Ряд действующих и бывших членов Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы подписали открытое обращение в защиту правозащитницы Марины Литвинович, которую хотят исключить из комиссии. Об этом пишет "МБХ медиа". Ранее сообщалось, что большинство членов ОНК высказались за исключение Литвинович из числа членов организации, которая занимается контролем за соблюдением прав заключённых и арестованных. Теперь ситуацию должна рассмотреть Общественная палата.

Вопрос об исключении инициировал один из членов ОНК, который посчитал, что Марина Литвинович разгласила в интервью на "Дожде" данные следствия по делу соратницы Алексея Навального Любови Соболь. Литвинович утверждает, что ничего не нарушила.

Петиция против исключения правозащитницы Марины Литвинович из состава московской Общественной наблюдательной комиссии во вторник собрала больше 12 тысяч подписей. Подписавшие ее требуют оставить Литвинович в составе комиссии и не мешать её работе. Обращение вывешено на сайте change.org.

В петиции, инициатором которой стал правозащитник Лев Пономарёв, говорится, что сама возможность исключения одного из самых активных членов комиссии "подрывает доверие к ОНК" и нарушает закон об общественном контроле. В заявлении отмечается, что за 2020 год Литвинович совершила 151 визит в различные места принудительного содержания, за период до 6 марта 2021 года – 37 визитов, в том числе в центр временного содержания Сахарово, где находились под арестом сотни участников январских акций протеста в Москве.
Подписи под документом поставили Валерий Борщев, Андрей Бабушкин, Ева Меркачева, Зоя Светова, Евгений Еникеев, Когершин Сагиева и другие правозащитники и общественные деятели.

В интервью Радио Свобода Марина Литвинович рассказала о том, за что ее хотят выгнать из ОНК:

– На данный момент я по-прежнему являюсь членом Общественной наблюдательной комиссии. На заседании ОНК мои коллеги проголосовали за то, чтобы направить документы о моем исключении в Совет Общественной палаты, который должен принять финальное решение. Когда они будут его принимать, неизвестно. Что касается самого заседания комиссии, на котором коллеги проголосовали за мое исключение, то формально мне было заявлено, что я, дескать, разгласила данные предварительного следствия и таким образом нарушила закон. Никаких доказательств того, что я действительно разгласила эти данные, предоставлено не было. Не было никакой официальной бумаги от следователей, никаких документов. И даже если мы с вами представим, что я действительно что-то там разгласила, то за это не следует исключение из ОНК, а должно следовать только предупреждение со стороны следователя о том, что я обязуюсь не разглашать какую-либо информацию. Но никто мне такой бумаги не давал, и речь об этом никогда не шла. Поэтому получается, что само голосование по исключению меня из ОНК не было правовым.

– А вот это заседание Общественной наблюдательной комиссии – это было некое плановое заседание, или комиссия собралась специально, чтобы рассмотреть вопрос о вашем возможном исключении?

– Это внеочередное, внеплановое заседание, оно было неожиданным для нас всех. Оно проходило 5 марта, началось в 7 часов вечера, мы собирались в зуме накануне длинных выходных. Было сделано все возможное, чтобы это прошло максимально незаметно. Рассматривалось несколько вопросов, в том числе пытались вынести предупреждение Еве Меркачевой. Предупреждение – это фактически первый шаг на пути к исключению из комиссии. То есть Еве Меркачевой тоже пытались предъявить, что она что-то там нарушила, но мы удачно отбили нападки, потому что они не имели никаких оснований. Уже после того, как проголосовали за мое исключение, стали рассматривать вопрос по поводу вынесения предупреждения Любови Волковой. А Любовь Волкова – это очень известная российская правозащитница, она занимается этим 30 лет. Ей вынесли предупреждение за нарушение Кодекса этики ОНК. А причиной послужило то, что, когда начали выгонять меня, Любовь Волкова, не скупясь на слова, обвинила коллег в том, что они занимаются шельмованием, что все это похоже на 1937 год. Она стала называть голосующих за мое исключение разными словами, приличными, но оскорбительными, скажем так. В общем, тут же получила за это предупреждение. Я думаю, что я просто первая ласточка, которую хотят выгнать из ОНК. Боюсь, что за мной будут изгонять оставшихся независимых людей, их осталось буквально пять человек.

–​ Если вернуться к обвинениям против вас, то насколько точны сообщения в СМИ о том, что вас обвинили в разглашении неких сведений по поводу уголовного дела против Любови Соболь после того, как ее адвокат сказал об этом в эфире телеканала "Дождь" и поблагодарил вас якобы за то, что вы какие-то данные разгласили?

– Формально – да, мои коллеги указали на это интервью, его даже просматривали на заседании комиссии. На самом деле определить, разгласила ли я данные предварительного следствия, может только следователь, который ведет дело Любови Соболь. Только ему известно, действительно ли я что-то там разгласила. Я думаю, это мало кому, кроме него, известно. Но поскольку этот следователь ко мне не обращался, не находил меня, не сообщал мне ничего о том, что я что-то разгласила, значит, такого факта нет просто.

–​ В государственных информационных агентствах пишут, что вас обвиняют в других нарушениях кодекса этики, в ненадлежащем исполнении ваших обязанностей и раньше. Что вы можете сказать по этому поводу? Вам выносились уже какие-то предупреждения?

– Да, мне выносилось предупреждение по одной очень печальной истории. Она была связана с тем, что один из сидящих в СИЗО "Лефортово" ученых, который обвиняется по статье о госизмене, неоднократно обращался к нам как к членам ОНК с просьбой найти ему нормального адвоката. Потому что, к сожалению, тот адвокат, который у него был, его не устраивал – по его мнению, этот адвокат работал в паре со следователем, и вместо того, чтобы помогать этому человеку, он его топил. Поэтому он к нам обратился с просьбой найти ему адвоката. Я обратилась к одному из адвокатов, который работает с Иваном Павловым, – это независимые адвокаты, которые ведут дела, связанные с обвинениями в госизмене. Я нашла такого адвоката и передала его контакты сыну этого сидельца из Лефортово. И этот сын почему-то написал на меня заявление в полицию о том, что я навязываю им адвоката. Я ему объяснила, что ничего не навязываю, что его отец попросил для него найти такого адвоката, и я нашла. Поскольку они этого адвоката не взяли, то история кончилась тем, что человек до сих пор, к сожалению, находится без нормального адвоката. После того, как сын этого человека пожаловался на меня, на меня написали докладную, эту тему рассматривали, и меня обвинили в том, что я навязываю адвоката. Но это глупое обвинение, потому что человек сам обращался к нам с этой просьбой, и это неоднократно зафиксировано. Причем он пожилой человек, очень больной, у него много заболеваний, мне его очень жалко. Когда он просил найти ему адвоката, он плакал, представляете, это было очень тяжело. В общем, эта история закончилась плохо и для меня, и для этого самого человека, который находится в Лефортово, этого ученого. Я думаю, что поскольку Лефортово подчиняется ФСБ, понятно, что там все делается для того, чтобы никаких независимых адвокатов там не появлялось. Это идеальная ситуация для следователей, которые ведут дела сидящих в Лефортово, – рассказала Марина Литвинович.

Правозащитник Валерий Борщев, который был членом ОНК Москвы с 2008 по 2016 год, уверен, что Марину Литвинович изгоняют из комиссии незаконно:

– То, что происходит с Мариной Литвинович, – это очень тревожный симптом. Дело в том, что из ОНК уже давно идет выдавливание правозащитников: как при их формировании, так и во время их деятельности. Марина Литвинович очень активно работает, активно посещает СИЗО и отделы полиции. То судилище, которое ей устроили в ОНК Москвы, очень показательно как давление на правозащитников в составе ОНК. Когда формировались первые составы ОНК, я был председателем ОНК Москвы двух созывов. Там было очень много правозащитников, мы расследовали убийство Сергея Магнитского. Тогда наше заключение дало основания и для суда, потому что Генпрокуратура долго молчала, а потом все-таки вынуждена была признать наше заключение серьезным обвинением в адрес сотрудников пенитенциарной системы. А потом власть через Общественную палату стала при формировании выдавливать правозащитников, которые вели активную работу. Случившееся с Мариной Литвинович – это очень нехороший сигнал, показатель отношения власти к общественному контролю. Поэтому, естественно, как автор закона об общественном контроле, я подписал обращение в ее поддержку. Мы долго добивались принятия закона об общественном контроле, а вот теперь приходится отстаивать и защищать тех, кто сам осуществляет общественный контроль, – говорит правозащитник Валерий Борщев.

Обозреватель "МБХ медиа" Зоя Светова, которая проработала в ОНК Москвы 8 лет, уверена, что за желанием исключить Марину Литвинович из наблюдательной комиссии, так или иначе, стоит ФСБ:

– Я подписала открытое письмо в Совет Общественной палаты. Но честно говоря, я не верю, что Совет к нам прислушается. Я думаю, что они поддержат тех членов ОНК Москвы, которые исключили Литвинович из комиссии. Там были 22 человека, которые были за ее исключение, семь было против, трое воздержались. Дело в том, что сам повод для ее исключения абсолютно незаконный. Насколько я знаю, один из членов этой Общественной наблюдательной комиссии Москвы, некто Николай Зуев, написал такое заявление-донос. Он заместитель председателя ОНК Москвы. Я читала его профиль в СМИ, это мелкий предприниматель, который был в Общественной наблюдательной комиссии Московской области, а потом его выбрали в Москве. Он баллотировался от какой-то странной организации помощи инвалидам, совершенно никому не известной. Сам он работал когда-то охранником шестого разряда, был кандидатом в какие-то депутаты. То есть профиль этого человека мне абсолютно понятен – он избрался в ОНК, чтобы сделать карьеру. Не секрет, что многие люди, которые сейчас есть в общественных наблюдательных комиссиях, не имеют никакого отношения к правозащите. Они туда идут, потому что это для них трамплин, чтобы потом продвигаться в депутаты или в чиновники.

–​ Что вы можете сказать о Марине Литвинович –​ хорошо ли она делала свою работу в ОНК?

– Вообще, мне кажется, что Марина Литвинович попала в ОНК Москвы по чьему-то недосмотру. Мне вообще непонятно, почему ее избрали, потому что это человек независимый, совершенно с другим профилем. Марина известна как политтехнолог, в свое время она сотрудничала с властью, вместе с Павловским работала на Путина, была его политтехнологом. Но дальше она, что называется, изменила свой профиль. Она работала с Ходорковским, с Каспаровым, с Собчак. Был ее знаменитый сайт "Правда Беслана", когда она проводила расследование о трагедии в Беслане. И вот сейчас она стала одним из самых активных членов ОНК этого последнего созыва. Марина опубликовала справку о количестве посещений, и насколько я понимаю, она чуть ли не каждый день ходила по московским СИЗО, отделениям полиции и спецприемникам. То есть это самый активный член ОНК.

–​ Почему ее решили исключить из ОНК?

– Формально – из-за того, что она дала интервью "Дождю", в котором рассказала о своей встрече с Любовью Соболь, а Соболь ей рассказала, что у нее забрали маску, личные вещи, обувь на обыске. Это не имеет никакого отношения к тайне следствия, она не раскрыла никакой тайны. Вообще, за все время существования ОНК Москвы ни разу ни один член ОНК был отчислен за то, что он давал интервью СМИ. Потому что в законе об общественном контроле ничего не сказано о том, что члены ОНК не имеют права давать интервью. Я знаю, что на том же собрании, где исключили Марину Литвинович, было сделано предупреждение Любови Волковой за ее пост, который она написала в фейсбуке, и он не понравился членам ОНК Москвы. И Еве Меркачевой тоже хотели сделать предупреждение за ее интервью в СМИ по делу сестер Хачатурян. Это совершенно беспрецедентная история. Я помню, когда я была членом ОНК, наш тогдашний председатель Антон Цветков был очень недоволен, что мы даем интервью, и говорил о том, что журналисты обижаются, что у нас, членов ОНК, есть такая возможность – встречаться с арестантами, а потом публиковать наши статьи или давать интервью в СМИ. Но он не смог ничего сделать, не смог нас ни исключить, ни даже сделать нам никаких предупреждений, потому что это противоречило закону. Но как я теперь понимаю, это были вегетарианские времена, когда мы могли давать интервью, публиковать истории о наших встречах с арестантами. Теперь это все запрещено.

–​ Остались ли еще независимые люди в ОНК Москвы?

– В ОНК Москвы есть всего несколько настоящих правозащитников – это Любовь Волкова, старейший российский правозащитник, мы с ней тоже были в ОНК. Там есть Ева Меркачева, журналист "Московского комсомольца", которая тоже превратилась в настоящего правозащитника, мне кажется, это уже ее третий срок в ОНК. Есть Марина Литвинович. Еще есть Алексей Мельников, я его плохо знаю, но судя по тому, что он посещает многих заключенных, он действительно обеспокоен этой темой и тоже активно с этим работает. Больше я вообще не слышала, чтобы кто-то куда-то ходил и рассказывал о том, что они там увидели. А проблемы в московских СИЗО, спецприемниках и отделениях полиции никуда не делись. В этой комиссии 40 человек, и получается, что все остальные – мертвые души, которые никуда не ходят, а если и ходят, то очень тихо, и вообще неизвестно, чем они там занимаются. Потому что, когда правозащитники посещают СИЗО, отделения полиции, они должны рассказывать обществу о том, что они там увидели. Конечно, есть какие-то вещи, о которых вы не будете рассказывать в интересах этих же самых арестантов. Мы, например, очень многое не рассказывали, чтобы не навредить нашим подопечным. Марина отнеслась к своей миссии очень горячо и страстно: она, конечно, очень много рассказывала о своих посещениях. Когда я все это слышала и читала, я понимала, что ее скоро исключат, потому что тюрьма любит тишину. И мое мнение, оценочное суждение, оно не подтверждено доказательствами, но подтверждено моей интуицией и моим знанием предмета: я считаю, что Марине Литвинович отомстили за то, что она очень много говорила и писала о том, что происходит в СИЗО "Лефортово". Это самое закрытое, самое жесткое СИЗО в Москве, где правит не Федеральная служба исполнения наказаний, а ФСБ России, хотя формально тюрьмы подчиняются ФСИН. Марина очень много рассказывала о том, что там происходит, обо всех нарушениях прав арестантов в СИЗО Лефортово, и конечно, ей это не простили, – полагает правозащитница, обозреватель "МБХ медиа" Зоя Светова.

• Марина Литвинович вошла в состав ОНК в конце 2019 года. Срок полномочий членов комиссии составляет три года. Правозащитники, входящие в них, имеют право посещать тюрьмы, СИЗО и колонии, чтобы проверять условия содержания в них заключённых, общаться с заключённым по вопросам обеспечения их прав и принимать у них жалобы.
• В 2016 году формирование новых составов ОНК сопровождалось скандалом из-за недопуска туда людей, критически настроенных к власти. В состав комиссий тогда не вошли, в частности, Елена Масюк и Зоя Светова. Светова сообщала, что против её кандидатуры выступила ФСБ.
• В 2019 году в состав комиссии не вошли сопредседатель Московской Хельсинкской группы Валерий Борщёв, член МХГ Евгений Еникеев, руководитель отделения Комитета против пыток Анастасия Гарина, ответственный секретарь ОНК Иван Мельников, правозащитницы Яна Теплицкая и Екатерина Косаревская.