Когда-то "Правда" была самым могущественным периодическим изданием Советского Союза. Одна строка, напечатанная в газете, могла решить судьбу любого советского человека или целого трудового коллектива, говоря на суконном языке тех времён, судьбу книги, фильма, оперы, картины. Времена эти давно прошли. Теперь другие средства массовой информации решают судьбы людей, сочинений, проектов. Вернёмся к газете "Правда". Мой собеседник – кинокритик, автор книг о французской актрисе Катрин Денёв, режиссёре Андрее Тарковском и др., член жюри международных кинофестивалей. В годы перестройки Андрей Плахов возглавлял комиссию, выпустившую на экраны более двухсот запрещённых советской цензурой фильмов. Но сегодня воспоминания о газете "Правда". С 1977 года по 1988-й Андрей Плахов был штатным сотрудником "Правды".
Игорь Померанцев: Андрей, вам было, по-моему, 27 лет, когда вас взяли на работу в газету "Правда". Как это произошло и почему? Почему "Правда"?
Андрей Плахов: Я за три года до этого приехал в Москву из Львова. Уже тогда я поступил во ВГИК, моя первая профессия математика, но я решил ее поменять, заочно поступил во ВГИК. Потом приехал в Москву и начал уже печататься как кинокритик, такой еще начинающий, в частности, в журнале "Советский экран". Татьяна Хлоплянкина, известный кинокритик, которая возглавляла там отдел советского кино, меня порекомендовала Георгию Капралову. Георгий Капралов в это время работал в "Правде", занимался кино. Там был отдел культуры, в котором он отвечал за кино. Он искал сотрудника не для отдела кино, а для еще одного отдела, который занимался телевидением, – это был так называемый отдел прессы. Я попал в отдел прессы для того, чтобы заниматься телевидением. Я не пожалел потом об этом, потому что телевидение в то время довольно интересно развивалось, особенно на периферийных студиях. Например, в Тбилиси, я очень часто ездил в Грузию, писал о грузинском телевидении, где появлялись очень интересные передачи, фильмы. Даже там появился под эгидой грузинского телевидения фильм "Покаяние" Абуладзе, правда, он лег на полку, но это уже другая история. Кроме того, на телевидении в то время снимали такие крупные режиссеры, как Анатолий Эфрос или Эльдар Рязанов, который иногда не мог, поссорившись с Госкино, он ушел в Гостелерадио, в альтернативную структуру, получал финансирование на свой фильм "О бедном гусаре замолвите слово", предположим, он был снят для телевидения. Поэтому эта работа все равно была так или иначе связана с кино.
Меня, конечно, пугала идеологическая ангажированность газеты "Правда", тем более что как раз в этот момент, примерно в это время, когда я туда пришел, была очень неприятная статья напечатана в "Правде", связанная с Юрием Любимовым. В общем, это был период, после чего он уехал из страны. Статья была типа разноса или доноса, что-то такое было довольно гнусное. Не первый раз, как известно, в истории "Правды" появлялись такие статьи. Вообще я, начав работать в "Правде", во-первых, понял, какая на меня упала ответственность тяжелая. Потому что, с одной стороны, можно было какой-то статьей просто уничтожить карьеру человека, особенно молодого режиссера. С другой стороны, можно было использовать это во благо, то есть поддержать тех авторов и те фильмы, которые заслуживали того. Например, мне удалось написать совсем немного об Отаре Иоселиани, вернее, о его фильме "Пастораль", который считался несуществующим, он не вышел на экраны, его фактически положили на полку. Когда я писал о грузинском телевидении, я буквально в проброс упомянул о том, что есть такой фильм "Пастораль" Иоселиани, и все, даже там не было никаких оценок, там не было сказано, что очень хороший фильм или еще что-то, просто – фильм Отара Иоселиани "Пастораль". Я знаю, что это произвело невероятный резонанс в Грузии. Шеварднадзе, когда это увидел, решил, что, наверное, там вверху какая-то не случайность, раз какой-то Плахов вдруг взял и написал – это явно неспроста. Это сыграло хорошую роль в дальнейшей судьбе Иоселиани, он вскоре уехал во Францию, стал международным режиссером. Я хочу сказать о том, что в общем-то это было, несмотря на общую довольно мрачную атмосферу застоя, которая царила в этот период в стране, конкретно моя работа, то, как я себя ощущал, мне казалась совсем не бессмысленной, интересной и даже полезной.
Игорь Померанцев: Конец 70-х – начало 80-х – это, что называется, расцвет застоя. Какая атмосфера была в редакции?
Андрей Плахов: Редакция была очень разделена по различным направлениям, там были отделы промышленности, был там, например, военный отдел, просто находился рядом с отделом прессы, соседняя дверь, поэтому я хорошо знал людей, которые там работали. Возглавлял этот отдел Тимур Гайдар небезызвестный, отец Егора Гайдара. А потом, когда я уже ушел из "Правды", какой-то период там работал Егор Гайдар, насколько я помню, но мы с ним не были знакомы, а с Тимуром мы были знакомы достаточно хорошо, потому что работали рядом. Хоть мы работали рядом, мы совершенно не соприкасались, не дружили, особо не общались, так же как и с большинством других сотрудников. Единственное исключение – это Нина Агишева, которая работала в отделе культуры, занималась театром. Она была моего возраста, мы были самые молодые в "Правде", я был еще даже комсомольского возраста, когда туда пришел. Мы с ней подружились и дружим до сих пор. Какая была атмосфера? Люди там были разные. Были люди довольно архаичных взглядов, которые рассматривали все в духе генеральной линии партии и того, что печаталось в передовицах "Правды". Например, я помню, что там зашел разговор о Солженицыне, один сотрудник сказал: "Солженицын, вы же понимаете, это такой прохиндей, даже нельзя говорить о нем всерьез, он явно нехороший". Бессмысленно спорить с людьми, если они придерживаются таких взглядов, я все это рассматривал совершенно иначе. Я читал Солженицына в самиздате, какие-то другие вещи. Вся эта "правдистская" риторика, конечно, мне казалась совершенно нелепой, но как-то я от нее старался абстрагироваться. Тем более что в моем круге, в котором я существовал в этот период, там были очень интересные люди. Ко мне приходили вплоть до Майи Туровской, Виктора Дёмина, умершего недавно Бажовича – это были лучшие кинокритики того времени. Нея Зоркая, та же Татьяна Хлоплянкина, которая меня порекомендовала, они все печатались у меня, все писали о телевидении, Юрий Богомолов, очень многие. Все с удовольствием это делали, потому что телевидение тогда было интересным, оно развивалось как какой-то новый вид искусства все-таки.
Игорь Померанцев: Андрей, как вы думаете, сотрудники газеты "Правда" читали сам- и тамиздат?
Андрей Плахов: Я знаю, например, что мы с Агишевой, конечно, его читали. Что касается других, трудно мне сказать об этом. Я, например, хорошо знал Капралова, Капралов был очень увлечен кино, западным кино, насчет того, читал ли он самиздат, затрудняюсь ответить.
Игорь Померанцев: Я думаю, что вы дружили с людьми либеральных взглядов, с людьми свободомыслящими. Как они относились к тому, что вы работаете в "Правде"?
Андрей Плахов: Я уже упомянул о том, что я привлек для того, чтобы печататься в "Правде", самых лучших наших кинокритиков. Вначале у некоторых это вызывало недоверие. Например, я помню, когда Виктор Дёмин, я считаю его вообще лучшим критиком той эпохи, он, когда я ему позвонил и предложил напечататься в "Правде", оторопел. Потому что он вообще считался опальным кинокритиком, его не печатали даже, по-моему, в "Искусство кино", такие издания профессиональные, потому что он был персона нон грата, по крайней мере, были такие периоды. И вдруг предложение печататься в "Правде". Но поскольку Дёмин очень хорошо знал жанровое кино, приключенческие фильмы, триллер и так далее, я его попросил написать именно об этом, о каких-то фильмах этого жанра, которые появились в это время в прокате. Он написал. Я помню, когда он пришел ко мне первый раз, мы не были знакомы лично, только по телефону, я до этого уже посмотрел его тексты, сделал там небольшие правки, чисто технические, стилистические. Все-таки газета "Правда" имела некие свои стилевые правила, которые нарушать было глупо, тем более привлекая нового автора. Он вначале нервно воспринял, что его будут править, но потом, когда прочитал, убедился, что там не было по сути ничего принципиально поправлено, и согласился с ними. С тех пор он стал одним из любимых авторов нашего отдела. Так же было с очень многими другими людьми. Относились все к этому абсолютно нормально. Например, Вера Шитова, мой любимый кинокритик, автор книги о Висконти, она тоже у меня постоянно печаталась и писала о телевизионных фильмах. Наоборот, люди рассматривали, именно критики либеральных взглядов, которые имели некоторые проблемы в силу своей невстроенности в официоз, они, по-моему, были вполне довольны тем, что у них появилась возможность напечататься и доказать, что они, в общем-то, совершенно не роняют свою профессию, написав о том, что им интересно, в чем они разбираются, компетентны, в то же время печатаются в таком органе, как "Правда". Действительно, это очень странно звучит, мы все понимаем одиозность "Правды" как издания. С другой стороны, если так разобраться, то по сути любая советская газета – это была та же газета "Правда", только в миниатюре. Например, газета "Советская культура" – это тоже был орган ЦК. Чем, собственно говоря, он отличался от "Правды"? Ничем. Даже "Литературная газета", хотя она считалась очагом большего свободомыслия, да, наверное, в какие-то периоды в особенности, но тем не менее, все равно какого-то антагонизма между ней и "Правдой" не было, все равно это были издания, они подчинялись приблизительно одним и тем же законам. То есть существовали все равно вещи, которые написать нельзя, ты не мог написать, например, про того же Солженицына, что он замечательный писатель, а его гонители идиоты. Естественно, этого никто бы не напечатал. Понятно было, что ни одно издание это не напечатает. Но с другой стороны, очень многие вещи все равно можно было как-то написать, или дать понять, или как-то расставить акценты, я имею в виду в художественной сфере, в сфере культуры, какие-то приоритеты, понять, что, например, Тарковский значительный режиссер наших дней, самый значительный, наверное, Иоселиани и так далее. Плюс можно было поддержать кого-то из молодых талантливых авторов, которые только начинали, для них, например, публикация в "Правде" об их фильме-дебюте, конечно, давала определенный карт-бланш. А потом началась перестройка, я был избран секретарем Союза кинематографистов. Кстати, в "Правде" я написал о фильме Климова "Иди и смотри" еще до перестройки большую рецензию. Потом фактически уже для меня эта работа потеряла интерес и смысл.
Игорь Померанцев: У сотрудников редакции были привилегии, может быть, какие-то бонусы, получение квартир, прописка?
Андрей Плахов: Дело в том, что в любой редакции существует огромный разрыв между верхним эшелоном издания, руководителями его и рядовыми сотрудниками. Единственное, что мне все-таки удалось получить в качестве бонуса, как вы говорите, да, действительно, дело в том, что я был прописан в Подмосковье тогда, приехав из Львова, жил в довольно стесненных условиях, я получил через три года работы в "Правде" квартиру и прописку московскую, соответственно. Правда, эта квартира была в очень жалком каком-то доме. Тем не менее, я получил эту квартиру, потом ее обменял, даже не жил ни одного дня, не хотелось, она была в чудовищном микрорайоне недостроенном. Были какие-то продуктовые заказы к праздникам, за которыми надо было еще постоять в очереди, за какой-то семгой или красной икрой, курицей замороженной.
Игорь Померанцев: Пришло время перестройки, гласности. Все-таки в "Правде" большинство сотрудников, я думаю, были идеологически правильными людьми. У них не было такого чувства, что газета превращается в "Титаник"?
Андрей Плахов: Для меня таким рубежом был V съезд кинематографистов в мае 1986 года. После этого я уже с "Правдой" очень мало имел дела, я вскоре из нее ушел. Да, наверное, большинство было достаточно ортодоксальных, скажем так, может быть, даже замшелых взглядов. Хотя были и другие, более молодые, я тогда и сам был молодой, это были люди чуть-чуть старше меня, но достаточно молодого возраста. Некоторые из них, потом уйдя из "Правды", в журналистике продолжали работать достаточно успешно. Но некоторые, которые были такими настоящими "правдистами", конечно, большинство из них были пожилые, они просто уже умерли, многие достаточно скоро, о некоторых просто не знаю, что с ними произошло дальше, но они как-то потерялись. Мне кажется, для многих перестройка была, конечно, большой травмой – это был, как говорят, когнитивный диссонанс, разлом сознания и прочее. Потому что все очень резко поменялось, все эти ценности, которые культивировались в рамках газеты и всего вокруг, они просто перестали существовать или были похерены. Наверное, люди это переживали каждый по-своему, кто-то может очень искренне. Но, повторяю, я с ними не общался, поэтому только догадываюсь об этом.
Игорь Померанцев: Можно ли все-таки сказать, что газета "Правда" умерла, как явление, или она бессмертна?
Андрей Плахов: В какой-то форме она, конечно, существует, наверное, будет существовать. Потому что все равно эти идеи, назовем коммунистическими, которые изначально, как известно, были достаточно, может быть, прогрессивными или, во всяком случае, заслуживающими внимания, в них были какие-то и гуманистические, и нормальные аспекты. Неслучайно очень многие выдающиеся люди, деятели культуры увлекались этими левыми коммунистическими идеями. Но постепенно, поскольку сами идеи при попытках их воплощения в жизнь – почему-то всегда получалось все очень плохо, практически без исключения. Поэтому все это стало либо деградировать, либо в том виде уже, конечно, существовать не может. Тогда это был сплав, с одной стороны, идеологии, которая все-таки еще была цепка, еще как-то держала очень многих, сознание людей было ею порабощено, в то же время это была система, это была структура, это был огромный тираж, это была крупнейшая газета мира, все это вместе работало как какой-то мощный организм или механизм. Но сейчас мы видим, что это жалкие какие-то остатки. То есть, может, она существует, но это маргинальное, совершенно не представляющее чего-то значительного. Я не исключаю того, что это как тот змей, у которого отрезают голову, вырастает другая, дракон, да, это все равно будет существовать. И левизна, к сожалению, беда в том, что все эти левые, как будто бы внешне привлекательные идеи, они почему-то всегда облекались в тоталитарную форму – вот это самое ужасное, этот сплав левизны и тоталитаризма. Это все равно будет существовать, будет происходить. Даже сейчас мы это видим не только в России, но и даже в демократических странах есть вещи, явления, процессы, которые наводят на такого рода размышления. Не думаю, что тот феномен "Правды", который я застал в силу превратности своей судьбы на самом излете, что он может как-то возродиться в таком масштабе и в такой форме.
Далее в программе:
Радиоантология современной русской поэзии. Стихи Сергея Стратановского (Петербург).
Петербургские любители балета.
