Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
Воспоминания, размышления и энтузиазм исследователей, космонавтов, философов и обычных людей, помнящих то время. Рассказывают Эрнст Штулингер, один из основоположников ракетной техники; Сергей Никитич Хрущев, доктор технических наук; Алексей Леонов, космонавт; Фрэнк Вернуччо, директор Информационного бюро по вопросам освоения космоса; Виктор Семенович Франк, эссеист и переводчик; Марина Ефимова и Джон Нобл Уилберт, журналисты; Александр Генис, писатель, и обычные земляне – русские и американцы. Впервые в эфире 19 июля 2019 года. Автор и ведущий Иван Толстой.
Иван Толстой: Архивный проект. Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад. Сегодня мы сделаем исключение и вместо передач 20-летней давности дадим небольшую панораму других программ. Повод для этого есть – 50-летие высадки первого человека на Луну. Начнем с того, как об этом рассказало Радио Свобода 27 июля 1969 года. Комментарий Виктора Франка из его серии "По сути дела".
Виктор Франк: "Земляне на Луне". Под таким заголовком "Правда" сообщила в прошлый вторник о блестящем прилунении американских космонавтов. Я думаю, что не одного меня порадовала установка органа ЦК КПСС к достижению американцев. И особенно хорошо то, что редакция "Правды" назвала американских космонавтов "землянами", то есть представила их не как граждан государства, с которым у Советского Союза, выражаясь мягко, свои особые счеты, а как сограждан по планете Земля.
Вряд ли меня можно будет упрекнуть в излишней язвительности, если я выражу предположение, что, высадись первыми на Луне не американские, а советские космонавты, то "Правда" вряд ли назвала бы их "землянами". Но это так, между прочим.
Как бы то ни было, достижения космонавтов и того гигантского коллектива ученых, инженеров и техников, который сделал возможным блестящую операцию трех смельчаков, останется навсегда одним из величайших триумфов человеческого или, скажем, "землянского" разума. Все это верно, но мне хочется все же влить небольшую ложку дегтя в ту медовую бочку технического экстаза, которая разлилась теперь по всему земному шару. Сделаю я это не в форме утверждений, а в форме вопросов и буду счастлив, если кого-нибудь из моих слушателей эти вопросы наведут на раздумья такого же рода, каковые нашли на меня в эти дни.
Так вот. Так ли в действительности революционно достижение хьюстоновского вычислительного и командного центра? Представляет ли оно собой принципиально новый шаг в деле освоения природы? Или же, при условии наличия электронно-вычислительных машин, успешное прилунение есть просто логическое продолжение предыдущих экскурсий в космическое пространство – и советских, и американских? Поняли ли ученые в результате полета что-то принципиально новое в области строения мира? Знают ли они, например, что такое электричество? Не как действует электричество, а что это такое за сила?
Есть такой старый анекдот. Студент-физик на экзамене вытягивает билет с вопросом "Что такое электричество?". Он мямлит что-то невразумительное, а потом с отчаянием говорит: "Извините меня, профессор, сегодня утром я еще знал, что такое электричество, а сейчас у меня это из головы выскочило". И тогда профессор стучит своим карандашом по столу и, обращаясь уже ко всему залу – и к профессорам, и к студентам, – говорит: "Господа, произошла катастрофа! Был один человек на свете, который еще только сегодня утром знал, что такое электричество, и вот теперь он это забыл!"
Я говорю это к тому, что мы все немного опьянели от, казалось бы, неограниченных возможностей наших компьютеров. Не забываем ли мы мудрейшее изречение отца современной физики и астрономии Ньютона: "Чем больше я изучаю природу, тем больше я напоминаю себе мальчика, который копается и собирает ракушки на берегу безбрежного и бездонного океана и который думает, что, собрав несколько ракушек, он уразумел все тайны этого океана".
Не самое ли главное – и для ученого, и для рядового человека – сохранить чувство тайны, безбрежности и бездонности этого океана, все равно как его ни называть, богом ли, природой ли, непостижимым ли? Не склонны ли мы все теперь думать, что полет на Луну и прилунение открыло нам тайны этого океана? Не склонны ли мы вообще жертвовать философией в угоду физике? Разве мы все хоть на одну йоту приблизились, например, к пониманию тайны смерти? И не есть ли факт смерти, ожидающей каждого из нас – одна из главных, или даже самая главная тайна ньютоновского океана?
Компьютеры все исчисляют, делают возможными фантастические достижения в области связи, но могут ли они, например, установить какую-то живую связь с ушедшим от нас близким человеком? Могут ли они объяснить нам ту тайну, которая совершается в момент смерти – разрыв души с телом? Приближают ли они нас хоть на один миллиметр к объяснению факта человеческого существования? Вот – загадка. Хитрый Эдип, разреши.
Я – за компьютеры, за науку, за полеты на Луну. Я только боюсь одного – как бы не затмили в еще более полной степени эти технические достижения основных реальностей человеческой жизни в этом мире. Это процесс не новый. За прогресс науки мы расплачиваемся утратой какой-то жизненной мудрости. Машинный шум заглушает тот тихий голос в глубинах нашего сердца, который говорит нам, например, о том, что можно и чего нельзя делать по совести, по-божески. Голос совести, голос молчаливого знания.
Машины, электронно-вычислительные и другие, – сооружения весьма хитрые, способные на работы, которые человеческий мозг осилить с такой быстротой не может. Но совести у машин нет, машина не знает, что такое добро и что такое зло. Правда, машина сооружена человеком, а у человека совесть есть или, по меньшей мере, ей полагается быть. Но во все большей степени машины из орудий, из творения человека превращаются в его хозяев, и хозяева навязывают своим подчиненным свои собственные критерии, свои собственные изъяны. Человек, сначала увлечённый техникой, а потом ею увлекаемый, рискует забыть свои человеческие критерии и применять критерии машинные.
Разве не страшно, например, что во всем свете ученые химики и биологи разрабатывают и держат наготове страшные биологические и химические виды оружия? И пусть нам не говорят, что это, мол, делает только другая, вражеская сторона, а что наша сторона только готовится к самозащите.Это делают, пользуясь выражением "Правды", "земляне", люди, но люди уже настолько поглощенные техникой, что явно утратили свой отличительный признак – совесть.
А атомные и водородные бомбы? Они еще один разительный пример заполнения человека машинами, заполнения, изменившего весь политический и моральный климат на Земле. Полет трех смельчаков на Луну и работа огромного коллектива людей и машин в Хьюстоне, сделавшая возможным это единственное в своем роде достижение, пока что не предвещает ничего похожего на страшный потенциал бактериологического оружия или водородных бомб. Но у машин своя логика. Рассчитав на свой лад новые возможности, они могут навязать зависящим от них людям свои решения, свои предложения, свои планы, в которых будут все достоинства, кроме одного – человеколюбия, жалости.
Я боюсь одного: того, как бы технологический угар, охвативший теперь весь мир, благодаря высадке землян на Луне, не заглушил в еще большей степени, чем до сих пор, человеческий голос. В мудрейшей книге всех времен, в Библии, перечислены Десять Заповедей, которые до сих пор остаются или должны оставаться обязательными моральными правилами для людей. Не по какой-то слепой приверженности к полузабытой теперь религии, а потому что они как бы суммируют правила духовной гигиены.
И вот одно из этих правил гласит: не сотвори себе кумира, кроме Господа Бога твоего. То есть не поклоняйся неживым идолам, ибо у идолов совести нет. Рано или поздно поклонение ложным богам приведет к человеческим жертвам. Совесть же вкладывает в человека единый, живой Бог. Если мы от него отворачиваемся и начинаем боготворить идолов, скажем, те же электронно-вычислительные машины, то добром это не кончится. Машины должны быть нашими полезными вьючными животными, но не нашими хозяевами. Будем же об этом помнить.
Иван Толстой: "Лунный марафон". Так называлась программа Марины Ефимовой, вышедшая в эфир к 20-летию полета 19 июля 1994 года.
Марина Ефимова: Четверть века назад, в эти самые дни, с 16 по 24 июля, американский космический корабль "Аполлон-11" с тремя астронавтами на борту – Нилом Армстронгом, Эдвином Олдрином и Майклом Коллинзом – совершил свой знаменитый вояж на Луну и обратно. 20 июля нога человека, а именно Нила Армстронга, ступила туда, куда она никогда до этого не ступала. И Луна перестала быть символом недостижимости. Однако США отмечают юбилей этого беспрецедентного события довольно скромно, во всяком случае, гораздо скромнее, чем, скажем, недавний юбилей Высадки в Нормандии. Даже НАСА не устраивает никаких грандиозных юбилейных торжеств. Вот что говорит по этому поводу известный журналист Джон Нобл Уилферт.
Джон Нобл Уилферт: "Тогда Америка мобилизовала все новейшие технические достижения и все крупнейшие таланты, чтобы одержать победу в холодной войне. И кульминацией этих усилий стал полет "Аполлона-11", на подготовку которого мы затратили 25 миллиардов долларов и восемь лет. Куда делся этот энтузиазм? Сейчас даже не верится, что у нас хватало оптимизма и энергии поставить перед собой такую грандиозную задачу и выполнить ее в ничтожное, с исторической точки зрения, время. Может быть, поэтому нынешний юбилей полета космического корабля "Аполлон-11" окрашен унынием и испорчен горьким ощущением невыполненных обещаний.
Марина Ефимова: Все эксперты сходятся на том, что выход человека в другие миры, равный по значению, может быть, только выходу живых организмов из воды на сушу в процессе эволюции, был вдохновлен холодной войной. К этим экспертам относится и Эрнст Штулингер, один из основоположников ракетной техники, изобретатель ионного двигателя, ближайшей сотрудник Вернера фон Брауна, того самого, который создал ракетную программу для Гитлера. С мистером Штулингером беседует Эмма Орехова.
Эрнст Штулингер: После окончания войны, в начале 1946 года, некоторых ученых и инженеров из нашей группы, в том числе фон Брауна и меня, пригласили продолжать работу по проектированию ракет в США. Поначалу к нам отнеслись настороженно и, пожалуй, где-то до начала 50-х годов исследования в этой области проходили медленно и, в основном, для американской военной промышленности. Мы занимались разработкой ракет защитного характера, типа "Ред Стоун" и "Юпитер". Так что русские нас опередили.
Эмма Орехова: А почему американцы оказались тогда позади русских в своих исследованиях?
Эрнст Штулингер: Видите ли, поначалу у американцев вообще не было особого интереса к космическим кораблям. И только позже, когда начали просачиваться слухи о том, что русские серьезно занимаются исследованиями в области космоса, американцы всполошились. Здесь все чаще и чаще стали раздаваться голоса о необыкновенной важности полетов в космос, но по-настоящему программа получила поддержку и помощь, когда в Белый Дом пришел Джон Кеннеди и предложил полететь на Луну.
"Поначалу у американцев не было особого интереса к космическим кораблям. И только позже, когда начали просачиваться слухи о том, что русские серьезно занимаются исследованиями в области космоса, американцы всполошились..."
Марина Ефимова: Нужно добавить, что идею полета на Луну подал Вернер фон Браун. В своем письме вице-президенту Линдону Джонсону немецкий ученый написал: "Существует реальная техническая возможность послать космический корабль с командой из трех человек на Луну (включая возвращение, конечно)".
Эрнст Штулингер: Полет на Луну стал возможен благодаря нескольким неприятным ситуациям, в которых США оказались в те годы. Во-первых, провал высадки на Кубе, в Заливе Свиней, в котором Америка выглядела не совсем привлекательно. Кроме того, успехи советской космической программы удручали американское правительство, а среди простых американцев появилось ощущение, что США перестали быть великой державой и отодвигаются в мире на второй план. Поэтому в правительстве США стали разрабатываться планы, целью которых было вернуть Америке былое величие и уверенность. Проблем было огромное количество, но у нас не было выбора, мы обязаны были их решать. Потом на нас давило то, что русские, как мы знали, под руководством Королева работают над такой же программой, и наша задача – опередить их.
Эмма Орехова: А могли бы вы сравнить американские и российские космические корабли того периода?
Эрнст Штулингер: Я думаю, что в начале 60-х годов мы были в каком-то смысле впереди русских. Уже позднее мы узнали, что Королев и его группа тоже готовились к запуску космического корабля на Луну. К сожалению, он взорвался до запуска. Но, в общем, говоря о технической стороне русской и американской программ, мы все время шли как бы параллельно.
Марина Ефимова: Однако 12 апреля 1961 года впереди явно был Советский Союз. На корабле "Восток-1" в космос вышел русский космонавт Юрий Гагарин. Шок, который американцы испытали, они помнят по сей день.
Ричарду Джонсу, брокеру с Уолл-Стрита, тогда было семнадцать.
Ричард Джонс: Американцы впервые осознали тогда, что в техническом отношении не превосходят, как всегда считали, а слегка уступают Советскому Союзу. Это было обидно. Все тогда так чувствовали. А вот молодежь искренне радовалась успехам русских – все-таки впервые человек в космосе. Казалось, все возможно, еще немного и начнется настоящее освоение иных планет. Правда, взрослые – родители мои, друзья родителей – испугались. Это был период холодной войны и американцы, в массе своей, не верили в научное бескорыстие русских. У русских все – политика, даже освоение космоса.
Марина Ефимова: Через месяц после полета Гагарина, 25 мая 1961 года, перед американским Конгрессом выступил президент Джон Кеннеди.
Джон Кеннеди: Я считаю, что главная цель наших космических исследований сейчас – отправить человека на Луну, и затем вернуть его на Землю в целости и сохранности. И нам вполне по силам выполнить эту задачу к концу текущего десятилетия.
Марина Ефимова: Противникам проекта высадки на Луне было что сказать. Как Солженицын в России, который назвал траты на исследование космоса "дурными космическими деньгами", так и многие американцы считали, что четыре с лишним процента государственного бюджета можно потратить более разумным способом. Поэтому после гибели Кеннеди в 1963 году участники программы серьезно сомневались в ее осуществлении. Однако и Линдон Джонсон, и Ричард Никсон поддержали космический энтузиазм. "Кто будет первым в космосе, – сказал Джонсон, – тот и вообще будет первым".
"О готовящемся запуске "Аполлона" знали во всем мире, кроме жителей одной страны – той самой, которая и начала космическую Одиссею"
16 июля 1969 года, несмотря на то что еще в разгаре была Вьетнамская война, а по стране волна за волной прокатывались антивоенные и антиправительственные демонстрации, на Мысе Кеннеди во Флориде, где происходил запуск космического корабля "Аполлон-11", собралось больше миллиона зрителей, а телеаудитория составляла примерно пятьсот миллионов – пятнадцать процентов населения Земли. О готовящемся запуске "Аполлона" знали во всем мире, кроме жителей одной страны – той самой, которая и начала космическую Одиссею. Вот что рассказывает житель Нью-Йорка, а в 1969-м – житель Барнаула, Михаил Голлер.
Михаил Голлер: За день или за два, я тогда работал на телевидении в Барнауле, в Алтайском крае, моя приятельница с барнаульского радио сообщила о том, что неожиданно у нее из программы вынули песню. Помните, певица пела таким визгливым голосом: "И самым первым будет на Луне мой Вася!"? Мы с ней посмеялись – чего вдруг ее Васю ликвидировали? А потом, через день или два, такая незаметная информация где-то в середине прошла, что американцы высадились на Луну. И ощущение общее можно было бы одной фразой определить, которую сказал начальник таможни в картине "Белое солнце пустыни": "За державу обидно!"
Знаете, Марина, у этой истории есть очень интересный переход в сегодняшний день. Я сейчас вожу экскурсии по городам и весям Америки. И был я недавно с группой туристов в Вашингтоне, в Музее космоса. Прекрасный музей! Там лежит лунный камень, до которого можно дотронуться, руками потереть на счастье. И когда я разливался соловьем, что вот в этот день, когда Нил Армстронг ступил на Луну, вся планета смотрела телевизионный прямой репортаж и так далее, то одна женщина из России так грустно сказала: "А нам в этот день показывали "Лебединое озеро".
Марина Ефимова: Другим свидетелем этих событий был Даниил Голубев.
Даниил Голубев: Вскоре после этих событий на сцену русских театров, в частности, БДТ, вышла пьеса венгерского автора. Не помню ни названия, ни автора. На фоне житейских передряг в обычной венгерской семье только одна девушка, забыв обо всем, отключившись от всего, смотрела эту передачу с шагами Армстронга по Луне. "Он на Луне!" И в этих ее глазах, в этом ее облике был, я бы сказал, весь род человеческий, который заглянул в свое будущее и поразился своему собственному величию. Несмотря на то что рядом ее мать, ее брат, ее отец не только не смотрели в это время в телевизор, но занимались такими дрязгами и такой земной склокой, что это было в вопиющем противоречии с этим высочайшим полетом и с реакцией этой девушки.
Марина Ефимова: Однако кое-кому и в России удалось наблюдать полет "Аполлона-11" своими глазами. Рассказывает Сергей Никитич Хрущев.
Сергей Хрущев: 16 июля мне очень хорошо запомнилось, ведь в то время мы еще наделись, что как-то долетим до Луны. Был проект Сергея Павловича Королева "Н-1", Владимир Николаевич Челомей делал, надеялся, что ему дадут сделать свою ракету "УР-700". Оба они боролись друг с другом, конкурировали, и тогда даже говорили, что их главная идея – лучше американцы, чем конкурент. А я запомнил этот день. Мы тогда были с друзьями в отпуске неподалеку от Чернобыльской станции, на Десне, там был чудесный пляж, грибы были. У нас был маленький телескоп. Нам было и очень завидно, что американцы сели, но и очень интересно. Мы смотрели в этот телескоп. Честно говоря, от души поздравили их. Полет на Луну – это было чисто политическое мероприятие. Американцы хотели показать свою силу, показать, что они все-таки впереди планеты всей, поэтому оно и закончилось, к сожалению, ничем. Прошлись по Луне и больше туда никто не полетел. Следующий полет на Луну будет к середине следующего века, не раньше.
"... для России "дурные космические деньги" оказались неплохой инвестицией, ведь космический комплекс – одна из немногих сфер российского хозяйства, которая приносит валюту"
Марина Ефимова: Я тоже была свидетелем неожиданной реакции на полет американских космонавтов. Мы жили на даче в псковской деревне, и нам кто-то привез туда журнал "Америка" с фотографиями Нила Армстронга и Эдвина Олдрина на Луне. Я показала эти фотографии моим хозяевам. Они говорят: "Да вранье все это! Не были американцы ни на какой Луне!" Я говорю: "Да вот же – фотографии!" И старая крестьянка Ирина Ивановна сказала мне укоризненно: "Ты же взрослая женщина! Неужели не знаешь, что при теперешней технике можно любую фотографию состряпать – хоть я на Луне буду стоять, хоть вот – Савелий". Так и не поверила до самой своей смерти.
Двадцать пять лет прошло с того момента, когда Нил Армстронг шагнул на лунную поверхность и сказал: "Маленький шаг одного человека становится огромным шагом для всего человечества". За это время изменилось главное: исчез стимул, подвигнувший американцев сделать этот шаг – кончилась холодная война. Однако уже в этом году президент Клинтон воспользовался плодами мира – он добился у Конгресса поддержки новой космической программы именно потому, что договорился с Россией о совместных действиях в космосе. Интересно, что как раз для России "дурные космические деньги" оказались неплохой инвестицией, ведь космический комплекс – одна из немногих сфер российского хозяйства, которая приносит валюту. В США российские космонавты сейчас – желанные гости. Рассказывает космонавт Алексей Леонов – первый человек, вышедший в открытый космос.
Алексей Леонов: Я понимаю, что Америка признает меня как личность и то, что я сделал в жизни. Я безмерно благодарен и стараюсь быть похожим так, как они меня выдумали. Мне нравится очень простота американцев, они очень простые, они очень наивные, они очень дружелюбные. Хотя, например, двадцать лет тому назад было не так. И сколько нам потребовалось времени общения, особенно в глубинке, чтобы они поняли, что мы такие же, как они. Например, в Сан-Антонио во время откровенного разговора (мы поставили соответствующее количество напитков, они – соответствующее количество закуски), один мне говорит: "А нам говорили, что у вас хвосты есть и рога". Вот даже такие бывали разговоры.
И потом, когда мы пообщались, все эти люди нас провожали на машинах до нашей гостиницы. Это такое было братние, такое откровение. Я был во многих городах, например, Оклахома, это город моего друга Тома. Я когда туда с ним приезжаю, то, действительно, как будто я в Вологде. Русские и американцы, мы же прожили одну и ту же историю, мы нахлебались всего плохого с этой гражданской войной, с этой революцией, и мы больше, чем кто-либо понимаем друг друга. И я уверен: случись что-то в мире, никто так руку не подаст российскому народу как американцы, как это было во время Второй мировой войны. И мы – в первую очередь.
"...я уверен: случись что-то в мире, никто так руку не подаст российскому народу как американцы, как это было во время Второй мировой войны"
Марина Ефимова: Как раз в эти юбилейные дни на орбите находится американский космический корабль "Колумбия", где ведутся эксперименты по размножению и, вообще, жизнедеятельности рыб и земноводных в невесомости – часть новой космической программы. Об этой программе и, вообще, о будущем американской космонавтики рассказывает директор "Информационного бюро по вопросам освоения космоса" Фрэнк Вернуччо.
Фрэнк Вернуччо: В отличие от 60-х, в наши дни американская космическая программа не имеет такой определенной, конкретной цели. Сейчас мы работаем над созданием Международной космической станции и надеемся, что выведем ее на орбиту к началу 21 века. Сделаем это совместно с Россией, европейскими странами, Канадой и Японией. Помимо этого проекта, в США сейчас работают над усовершенствованием космического корабля многоразового использования, причем особое внимание уделяется его экономичности. США по-прежнему планируют полет на Марс, но сейчас для нас это почти невозможно делать в одиночку, и если совместная эксплуатация МКС пойдет успешно, то, возможно, этот проект будет осуществлен общими усилиями. Во всяком случае, это уже и сейчас выглядит реально. В НАСА многие полагают, что к 2025 году человек доберется до Марса, спустя полвека после того, как он побывал на Луне.
Марина Ефимова: А как относятся к подобным перспективам простые американцы? Об этом – репортаж Раи Вайль.
Рая Вайль: 40-летний негр Тони Рейпер, преподаватель физкультуры в средней школе, в молодости тоже интересовался космосом. А сейчас?
Тони Рейпер: Прежде всего надо позаботиться о доме, а уж потом ездить в гости на другие планеты.
Риччи (брокер): А я думаю, что Россия и Америка должны совместно создавать новые космические программы. Лично меня всегда интересовало, что там делается на других планетах.
Майкл Голдстин (адвокат): То, что мы узнаем о космосе, позволяет нам лучше понять самых себя. На это никаких денег не жаль.
Марина Ефимова: И так, судя по всему, будет всегда. Для одних освоение космоса – политический шаг, для других – дело безопасности, а для третьих – романтика. И еще неизвестно, какая из этих трех категорий принесет больше реальной пользы. На пресс-конференции в 1969 году репортер спросил астронавтов: "Неужели вы собираетесь на Луну только для того, чтобы доказать, что эта планета состоит из пыли и каменей?" И космонавт Фрэнк Борман ответил: "Это только вблизи, а издали ясно, что она сделана из поцелуев, грез и любви". Любопытно, что и табличку, оставленную на Луне, писали романтики. Она гласит: "Здесь человек с планеты Земля впервые оставил свой след на Луне. Июль 1969 года нашей эры".
У микрофона – Александр Генис.
Александр Генис: След Нила Армстронга на Луне остался в вечности. Причем, не в поэтическом, а в самом прозаическом, если тут подходит это слово, смысле. Во всяком случае, рубчатые следы массивных башмаков американских астронавтов наверняка переживут нашу цивилизацию. Только через полтора миллиарда лет, когда Солнце превратится в сверхзвезду, пламя уничтожит их следы. На Земле человеку за всю свою историю еще не удалось наследить так основательно.
"Рубчатые следы массивных башмаков американских астронавтов наверняка переживут нашу цивилизацию. На Земле человеку за всю свою историю еще не удалось наследить так основательно"
Можно представить, как волновались астронавты, готовясь к столь ответственной миссии. Говорят, Армстронг больше всего боялся забыть свои исторические слова насчет маленького шага для человека и огромного – для человечества.
Кстати, я отлично помню, как услышал эту прославленную фразу впервые, уж больно декорации были романтическими. В тот вечер я, тогда еще школьник, жил с друзьями в палатке на берегу Гауи, в окрестностях Риги. Репортаж о прилунении мы слушали по Би-би-си, со "Спидолой" тогда не расставались. Помню даже голос обозревателя, любимца нашего поколения Анатолия Максимовича Гольдберга. Он так проникновенно рассуждал о том, что в момент грандиозного события в космосе Земля занята своими вечными политическими дрязгами, – разгром Пражской весны тогда был еще у всех на памяти.
Помню, как мы с ребятами глядели на Луну, где в эту минуту стояли представители не Америки, а всего человечества, и думали, что это событие должно как-то изменить нашу жизнь. А на следующий день я с трудом нашел заметку о высадке американцев на Луне в газете, на третьей полосе, среди отчетов о ходе соцсоревнования. Сейчас звучит смешно, но тогда меня смертельно оскорбило не джентльменское поведение власти. Пожалуй, можно сказать, что когда Армстронг сделал первый шаг по Луне, я впервые шагнул в сторону Нового Света.
Впрочем, и для американцев Луна была частью Нового Света. Экспансия в космическое пространство казалась американцам продолжением того пути, по которому двести лет назад шли их предки, осваивая Новый Свет. Том Пейн, администратор НАСА, который первым сообщил президенту Никсону об успехе, писал: "Космос может быть колыбелью для новых социальных форм. Здесь хватит места для тех, кто мечтает о и государственных, и о религиозных, и об экономических экспериментах". Вся Америка построена на этой формуле, в которой так отчетливо слышен голос пионеров-первопроходцев, только на этот раз вместо Дальнего Запада – космические просторы.
Тот же мотив освоения космоса прозвучал в книге американского писателя, нобелевского лауреата Сола Беллоу "Планета мистера Сэммлера". Один из ее героев предлагает осуществить грандиозный проект заселения Луны. "В этом нет практической необходимости, – говорит он, – но есть необходимость духовная". Освоение Луны – та бесконечно трудная задача, выполнение которой даст выход неясным, но мучительным духовным поискам современного человека.
Сегодня, четверть века спустя, в эпоху космической связи и звездных войн, приключения человека в пространстве утратили значительную долю той, так сказать, первобытной романтики. Об этом с тревогой пишут многие астронавты. Даже такой фантастический проект, как высадка человека на Марсе, не вызывает энтузиазма, который можно было бы сравнить с лунным. И дело не только в том, что космические полеты за прошедшие 25 лет перестали ощущаться сенсацией. Важнее, что в принципе изменилось отношение к технологической экспансии, частью которой, и самой славной частью, были космические исследования.
В нашу постиндустриальную эпоху каждая победа науки и техники всегда связана не только с гордостью, но и со страхом перед последствиями. Не зря Норманн Мейлер, написавший самую яркую книгу о высадке на Луну, сегодня относится к космическим эпопеям со скепсисом. "Если мы губим эту планету, – спрашивает он, – есть ли у нас право нести разрушение в другие миры?" Другое дело, что без путешествия на Луну этой кардинальной перемены в общественном сознании могло бы не произойти. Ведь только взглянув на Землю с Луны, человек впервые ощутил своим домом всю нашу планету.
Иван Толстой: И еще одна программа Марины Ефимовой на лунную тему появилась 5 ноября 1998 года и называлась "Нормальные герои".
Марина Ефимова: Песню "Возьми меня с собой к Луне" распевали люди, стоявшие вдоль улиц, на которых Джон Гленн принимал ticker tape parade после своего первого орбитального полета в космос в 1962 году. Она стала гимном астронавтов. Потом эту песню забыли на тридцать лет, и вот она снова зазвучала по радио и по телевидению сейчас, когда снова стартовал "Дискавери". Пожалуй, ни у одного американского космического корабля не было такого бурного старта, как у челнока "Дискавери", начавшего 29 октября этого года свой девятидневный вояж в космос. Бурного не с технической, а с психологической точки зрения. Восторг одних американцев и возмущение других были вызваны лишь одним обстоятельством – включением в команду "Дискавери" 77-летнего сенатора от штата Огайо, в прошлом знаменитого астронавта, американского Гагарина Джона Гленна.
Прохожий: Я считаю, что сейчас это сплошная пропаганда. Человеку 77 лет! Его просто используют в качестве шоумена!
Прохожий: Политики не так глупы, как мы думаем. Они понимают, что к обычному рутинному полету такого интереса, как раньше, уже не будет, вот и пытаются как-то привлечь внимание. А как? – А давайте пошлем старика Гленна? Это никого не оставит равнодушным. За всем этим стоит стремление к сенсации и ничего больше.
Прохожая: Для нас, стариков, он – герой, и я преклоняюсь перед женой Гленна, которая его отпустила.
Прохожий: Мне было четыре года, когда Джон Гленн впервые отправился в космос. Ему тогда был 41 год. Сейчас мне 41, а моему сыну – 4, и он вместе со мной следит за полетом Гленна. В это трудно поверить, а Джон Гленн находится в таком физическом состоянии, что способен вновь осуществить этот сложнейший полет.
Марина Ефимова: Разошлись мнения не только простых американцев, но и историков, журналистов, комментаторов и даже самих астронавтов, в прошлом соратников Джона Гленна.
Пит Конрад: Я бы сам хотел оказаться на месте Джона Гленна, и я завидую ему. Но не исключено, что когда мне стукнет 77, они снова пошлют меня на Луну.
Фрэнк Борман: Это безумие! Мы были профессионалы-астронавты, а сейчас они берут для полета школьных учителей, сенаторов… Это просто смехотворно!
Марина Ефимова: Некоторые комментаторы объясняют участие Гленна в полете политическими причинами – трюком предвыборной кампании Демократической партии, а кое-кто считает даже, что привилегия слетать в космос получена Гленном, так сказать, по блату, как некая награда влиятельному члену Демократической партии от президента-демократа Клинтона. Награда? Не говоря уже о предварительной многомесячной труднейшей тренировке, во время самого полета Гленну приходится глотать таблетки, например, размером с бутылочную пробку с датчиками внутри и спать с подключенными к голове сорока двумя электродами. В состоянии невесомости его мышцы будут быстро слабеть, вестибулярный аппарат начнет давать сбои, так что его чувство равновесия ослабнет, а костная масса неизвестно с какой быстротой начнет терять кальций. И все эти испытания в 77 лет?
Я уж не говорю о том, что ему не раз вспомнится судьба челнока "Челленджера", взорвавшегося при взлете на глазах у всей Америки в 1986 году. Кстати, и как уже стало известно, на взлете с поверхности "Дискавери" отвалилась панель, закрывающая отсек, где помещаются парашюты, обеспечивающие торможение во время приземления. И хотя инженеры, руководящие полетом из Космического центра в Хьюстоне, считают, что парашют не вышел из строя, доля сомнения остается и уже разработано несколько вариантов аварийного приземления. Давайте бегло взглянем на технические особенности полета челнока "Дискавери" и возможные опасности, подстерегающие его экипаж. Об этом – член "Федерации американских ученых" Чарльз Вик.
Чарльз Вик: Главная проблема шаттлов-челноков – движительная система, особенно жидкое топливо, поскольку его двигатели работают в условиях очень высоких температур и любая капельная протечка может привести к взрыву, как это и случилось с "Челленджером". Три массивных ракетных двигателя "Дискавери" дают энергию, равную энергии 23 Гуверовских гидростанций. Вообще, шаттл пока – самый сложный из всех космических кораблей. И в самом этом уже скрыта опасность – большая вероятность поломок, больше вероятность ошибок.
Ну, посудите сами, на шаттле 230 миль одних проводов, 950 электрических выключателей, в целом он состоит из двух миллионов деталей. Астронавтам "Меркурия", на котором летал в космос Джон Гленн в 1962 году, нужно было оперировать восемью кнопками, а пилотам шаттла – двумя сотнями. Правда, и зарплата астронавта в 1960-х была 12 тысяч долларов, а сейчас – 135 тысяч. Еще одну проблему могут представить те пять компьютеров, которые находятся на борту шаттла и в которые введено огромное количество информации и фотодокументации. Вот главные моменты, требующие внимания.
Марина Ефимова: Доктор Вик, говорят, что редкость полетов челноков притупляет навыки и астронавтов, и наземных команд.
Чарльз Вик: Этот факт вызывает озабоченность именно в связи с нынешней миссией Джона Гленна и его товарищей по полету. Например, нынешняя команда корабля "Дискавери" провела пять смоделированных, то есть тренировочных полетов, максимально имитирующих космический полет, и каждый раз подвергалась проверке готовность и астронавтов, и наземного "Центра управления полетом" ко всем возможным опасностям.
Марина Ефимова: И еще один специалист, известный историк астронавтики Джон Логсдон дал мне интервью из отеля на мысе Канаверал за два часа до старта "Дискавери". Доктор Логсдон, вы находитесь сейчас, наверное, в самом людном месте Америки?
Джон Логсдон: Да, тут тысячи журналистов и репортеров, три с половиной тысячи одних телевизионных автобусов и установок, это просто какой-то электронный центр мира сегодня! А снаружи – полмиллиона зрителей! С минуты на минуту ждут прибытия президента Клинтона. Это первый раз с 1970 года, когда президент страны будет присутствовать при запуске космического корабля. Невероятно праздничное возбуждение, ощущение причастности к чему-то действительно важному и чудесному, что должно произойти. И, конечно, причина этого восторженного состояния – участие в полете Джона Гленна. Словом, это большое событие.
Марина Ефимова: Доктор Логсдон, сейчас у всех еще на памяти взрыв "Челленджера" и, возможно, поэтому полет "Дискавери" кажется тоже опасным.
Джон Логсдон: Ну, во-первых, взрыв "Челленджера" произошел десять лет назад, после этого было совершено от шестидесяти пяти до семидесяти удачных полетов, на которые никто не обратил особого внимания. Но это, конечно, все еще опасное предприятие. При взлете челнока мы имеем дело с энергией небольшой атомной бомбы, риск есть, и все участники полета это знают.
Марина Ефимова: Итак, один из самых уважаемых и популярных сенаторов с 24-летним сенатским стажем, дедушка, имеющий уже совершеннолетних внуков, живая легенда астронавтики, Джон Гленн поступил на "Дискавери" юнгой. Или того хуже.
"77-летний Джон Гленн взял на себя роль подопытного кролика..."
Вы слушаете представителя "Федерации американских ученых" Джона Пайка.
Джон Пайк: 77-летний Джон Гленн взял на себя роль подопытного кролика, на котором ученые должны проверить, насколько похожи реакции старческого организма на внешние воздействия в космосе. Эти эксперименты играют важную роль в связи со строительством 60-миллиардной международной космической станции и длительным пребыванием астронавтов вне земли в дальнейшем. Например, НАСА планирует полет астронавтов на Марс. Путь в одну сторону может занять около полугода. В дальнейшем людям придется по много лет проводить в космосе, поэтому необходимо знать, смогут ли справляться с работой те, кто отправится в путешествие 40-летними, а вернутся 60-70-летними людьми. И все же, что касается лично Джона Гленна, техническая ценность его экспериментов ограничена. Здесь важнее психологический фактор. Пожилая часть населения видит в нем пример того, что можно принести пользу обществу и в пенсионном возрасте, а для Америки в целом он – национальный герой.
Марина Ефимова: Ученые давно заметили, что с организмом астронавтов в невесомости происходит нечто похожее, что происходит с организмом стареющего человека на земле. Только интенсивнее. У них разлаживается вестибулярный аппарат, они теряют протеин из мышечной массы и кальций из костной. За месяц астронавт теряет один процент своего запаса кальция – в четыре раза больше, чем пожилая женщина на земле за тот же срок. Однако у молодых астронавтов, проведших в космосе несколько недель – месяц, эти симптомы с возвращением на землю постепенно исчезают, хотя и не известно, полностью ли. Если в старости и в условиях невесомости с человеком происходят одни и те же процессы, можно ли их сделать обратимыми и для стариков?
Эксперименты, в которых участвует Гленн на "Дискавери", тоже подвергаются критике с разных сторон. Известный историк астронавтики, профессор университета Дюк Алекс Роланд считает, что если и совершать миллиардные челночные рейсы (а стоимость каждого полета колеблется от полумиллиарда до двух миллиардов долларов), то не стоит тратить их на наблюдения за стареющим организмом, который даже нельзя назвать полноценным экспериментом. Авторы редакционной статьи в "Нью-Йорк Таймс" напоминают, что состояние Гленна не позволило все-таки поставить над ним несколько наиболее важных опытов. А вот что говорит один из наших сегодняшних собеседников, нью-йоркский житель, молодой искусствовед Крис Вейль.
Крис Вейль: Не думаю, что достижения одного человека способны изменить психологию всех пожилых людей. Ну, полетел один старик в космос, ну и что? И в цирке пожилые акробаты выделывают различные трюки, но это вовсе не означает, что зрители смогут это повторить. Может, это нужно для науки, для будущего, но пока, честно скажу, меня это мало волнует.
Марина Ефимова: Но представители науки так легко не отмахиваются от будущего. Профессор Дартмутского университета, врач и бывший астронавт Джей Баки пишет в журнале "Ньюсуик":
Марина Ефимова: Опыты на Джоне Гленне и других членах экипажа "Дискавери" не сделают революции ни в медицине, ни в освоении космоса. Самое большее – они положат начало серии наблюдений и опытов. Но с чего-то ведь нужно начать. Особенно если в перспективе – судьбы миллионов стариков, страдающих от остеопороза. Их в одной только Америке двадцать пять миллионов. Перед первым полетом Гагарина принято было думать, что человека в космическом корабле задушит собственная слюна. Когда летел Гленн, врачи боялись, что его глазные яблоки перевернутся в глазных орбитах. Гленн не сделает открытия, но, как и в первый свой полет, может проложить путь к открытию.
Марина Ефимова: Джон Гленн сохранил замечательное здоровье и находится в завидной физической форме. Однако даже и тренированный организм 77-летнего человека – это все-таки старый организм. Как показал себя Гленн во время тренировок? Рассказывает тренер Джона Гленна на "Дискавери" Адам Флейган.
Адам Флейган: О чем бы Джон ни спрашивал у меня, я понимаю, что он хочет себе представить всю миссию целиком. Во время тренинга я, чтобы проверить способности астронавта сосредоточиваться, после основательного перерыва возвращаюсь к деталям, о которых мельком упомянул, скажем, неделю назад. Джон помнит все, и это меня поразило. Второе, что меня поразило – как он замечательно работает в команде. Он не нацелился на "Джон Гленн-шоу", он не выходит за рамки своих скромных обязанностей, ни на какие привилегии не претендует, никак не выделяется. Это было для всех большим облегчением. И ещё. Когда ребята вытягивают из него рассказы о старых временах, он никогда не впадает в величавость, а только смешит нас разными историями и анекдотами.
Марина Ефимова: Надо сказать, что американские астронавты вообще большие шутники. Уолт Ширра, один из Mercury Seven, то есть из первых семи астронавтов, так однажды объяснял мне, почему первым в космос полетел Алан Шепард: "Сначала они хотели послать шимпанзе, но стало приходить множество писем от защитников животных, а в защиту Шепарда не пришло ни одного письма. Вот мы его и послали".
Смешную, по-моему, космическую шутку приписывают Нилу Армстронгу или, во всяком случае, одному из астронавтов, побывавших на Луне. Якобы, этот астронавт, передавая из космоса какие-то приветствия на землю, вдруг сказал: "Удачи вам, мистер Горский!" Когда его спрашивали, что это значит, он говорил: "Да так, домашняя шутка, не обращайте внимания". И так эту фразу ни разу и не объяснил.
Прошло двадцать лет, и вот однажды в каком-то интервью о ней опять зашел разговор. И астронавт сказал: "О’кей, сейчас, после стольких лет, я уже могу ее объяснить. Когда я был мальчишкой и играл с приятелями в футбол на улице, мяч залетел в сад к нашему соседу мистеру Горскому. Я полез за мячом и услышал через открытое окно, как жена кричала Горскому: "Оральный секс? Ты знаешь, когда ты получишь оральный секс? Когда соседский мальчишка полетит на Луну!"
Наверное, только люди, не теряющие присутствия духа, чувства юмора и бодрости ни при каких обстоятельствах и могут стать пилотами-испытателями или астронавтами. Жена Джона Гленна Энни рассказывает, как перед первым, чрезвычайно рискованным и опасным полетом Джона в 1962 году ей разрешили последний телефонный разговор с ним за полчаса до того, как ему идти на старт.
Энни Гленн: Буквально после двух-трех слов он сказал, что еще успеет сбегать к автомату и купить себе жвачку. И я помню, как от этих слов у меня полились слезы, потому что я подумала, что это может быть наш последний разговор.
Марина Ефимова: В очень интересном фильме режиссера Филиппа Кауфмана "Подходящий состав", сделанном по одноименному роману Тома Вулфа, показана заря космонавтики, как собранные со всей Америки лучшие пилоты-испытатели, среди них – Джон Гленн по прозвищу Честный Вояка, начинали что-то небывалое, неправдоподобное, рискованное и абсолютно неизвестное. Занятное признание делает жена Джона Гленна Энни.
Энни Гленн: Я помню, когда в конце 50-х Джон сказал мне, что собирается стать астронавтом, я даже не знала, что это такое, мне пришлось срочно выучить, как пишется слово "астронавт".
Марина Ефимова: В 1961 году, когда "великолепная семерка" была готова к полетам, астронавтам пришлось увидеть, как на мысе Канаверал при запуске одна за другой взрывались ракеты, в которых они должны были лететь.
Энни Гленн: Перед первым его полетом мое воображение постоянно рисовало один кошмар: что Джон крутится и крутится по орбите и они не могут вернуть его на землю. Я не могла отделаться от этого видения.
Марина Ефимова: За несколько дней до полета Джон Гленн повез семью – жену, десятилетнего сына Дэвида и четырнадцатилетнюю дочь Линн – на берег залива и устроил там пикник. Сейчас Линн 52 года.
Линн Гленн: Мы сидели на берегу, откуда видна была ракета, и я спросила папу, что может с ним случиться. Это был первый разговор, в котором прямо было сказано, что он может погибнуть. И папа хотел, чтобы мы с братом не обвиняли ни маму, ни НАСА, ни правительство. Он сказал, что летит потому, что верит в важность этого дела.
Марина Ефимова: Как получилось, что именно Джона Гленна выбрали для первого орбитального полета? Рассказывает историк астронавтики Дуэйн Дэй.
Дуэйн Дэй: Там было три финалиста – Алан Шепард, Джон Гленн и Гас Гриссом. И Шепард, как лучший из лучших, был выбран для первого полета, а Гас Гриссом – для второго. Но, как часто бывает в таких вещах, третий полет оказался гораздо важнее и первого, и второго. Шепард был в космосе всего 15 минут, а полет Гленна уже можно было сравнить с гагаринским, потому что он был орбитальным и Гленн провел в космосе четыре часа.
Марина Ефимова: Возможно, Шепард был действительно лучше Гленна, а, возможно, Гленна берегли для более длительного орбитального полета.
Дуэйн Дэй: Его полет сравнял США с Советским Союзом, и именно поэтому Гленн стал главным символом освоения космоса, символом победы и абсолютным героем, в которого была влюблена вся Америка. Гленн был третьим астронавтом, вышедшим в космос, но во мнении публики стал первым и главным.
Марина Ефимова: Главным и безработным. Поскольку первый полет Гленна стал и его последним полетом. В течение 36 лет Джон Гленн ни разу не летал в космос. На всех остальных "Меркуриях", на "Джемини", а потом на победоносных "Аполлонах" летали в космос другие астронавты, в том числе и Алан Шепард и Гас Гриссом. Почему? Рассказывает историк Джон Логсдон.
Джон Логсдон: Его просто не допускали до полетов. Для командования НАСА и для Белого дома Гленн стал слишком ценной личностью, чтобы рисковать его жизнью. Конечно, прямо этого ему никто не говорил, но когда он понял, что космоса ему не видать, он ушел в отставку и занялся сначала бизнесом, а потом политической деятельностью. Однако, как мы видим, с надеждой вернуться в космос он не расставался тридцать шесть лет и добился этого в конце концов.
Марина Ефимова: Джон Гленн родился и вырос на Среднем Западе в городке с двумя тысячами жителей. Нью-Конкорд, штат Огайо, словно сошел со страниц пьесы Торнтона Уайлдера "Наш городок": семь церквей, почта, банк, штатный колледж, и все друг друга знают. Как сказал один из телекомментаторов, "в таких городках должны рождаться герои". Кстати сказать, по абсолютно мистическому совпадению из колледжа в Нью-Конкорде вышло двадцать астронавтов. Почему Джон Гленн решил вернуться в космос сейчас? Одни говорят – скука, другие – жажда новой славы, рекламный трюк. Боюсь, догадки больше говорят об их авторах, чем о Джоне Гленне. Любопытное предположение, однако, высказал историк Дуэйн Дэй.
Дуэйн Дэй: Я думаю, что причины гораздо более романтические. Многие мечтают о возврате того душевного подъёма и энтузиазма, который существовал в начале 60-х. Тогда все было ясно или, во всяком случае, теперь так кажется, и многие американцы мечтают вернуть стране эту ясность и идеализм 60-х годов. По-моему, это пустые мечты. Об этом еще и Том Вулф писал в своей книге о первых астронавтах The Right Stuff – вы не можете вернуться обратно в тот же дом, из которого уехали. Он имел в виду, что и дом будет другой, и вы другие. И полет Джона Гленна не сможет вернуть то, что невозвратимо.
Марина Ефимова: Можем ли мы вообще представить себе резоны человека, относящегося к той породе, про которую Хемингуэй сказал "какими вы не будете". Директор "Национальной ассоциации астронавтики" Дан Голдин сказал перед стартом "Дискавери": "77-летний Джон Гленн полетел в космос просто потому, что он – Джон Гленн". И для многих это – вполне уважительная причина.
