- Что означает приговор по "театральному делу" и кто будет следующим?
- Госдума готовит закон о полном запрете религиозной одежды и атрибутики в учебных заведениях.
- Как в регионах борются со строительством новых мусорных полигонов.
ДВЕ "ЗОЛОТЫЕ МАСКИ" И ШЕСТЬ ЛЕТ ТЮРЬМЫ
Шесть лет лишения свободы в колонии общего режима – в Москве вынесли первый в истории современной России приговор за спектакль. Западный окружной военный суд полностью удовлетворил требования прокурора: режиссер Евгения Беркович и драматург Светлана Петрийчук признаны виновными в "оправдании терроризма". Дело слушали за закрытыми дверями – суд принял такое решение после нескольких публичных заседаний. Защита заявила, что непременно обжалует приговор.
На видеосвязи с нами – адвокат, участник правозащитного проекта "Первый отдел" Евгений Смирнов и исследователь театра, автор подкаста "Закати сцену" Михаил Калужский.
Михаил Калужский: Что касается того, что значит этот процесс для всей культурной ситуации в России, то, безусловно, это нечто беспрецедентное. У нас есть пример, дело "Седьмой студии". Но Кирилла Серебренникова, Алексея Малобродского и их коллег судили за "хищение бюджетных средств", а не за содержание. Была и попытка осудить создателей спектакля за его содержание – это дело "Тангейзера" в Новосибирске. Там все началось с административного дела, разнообразные "обвинители" настаивали на возбуждении уголовного, но это отклонил Следственный комитет, не найдя состава. Так что это первое "театральное дело", но наверняка не последнее.
Марьяна Торочешникова: А то, что такой приговор в современной России стал возможен, – это какой-то эксцесс исполнителя или полная беспринципность суда?
Евгений Смирнов: Российские законы сформированы таким образом, что все эти ужасные статьи – "экстремистские", "террористические" – они не про экстремизм и терроризм, они, по сути, про охрану государственной власти. "Террористические" статьи ужасны после недавно внесенных поправок: по этим статьям, например, запрещается назначать наказание ниже низшего предела (то есть пяти лет лишения свободы). Фактически по таким статьям действует запрет на УДО.
Это первое "театральное дело", но наверняка не последнее
В данном случае суд мог поступить по-другому на стадии оценки доказательств. Ведь основное доказательство по делу – это две экспертизы: одна – деструктологическая (непонятно, что это за область знаний, но с ней не был согласен даже Минюст), вторая – психолого-лингвистическая. Суд мог отвергнуть эти экспертизы в качестве доказательств и руководствоваться заключением специалистов или назначить свою экспертизу, однако не сделал этого. У суда была и реальная возможность дать стороне защиты шанс на справедливость.
Кроме того, статья предусматривает не только лишение свободы, но и, например, денежный штраф. И в этой ситуации вроде бы и зайцы целы, и волки сыты – и государство получило обвинительный приговор, и люди находятся не за решеткой. А учитывая характер обвинения, личности девушек, учитывая, что они являются матерями, что на их иждивении находится много людей, что они исключительно положительно характеризуются, тут суд легко мог назначить наказание в виде штрафа. Однако суд, к сожалению, назначил фактически максимальный срок по этой статье.
Марьяна Торочешникова: Михаил, вы понимаете, что именно было "оправданием терроризма", с точки зрения экспертов?
Михаил Калужский: Текст Петрийчук и спектакль Беркович по этому тексту говорят сами за себя: трудно найти более внятное, осмысленное и художественно талантливое антитеррористическое высказывание. В первую очередь это спектакль о чудовищной ситуации, в которой оказались российские женщины. Мужчины в России, как говорится в первом монологе, только и умеют, что поучать, давать советы и вызывать чувство вины, а на другом полюсе оказываются убийцы из ИГИЛ. Но там нет ничего: ни вздоха, ни запятой, – что оправдывало бы терроризм.
Субверсивность этого спектакля была в чем-то другом. Странным образом я понимаю страх экспертов-деструктологов. Они говорили, что феминизм – это угроза российскому государству. В каком-то смысле это правда, потому что за феминизмом стоит идея свободы, освобождения. Конечно, любая идея свободы и освобождения, особенно женщин в этом удручающе мужском государстве, – да. И, я думаю, такая проговорка, а может быть, и какие-то другие, гораздо существеннее, чем вся та "вода", которая налита в этих бессмысленных формулировках так называемых экспертиз.
Как "оправдание терроризма" может быть расценено все, что говорит критически о действиях российских властей
Мне также кажется существенным, что это дело велось против спектакля, созданного независимым театром, не получившим государственного финансирования и тем самым по определению менее контролируемым. Я боюсь, что вслед за этим делом начнется какая-то особенно интенсивная волна атаки на немногие оставшиеся в России негосударственные театры, как на островки возможного интеллектуального и эстетического сопротивления.
Марьяна Торочешникова: Евгений, объясните, пожалуйста, что такое "оправдание терроризма".
Евгений Смирнов: Как "оправдание терроризма" в глазах нынешних властей может быть расценено практически все что угодно, что говорит критически о действиях российских властей. Классическим "оправданием терроризма" является любое нейтральное либо положительное обсуждение акта, совершенного в России, который был квалифицирован как террористический акт, или нейтральное либо положительное обсуждение действий каких-либо организаций, признанных террористическими.
Марьяна Торочешникова: В этот список входит и движение "Талибан". Но его представителей российские власти встречают у всех на глазах, показывают это по федеральным каналам. Они всерьез сейчас обсуждают возможность исключить их из списка террористических организаций. Никого не наказывают за общение с талибами в Москве, зато режиссер и сценаристка сидят в тюрьме как оправдавшие терроризм!
Евгений Смирнов: Это бред! Руководство России встречается с лидерами движения "Талибан", а прямо в эти дни суд в регионе выносит обвинительный приговор людям за участие в этом движении, с совершенно чудовищными сроками, выше десяти лет лишения свободы! Вот такое государство у нас сейчас!
Террористическими актами признаются фактически любые действия украинской армии по противодействию России, совершенные на территории РФ. Это и взрыв Крымского моста, и различные атаки дронами, и попытки убийств публичных людей, и попытки поджогов военкоматов. И обсуждение поджога военкомата может быть квалифицировано как "оправдание терроризма".
Любая идея свободы и освобождения опасна для нынешней власти
Для суда достаточно зафиксированного факта высказывания человека и оценки, сделанной каким-либо экспертом. Если суд признает это допустимым доказательством, он его принимает и сам фактически не дает оценок действиям, которые совершали люди. Ни следствие, ни суды у нас не решают, что является преступлением по своей сути, а что нет.
КОМУ МЕШАЮТ ХИДЖАБЫ
В России пытаются запретить никабы. Этот женский головной убор давно вне закона в Чечне, теперь его запрещают и в Дагестане, правда, пока временно. Религиозные деятели даже не скрывают, что это решение вынесли под давлением светских властей. А их коллеги из других республик пока сопротивляются. Накануне муфтий Башкортостана резко выступил против запрета религиозной одежды и атрибутики.
С нами участница Северокавказской правозащитной группы "Марем" Екатерина Нерозникова. Где-то в России массово носят никабы?
Екатерина Нерозникова: Нет, мне кажется, давно уже не носят. Я, конечно, встречала женщин в никабах, но это редкость. Это не кажется проблемой, которую встречаешь каждый день.
Марьяна Торочешникова: Почему же это вызвало такую дискуссию на Северном Кавказе?
Екатерина Нерозникова: Например, дагестанский муфтият действует так: куда партия сказала, туда я и иду. Так было все время. И понятно, почему сейчас это исходит из Дагестана. Там недавно был теракт, и нужно показать, что "мы как-то боремся с терроризмом, и вот мы победили никаб". Я смеюсь, но на самом деле мне не смешно, это смех от безысходности. Я смотрела материалы по поводу последнего теракта в Дагестане и не видела там ни одного мужика в никабе, который нападал бы на полицейских.
Но все равно эта борьба направлена на тех, кто совсем не может сопротивляться, – на крошечное меньшинство женщин, живущих в стесненных религиозных условиях. Пусть это касается хоть одной женщины, хоть ста – без разницы, но если из-за этого пострадает хоть одна женщина, значит, это вредный закон. Я знаю несколько человек, которые сами выбрали для себя носить никаб во взрослом возрасте. Но кто-то живет в семье в таких условиях, где выходить на улицу они могут только в никабе. И вот эти люди сейчас пострадают.
Дагестанский муфтият действует так: куда партия сказала, туда я и иду
Есть сторонники защиты потенциального закона о запрете никаба. Один из основных их аргументов: пусть они носят хиджабы, женщины порабощены этим никабом, вот его запретят – и им же будет лучше. Но где хоть раз закон так работал в России? Их принуждают к этому решению. И вот какие-то мужики в семье вдруг скажут: "Ладно, что ж поделать-то, теперь придется ей ходить с хвостиком на улицу". Нет, конечно. Ее просто посадят дома. И дагестанский муфтий тоже прекрасно это понимает. Он сказал: "Если ты хочешь, чтобы твоя жена ходила покрытая, держи ее дома, чтобы никто не видел". И ему все хлопают! Все эти запреты в итоге обернутся отсутствием возможности ассимилироваться, входить в социальную среду женщинам, которые в этой одежде ходят: они не смогут ходить на улицу, учиться, работать.
Это очень плохо. Теракты совершают мужики, а страдают женщины. Запретите уже что-нибудь мужикам! Оставьте в покое женщин!
Марьяна Торочешникова: На волне споров вокруг допустимости никабов в Госдуме предложили полностью запретить ношение религиозной одежды и атрибутики в учебных заведениях, чем сразу навлекли гнев муфтиев Северного Кавказа и других мусульманских лидеров, которые сочли предложение антиисламским. Они говорят: "Давайте все запретим, не только никабы, но и хиджабы, и платки, и крестики, вообще все, что может как-то ассоциировать человека с его религией". Авторы этого законопроекта ссылаются, в частности, на статьи федерального закона "Об образовании", где говорится о светском характере образования и равных условиях обучения для всех, независимо от религиозных убеждений. Но при этом забывают про статью Конституции, где говорится о свободе совести и вероисповедания.
Екатерина Нерозникова: Это вообще смешно! Но об этом вспоминают регулярно, раз в несколько лет: давайте запретим. И обязательно исламскую одежду. А батюшку приглашать на беседы с детьми – это нормально?! Такое ведь реально происходит в школах. Я думаю, если бы в какой-нибудь школе, например, в Дагестане с каких-нибудь учениц поснимали крестики, это был бы просто скандалище.
Тут я понимаю представителей исламских религиозных организаций, говорящих, что речь идет именно о дискриминации мусульман. И это происходит регулярно. Было очень много историй, когда девочек в хиджабах не пускали в школу, отчисляли. Это совершенно непонятный популизм, который можно объяснить только тем, что людям не с чем бороться, поэтому они регулярно борются с исламской религиозной одеждой.
А батюшку приглашать на беседы с детьми – это нормально?!
Даже если такой закон примут, то он будет прямо нарушать Конституцию и не будет соблюдаться. Он может работать только на усмотрение отдельного субъекта Федерации, но не может быть общероссийским, это просто нереально. И сложно представить, чтобы в учебных заведениях, например, в Чечне обязали какую-нибудь девушку снять хиджаб. Ничего у них не получится! Они вносят смуту и еще говорят при этом, что борются за права человека, толерантность и спокойствие.
Марьяна Торочешникова: Под лозунгом "Россия – светское государство".
Екатерина Нерозникова: Это смешно, учитывая, что часто навязываются религиозные постулаты от РПЦ. То есть РПЦ можно, а остальным – вопрос. А государство светское! И у людей голова напичкана всей этой пропагандой. Нужно на ком-то оторваться – нашли себе врага. И опять врагами стали женщины. Какое-то женоненавистническое государство, получается.
ЛЮДИ ПРОТИВ СВАЛОК
В Архангельской области спустя четыре года после массовых протестов против строительства мусорного полигона на станции Шиес разворачивается новая общественная кампания против планов властей, связанных с утилизацией мусора. Речь идет о протестах против строительства комплексов по переработке отходов. Один из них – в небольшом городе Коряжма, где уже есть химзавод, целлюлозный комбинат и полигон, где полвека назад проводили подземные ядерные испытания. В городе нечем дышать, жалуются местные жители, и в этом власти с ними согласны. "Тут у вас и так уже грязно" – такими словами оправдал планы по строительству очередной свалки глава Росприроднадзора.
Новую волну антимусорных протестов комментирует участник Эколого-кризисной группы Виталий Серветник.
Виталий Серветник: Власти просто неспособны системно, глубоко осознать эту проблему и начать ее решать. Если мы говорим про коммунальные, бытовые отходы, то это в основном различная упаковка. Если государство не регулирует то, как она производится, а в дальнейшем перерабатывается и используется, то, соответственно, количество отходов увеличивается (это так по всему миру). В России была написана достаточно здравая стратегия обращения с отходами, где говорится, что приоритет должен быть отдан сокращению их образования, то есть их в принципе не должно появляться такое огромное количество, как сейчас. Свалки и мусоросжигание – это уже конечные стадии всего этого процесса.
Дальше, чем на несколько лет вперед, российские власти смотреть не могут, и ответственность перекладывается на жителей
Мы не способны решить эту проблему системно, отрегулировать процесс производства отходов, и власти продолжают не мытьем, так катаньем проталкивать разные свои проекты по их складированию. Понятно, что те, кто сталкивается с этими свалками непосредственно или знают, что это такое, этому сопротивляются. И конечно, удивительно, что, несмотря на все репрессии и все процессы, происходящие в стране, мы видим не меньше экологических протестов.
Марьяна Торочешникова: А почему до сих пор не работает нормально так называемая "мусорная реформа" 2019 года, которую так широко рекламировали?
Виталий Серветник: Декларирование того, что все будет решено, – это задача, работа и привычная практика властей. А на практике не получается. Если мы сейчас напишем хорошие нормы и правила, то они будут работать на какую-то перспективу, а отходы образуются прямо сейчас. А на перспективу больше, чем несколько лет, российские власти смотреть не могут, и ответственность перекладывается на жителей. И я бы ни в коем случае не винил сограждан в том, что они не готовы что-то раскладывать на 100 разных фракций, ведь это все равно что заставить людей стать нефтехимиками, разбираться в разных сортах пластмасс и пластиков. Это во многом перекладывание с больной головы на здоровую.
Ответственность, безусловно, лежит на производителях и на государстве, которое обязано отрегулировать процессы производства так, чтобы жителям было просто выбирать, покупать и использовать товары и продукты, которые служат долго и способны быть переработаны или отремонтированы, чтобы отремонтировать было дешевле, чем выбросить и купить новое. А сейчас далеко не всегда так. Все это ответственность государства, регуляционные процессы, которые оно должно выполнять.
Но российское государство занято другими вещами, ему не до этого. Поэтому мы видим увеличение количества отходов и попытку решить эту проблему захоронением или мусоросжиганием. Государство должно повернуться лицом к человеку, стать человеко- и природоориентированным, ставить в приоритет человека и окружающую среду, а не военные расходы, узурпацию власти и обогащение близлежащего круга.
Если государство поставит эти вопросы во главу угла, начнет пытаться выстраивать долгосрочную перспективу своих действий для благополучия граждан, а не военно-промышленного комплекса, то будут другие приоритеты. Нужно будет снова наладить механизмы общественного участия, чтобы слышать граждан, которые живут на той или иной территории и не хотят, например, мусорного полигона.
Ответственность лежит на производителях и на государстве
Необходима коммуникация с профессиональными некоммерческими организациями и экологическими экспертами, которые смогут что-то посоветовать, рассказать про все возможности и механизмы, а не объявлять экологические организации "иностранными агентами". Это нормальный демократический процесс, где можно получать обратную связь. Без всех этих банальных простых истин инклюзивного демократического государства, боюсь, будет сложно.
Поэтому гражданам предстоит продолжать сопротивляться и, может быть, еще начать объединяться в какие-то межрегиональные объединения. Понятно, что это опасно и будет преследоваться, но пример Шиеса уже показал, что тамошняя проблема позволила объединить несколько регионов с такими проблемами.
Необходимо объединение разных региональных протестов в более широкое движение с более общими требованиями, которые могут заставить власть реагировать. Но для этого нужен несколько другой уровень объединения, которому власть сопротивляется, видя в экологических и антимусорных протестах и политическую угрозу. По результатам протестов вокруг Шиеса в Архангельской области и Республике Коми сменили двух губернаторов. Это сложный процесс, но он может получиться довольно интересным.
