предназначение. Он создавал свою эстетику. Как и Тарковский, Герман, Феллини, Антониони, Джармуш, Дэвид Линч. Эти режиссёры помогают человеку приблизиться к Богу".
"Я не всё люблю у Параджанова, – говорит режиссёр Роман Балаян. – Люблю "Киевские фрески", "Цвет граната", "Тени забытых предков". А "Сурамскую крепость" я не воспринял. Ну и что? Есть зрители, которые восприняли. Хотя и в "Сурамской крепости" есть такие эпизоды, к которым дай бог чтобы кто-то из режиссёров сумел приблизиться. Для большинства Параджанов, может быть, и не актуален, как и все гении мира. Спросите у молодого человека, кто такой Феллини. Думаете, он знает? Есть живописные работы, мимо которых можно пройти, даже не заметив, но след в тебе они всё равно оставят. Так же и с фильмами Параджанова".
"Вглядываться, любя"
Среди экспонатов Дома-музея выполненные Параджановым куклы – персонажи балета "Кармен". Над ними экран с коротким закольцованным мультфильмом, который начинается с титров: "Говорит Параджанов: "Чепуха! Пусть она лучше лежит в огромной кровати. Входит Хосе. Приближается к ней и вдруг начинает чихать. Кармен возмущена. А он остановиться не может. Она же на табачной фабрике работает. От неё табаком за версту несёт". Потом на экране появляется нарисованная Кармен. Не выпуская из рук папироску и пуская клубы табачного дыма, прыгает с одного параджановского коллажа на другой.
Автор этого коротенького фильма – ереванский режиссёр-аниматор Наира Мурадян, начинавшая художником-аниматором на студии "Арменфильм" в 80-е, когда там творил Роберт Саакянц и другие режиссёры, прославившие армянскую мультипликацию.
Параджанова сложно было долго терпеть, но невозможно не любить
"Я не была, к сожалению, лично знакома с Параджановым. Могла с ним встретиться в Ереване в последний период его жизни, но мне казалось, что пойти к нему в гости как-то неудобно. И он был уже очень болен, часто лежал в больнице. Мультгруппа состояла из молодых ребят, и дружить с Мастером нам не довелось. Но для меня Параджанов – свой. Он мог сходу включиться в разговор незнакомых людей, будто давно их знает. Все армяне так делают. Мог передарить какую-то вещь на глазах человека, который только что ему её вручил, не думая, что может этим обидеть. Параджанова сложно было долго терпеть, но невозможно не любить. Злости в нём не было ни грамма", – говорит Наира Мурадян.
С режиссурой Параджанова она познакомилась в 1975 году в ереванской средней школе, где директорствовал эстет и синефил, который показывал ученикам шедевры мирового кинематографа, в том числе "Тени забытых предков". Фильм её тогда потряс, она до сих пор считает его лучшим у Параджанова и часто пересматривает. Особенно её поразил свободный звуковой ряд. Наира Мурадян уверена, что никто из режиссёров так не работал со звуком, как Параджанов.
"В кино он изобрёл новый язык. При том что антураж вроде бы театральный – кадр стоит, камера не двигается. Но это не театр, не концерт, не представление – это кино. Необъяснимо, почему он так делал. Он не хотел удивить, но снимал именно то кино, которое рождалось у него в голове. По-моему, на Параджанова мало повлияли другие кинорежиссёры. Гораздо больше – музыка, итальянская живопись эпохи Возрождения и голландская живопись – Босх, Ван Эйк. Армянская, турецкая и персидские миниатюры. Если вы посмотрите "Ашик-Кериб", там цитируются эти миниатюры, просто надо всматриваться, любя".
Сыновья Наиры Мурадян увидели коллажи Параджанова, когда им было по четыре года.
"Они двойняшки. Они и до этого рисовали, но после выставки начали лепить и рисовать по-другому, иначе посмотрели на предметы. Из дверной ручки сделать слона – вот такие вещи они начали делать. Параджанов открыл им дверь в другое измерение".
Человек мира
В Национальном центре эстетики имени Генриха Игитяна продолжается выставка произведений армянских школьников, посвящённая Параджанову.
На фасаде этого здания инсталляция Арама Николяна, воспроизводящая один из самых известных коллажей Параджанова – "Плачущую Джоконду".
В мае-июне проходил Parajanov Fest, в программе которого были лекции и кинопоказы. Один из организаторов фестиваля – ереванский арт-критик Сона Арсенян – рассказывает, что главные фильмы Параджанова посмотрела ещё школьницей и полюбила их раньше, чем поняла. По первому образованию Сона режиссёр. Перед поступлением в ереванский вуз пришла на консультацию к педагогу и призналась, что вряд ли на экзаменах сможет проанализировать кино Параджанова.
"Педагог мне рассказала, как много лет назад смотрела фильм Параджанова и на просмотре был он сам. Она подошла и призналась, что ничего не поняла. Параджанов спросил: "Тебе красиво?" – "Да". – "Это самое главное". С тех пор я много узнала о фильмах Параджанова, но по-прежнему считаю, что это в первую очередь очень красиво, а всё остальное не так важно".
Сона Арсенян размышляет о том, стал ли Параджанов частью культурного кода Армении.
"Когда говорят, что Параджанов – армянский режиссёр, я всегда спрашиваю: "Что вы имеете в виду?" Он родился в Тбилиси, учился в Москве, работал в Украине, где снял прославивший его фильм "Тени забытых предков" на гуцульском языке. Потом он снял фильм в Армении, где у него была куча друзей. Но в Армении его не очень-то жаловали. Наглотался здесь обид. Уехал в Тбилиси, где снял последние фильмы. Очень тяжёлая судьба. Есть студенты, которые пытаются подражать Параджанову, но армянской школы кино нет. У нас любят говорить про какой-то "армянский ген", который проявляется, где бы армянин ни жил. В любом случае, Параджанов взаимодействовал с наследием всей мировой культуры и, как любой гений, он принадлежит всему миру", – говорит Сона Арсенян.
Для Parajanov Fest Дарья Чердынцева, переехавшая в Ереван из Петербурга, поставила танцевальный перфоманс, в котором исследовала пластику и работу с разными плоскостями в фильмах Параджанова.
"Все его работы – и фильмы, и коллажи – являются многослойными и используют принцип повторения или вариации. С этим мы и работали в перформансе", – объясняет Дарья Чердынцева.
В юности Параджанов мечтал посвятить себя балету, и это увлечение нашло отражение в его творчестве.
"В интервью он говорит, что ему важна пластическая составляющая, что для фильмов он ищет подходящий способ движений и исходя из этого кастингует актёров, – говорит Дарья Чердынцева. – Для меня ценность Параджанова в том, что он преобразует все части реальности, включая и его сложный жизненный опыт, в искусство – в коллажи, фильмы, – которое существует по его собственным внутренним законам. Параджанов доказал, что взгляд художника, его внутренняя правда, всегда сильнее обстоятельств".
Дмитрий – искусствовед, кинокритик и создатель авторских городских экскурсий – переехал в Ереван из России несколько месяцев назад. Он читает лекции, посвящённые архитектуре и авторскому кино, в Ереване и в Тбилиси. Лекции о Параджанове особенно популярны.
Во всём, что он сделал, чувствуется одиночество, надрыв, есть ощущение, что его душат, давят
"Что лично для меня актуально в творчестве Параджанова? Наверное, ответ будет парадоксальным. Я очень погружён в нынешнюю повестку. Для меня всё, что происходит на родине, – это длящаяся травма. Больше ассоциаций с сегодняшними событиями возникает, когда смотрю ранние, снятые до "Теней забытых предков", фильмы Параджанова, от которых он сам позже открещивался. Я вижу в этих ранних фильмах выхолощенность художественного языка. Параджанов снимает как будто из-под палки. В фильме "Первый парень" красивая картинка советского общества. Сценарий писал не Параджанов, и сами истории достаточно примитивные. Или документальная короткометражка "Золотые руки" про народных мастеров Украины. Там примерно такой текст: "Благодаря стараниям советской власти смогли проявить себя лучшие мастера Украинской Республики…" Параджанов пытается вырваться из рамок официоза, снять и смонтировать так, чтобы это было художественно, но у него не особенно получается. Яркий пример того, что невозможно жить и творить в условиях цензуры", – говорит Дмитрий.
Он предпочитает не разделять Параджанова-режиссёра и Параджанова – автора коллажей и других арт-объектов.
"Он в целом был выдающимся художником. Кинорежиссёр – это только одна из его ипостасей, – считает Дмитрий. – На мой взгляд, у Параджанова коллажное мышление. То есть он собирал из разрозненных, не самых очевидных, элементов цельную картину. Фильм "Цвет граната" сделан по такому принципу. Там каждый кадр – отдельное произведение искусства с чётко выверенной композицией и цветовой гаммой. Мне кажется, в кино Параджанов всё равно чувствовал себя скованным, прибегал к эзопову языку. Может быть, в коллажах он мог самовыражаться свободнее. Всё творчество Параджанова объединяют общие идеи. Во всём, что он сделал, чувствуется одиночество, надрыв, есть ощущение, что его душат, давят. И совершенно точно – он не мог без творчества, которое его спасало. Об этом он писал в своих письмах из заключения. Там он должен был каждый день что-то делать, мастерить. Эти его знаменитые талеры с портретами, которые он выдавливал на кефирных крышечках. Создавал произведения искусства буквально из мусора. Можно только поражаться тому, как у него мозг работал. Для Параджанова нет никаких кинематографических и культурных границ. Он обращался с культурным наследием очень вольно и никогда этого не скрывал. Для него важнее художественный аспект. Например, в "Тенях забытых предков" придумал свадебный обряд с ярмом, которое вешают на молодожёнов. Но сами гуцулы, про которых он снимал, были в восторге. И в "Цвете граната" были такие допущения. Параджанов всегда чувствовал свои корни, свою кровь. Он армянин, но при этом человек мира, который пропускал через себя самые разные культуры, трансформировал их".
