Пишет Лариса Ивановна Келлерман из Харькова: «Лично знаю мужика, который открыл "Академию" и купил себе Документ, что он сам тоже Академик! Тогда это было всего за шестьсот гривен. Потом перевел свою "академию" в Киев. Если бы вы видели, какие люди с ним ручкались ! А про прокуратуру и куда они смотрят - если бы не было откатов наверх, в столицу, то ничего бы и не было!».

Я знаю, друзья, что все, как вы пишете, делается за взятки, по блату и знакомству. Говоря «всё», вы и я знаем, что нет, не всё. Тем более интересно хотя бы время от времени присмотреться, что входит в это «не все». Какие, например, рабочие места не покупаются, а значит, и не продаются? Куда можно устроиться без взятки, не по блату, не по знакомству, не обманом? Почему это интересно и важно – ну, хотя бы мне одному – знать? Потому что тогда можно увидеть жизнь ну, не во всей полноте – во всей полноте ее никому не дано охватить, - так хотя бы какие-то ее стороны, которые до сих пор не привлекали нашего внимания. А лучше узнать жизнь – значит, лучше понять, куда она движется, какие перемены в ней совершаются. Так вот, мы с вами, что называется, с ходу можем сказать, что легче всего по-честному устроиться на такую работу, которая или очень грубая, грязная, тяжелая, скучная, или, наоборот, очень интересная и сложная, требующая большого мастерства, знаний, сообразительности, добросовестности, воли. То есть, это или такие работы, которые может выполнять любой и каждый, или, наоборот, - которые по плечу немногим, а то и единицам. И тут мы уже без малейшего труда заметим закономерность. Первых – грубых, скучных - работ становится все меньше, вторых – творческих, увлекательных - все больше. Первые перекладываются на машины, а вторые продолжают требовать человека, за которым охотится работодатель – гоняется за ним, чтобы дать «взятку наоборот», перекупить его, перехватить на дороге к конкуренту: иди ко мне, иди ко мне, я тебе буду платить больше, чем другие, озолочу тебя, мать честная, только приди!

Следующее письмо пришло двадцать четвертого октября. В Подмосковье еще стояла золотая осень. Читаю: «Пока красила колодец, прослушала подряд несколько выпусков ваших последних передач. Все-таки передача сильно политизирована. В каждой обязательно есть Путин! И Россия - Украина. Неужели все, что происходит в жизни россиян, так или иначе связано с Путиным? Мне кажется, на самом деле обычных людей эти темы не особо трогают. Я вот практически не смотрю ТВ. А так… За последние две недели сэкономила тысяч шестьдесят, а все, что сэкономил, считай, заработал. Столько дел на даче переделала сама, словно капремонт сделала. И дом три раза красила, и колодец, считайте, что три дома покрасила и три колодца. Узбеки только самый верх дома покрасили - и то семь тысяч отдала. А если бы весь, да ещё и окна! Вот ворота – с ними сама не управлюсь, петли надо переварить, так просят две тысячи! Одну розетку поменять - пятьсот рублей! Хорошо, что погода стоит не по грехам нашим. И осень люблю - от обилия оранжевого и желтого настроение светлее, скоро все станет черно- серо- белое. И соседей никого. На весь дачный городок, где триста сорок участков, наверное, жилых домов пять. Тихо», - пишет госпожа Новосильцева.

Спасибо за письмо, Татьяна. Получается, что вам – и не одной вам – очень не помешала бы еще одна радиостанция «Свобода», тоже американская, тоже русскоязычная, но такая, чтобы в ней ничего не было про политику. Не исключено, должен признать, что такая «Свобода» собрала бы никак не меньше, а то и больше слушателей, чем та, на чьих волнах появляюсь я… Не могу я, Татьяна, отмахиваться от всего, что говорят люди про Путина, про отношения России и Украины, не могу. Почему? Потому что это занимает их, да и меня, чего греха таить. Точно так же не могу отмахнуться и от вашего рассказа, сколько раз вы красили крышу и что почем в вашем поселке. Почему? Потому что мне это тоже интересно… Так уж устроено, Татьяна, что вокруг нас множество миров. Не один, а множество. Тут и мир политики, то есть, борьбы за власть, и мир футбола, то есть, борьбы за медали, и театральный мир, то есть, борьбы за расположение публики, и литературный мир, то есть, борьбы за читателя, и мир шмоток, то есть, погони за модой. То здесь, то там разные миры какими-то своими сторонами пересекаются, в том числе – на волнах «Свободы». Кто-то иногда выходит из своего мира, кто-то пребывает в нем безвылазно. Один из героев Голсуорси, состоятельный холостяк, с утра до вечера перечитывал и поправлял свое заковыристое многостраничное завещание. В этом была его жизнь. За столь важным для него делом он не заметил, как началась и закончилась Первая мировая война. Мы знаем людей из мира политики, для которых не существует других миров, отчего эти другие миры, бывает, нешуточно страдают. Страдают, а иной раз и мстят. Терпят-терпят, а потом глядь – поволокли тирана под гильотину или на Лобное место.

Пишет господин Юмасяя: «Такое впечатление складывается, что если в информационном поле России не будет Украины, Россия погибнет. Ребята, займитесь своими проблемами, их у вас хватает, Сибирь скоро станет китайской. Отстаньте от Украины».

У автора сказано не «отстаньте». Он выбрал другое - нецензурное, причем, очень грубое слово. Похоже, что место Украины в русском сознании скоро займет Китай, таки он. Не обязательно, конечно, по подсказке господина Юмасяя, но такое может произойти. Страх перед Китаем овладеет и низами, и верхами – и надолго. На этом страхе они опять и сойдутся, верхи и низы. Он их сблизит и объединит. Забудут и про пенсионное надувательство, и про все, что в обычных условиях может вызвать бузу. Эта спайка, этот консенсус будет крепче лопнувшего крымского. Почему? Потому, кроме прочего, что слово «Китай» не будет произноситься. Оно будет только подразумеваться. Объединенные общим умолчанием, люди снова обретут чувство семьи единой. У каждой семьи свои тайны. Они-то и делают семью семьей. Вообще, в любой паре людей, в любом кружке, шайке, сообществе безмолвное взаимопонимание - самое надежное. И вот когда Китай самим своим вполне невинным существованием вытеснит из русского сознания все прочие страхи и заботы, тогда ему, русскому сознанию, легче будет расстаться и с Крымом, и с намерением показать кузькину мать Западу. То мероприятие, которое явится на деле капитуляцией, пройдет почти не замеченным и даже не названным.

Ну, это я так: поддался на минуту той склонности к рассуждательству, которой отличается целый класс наших слушателей-читателей.

Некоторые из них – и таких не становится меньше – ждут черных лебедей или хотя бы одного, как написал господин Нестеров. Люблю остроумных людей. А кто их не любит? Я, кстати, знаю, кто. Те, кому не до шуток. Мы только что говорили о таких… Какие могут быть шутки, когда человечество еще не нащупало единственно правильного пути? Как там у французского поэта?

Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!

Мы знаем безумцев, пытавшихся и пытающихся это сделать, хотя ни один себя таковым не считал и не считает, и каждый уверен, что не сон нам навевает, а открывает истину... Черный лебедь – это большая судьбоносная неожиданность. Она меняет все, рушит все наши планы, расчеты, предвидения. Важно, правда, сразу уточнить: неожиданность - это с нашей, с общей, точки зрения, случайность в меру нашего понимания, а отнюдь не обязательно в действительности. Это как с мифами. С утра до утра рождаются миллионы слухов, сплетен, сказок, былей-небылиц, оценок, толкований всего и вся, в том числе настоящего, прошлого и будущего. Только одно из миллиона этих сочинений бессознательно принимается большинством и получает условное наименование мифа… вроде того, что будущий маршал авиации Голованов осенью сорок первого года лично облетел Москву, и не как-нибудь, а по тайному приказу Сталина, - облетел с иконой Богородицы на борту и она-то, мол, и остановила немцев в аккурат на пороге столицы первого в мире государства рабочих и крестьян…

Так и со всякими неожиданностями. Жизнь вся состоит из случаев, но только один из миллиона может оказаться решающим, да и то лишь в наших, повторяю, глазах. Кто-то что-то закричал – и войско вдруг побежало не вперед, а назад. Выявить все обстоятельства, которые придали этому случаю такую власть, пока не под силу нашему уму, поэтому человек и относится к самому понятию случая с опасливым почтением дикаря. Что касается меня, то я не высматриваю на горизонте черных лебедей, и ничего особенного они мне не скажут, если появятся. Что-то мне говорит только само то, что именно сегодня множество политизированных, критически настроенных людей, затаив дыхание, ожидают этих птиц. Беспокойно, значит, людям, хотят перемен, и не каких-нибудь, а грандиозных. Может, они и явятся, коль так желанны.

Высказывают два мнения о том, какой путь избрала нынешняя Россия, и одно интереснее другого. Первое – что она решила держаться в мире на особицу, но жить по-западному, чтобы не пасти последних. По-западному – значит хозяйствовать более-менее по-капиталистически, играть и в демократию, но не заигрываться, как пишет господин Румянцев. «Будем играть во все западные игры, но не заигрываться». Смело выражается этот слушатель «Свободы», но я бы на его месте выразился еще смелее. Я бы прямо сказал: без цензуры жить не будем, потому что без нее жить не будем никогда. Слово «цензура» не русское, но есть ли в политическом словаре русского языка более русское слово? Итак, первое мнение: жить Россия будет по-западному, но не заживаться, не увлекаться такой жизнью. Второе мнение состоит в том, что Россия сознательно и бессознательно возвращается к себе, к той, какой она была в семнадцатом веке, и к маскировке в духе никонианцев прибегать не будет, обойдется без англо-саксонской личины на своем лице – добродушном лице, но с хитрецой. В следующем письме это мнение выражено не только резко, но, пожалуй, и грубо. Я был бы сдержаннее, но автор – не я. Читаю:

«Не знаю, Анатолий Иванович, помните или нет, несколько лет назад я призывал вас мысленно вернуться в середину семнадцатого века. Не к длинным бородам и боярским шапкам, конечно, а к той исторической развилке.Московское царство, долго варясь в своём соусе, к тому времени серьёзно оторвалось даже от единоверной заграницы. Это царство добровольных рабов встало перед выбором. Окончательно порвать с Константинополем означало бы бесповоротно замкнуться в себе. Этого и хотели раскольники-староверы. Мы - пуп земли, все прочие - еретики, блудни, гады, они наши враги! Включая православных иностранцев...Царь Алексей и патриарх Никон думали так же, но решили пойти на хитрость. Давайте уступим кое-что по части обрядов, зато не будем выгонять немцев, а они усилят нашу державу и помогут захватить Украину. Она ведь уже перешла на греческий обряд, но если объявить, что она не нашей веры, ее не прибрать к рукам даже с помощью немцев. Так они порешили, Алексей с Никоном, так и сделалось, - пишет автор. – Но вот сегодня, - продолжает он, -Московия на наших глазах идет в лагерь раскольников. Да, Анатолий Иванович, Русская православная церковь фактически присоединяется к старообрядцам! Суть, конечно, не в делах веры и обряда, а в том, что это – изоляция страны. До сих пор Россия тоже противопоставляла себя окружающему миру, но связи с ним полностью не разрывала, а использовала для своего укрепления. Так поступал царизм, так поступал и сталинизм. Декорации были во многом западного покроя, но за ними оставалось все то же: деспотия, добровольное рабство, спесь и ложь. Старообрядцы-раскольники - открытые и бесхитростные изоляционисты, никониане – скрытые и хитрые. Несколько лет назад я вам писал, что раскольники могут взять реванш – вот они его и берут. Они уверенно, деловито, заталкивают Русский мир в затхлый чулан мракобесия и гордыни», - пишет этот впавший в уныние давний слушатель «Свободы». Вы что-то поняли из того, что он говорит? – спрашиваю тех слушателей и читателей, которым не нравится, что у нас много политики. Думаю, кто-то все-таки понял, во всяком случае, почувствовал, как все серьезно на той части земной суши, где он обретается.

У нашего слушателя Петра Билыка из Краснодарского края состоялся грубый, по его словам, компьютерный обмен мнениями с новым советским человеком. Тот написал следующее. Читаю: "В последние двадцать лет байка о бедных колхозниках, превращённых кровавым сталинским режимом в крепостных крестьян, набила оскомину. Навязла в зубах и мулька о добром Хрущёве, разрешившим выдавать крестьянам паспорта. Дескать, Сталин запретил крестьянам уходить из деревень в города. Распространяющие этот шизофренический бред трепачи, не только не могут показать какой-либо правовой или нормативный акт, подтверждающий их точку зрения, но отказываются объяснять, зачем советской власти, отчаянно нуждавшейся в рабочих руках на великих стройках, саму себя наказывать». Далее Андрей Исмагилов – так его зовут - напоминает, до революции семнадцатого года двадцать процентов населения Российской империи приходилось на города, восемьдесят – на села, а к девяносто первому стало наоборот, восемьдесят процентов – горожане, двадцать – сельские жители. «Каким образом, - пишет он, - и когда перешли шестьдесят процентов населения целой страны из села в город, если их не пускали, шизофреники оставляют без ответа". Что касается господина Билыка, то он свой ответ дает. Он приводит постановление советского парвительства от двадцать восьмого августа семьдесят четвертого года, в котором говорится: "Выдачу паспортов нового образца провести с первого января тысяча девятьсот семьдесят шестого года по тридцать первое декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Гражданам, проживающим в сельской местности, которым ранее паспорта не выдавались, при выезде в другую местность на продолжительный срок выдаются паспорта, а при выезде на срок до полутора месяцев, а также в санатории, дома отдыха, на совещания, в командировки или при временном привлечении их на посевные, уборочные и другие работы выдаются исполнительными комитетами сельских, поселковых Советов депутатов трудящихся справки, удостоверяющие их личность и цель выезда». Приведя этот документ, господин Билык заключает: «Бранные слова я не люблю, но люблю точность языковую» и награждает господина Исмагилова словом, которое я опускаю. Эта перепалка – и перепалка хотя и грубая, но серьезная, содержательная – показывает то, что я назвал бы силой жизни. Сталинизм и правда старался задержать людей в сельской местности. Действовал он своими обычными крепостническими, каторжными способами. Других способов он не знал. Впрочем, я возвожу на него напраслину. Знал он еще такой способ как пропаганда, то что называл воспитанием преданности партии и правительству, бездумного почитания и подчинения. Подключалась и старозаветная народная мудрость: где родился, там и пригодился. Но вместе с тем сталинизм-советизм был заинтересован и в росте городского населения. Промышленность требовала людей, растущая промышленность. За несколько лет перед войной американцы построили в СССР полторы тысячи заводов, осуществив таким образом индустриализацию Советского Союза настолько, насколько это можно было тогда сделать. На этих заводах кто-то должен был работать. Эта потребность находила стихийный отклик в населении. Правдами и неправдами люди стремились в города – там они получали хоть какую-то плату, тогда как в селах - почти никакой, а были годы, когда они сами должны были платить просто за то, что им позволялось существовать. Так жизнь превзошла в конце концов и сталинизм, потом – и хрущевизм-брежневизм. Теперь на очереди сами понимаете какой изм, и есть опасность, что кое-что может перекликнуться с делами давно минувшими… Забыл сказать: существовало и ведомство для набора рабочей силы на заводы и стройки, Оргнабор – организованный набор. В народе это называлось вербовкой. Завербовался - и таким способом ушел из села, получил паспорт.

«Когда-то я в шкатулочки-коробочки укладывала не дюбель-гвозди с анкерные болтами, а нитки-иголки, крючки для вязания, тесьму. Сегодня же шуруповёрт, дрель, болгарка в хозяйстве почти у каждой серьезной женщины. Когда я делала у себя ремонт, зашла в магазин купить гибкие шланги. Спрашиваю:

- Скажите, подводка есть?

- Подводка в отделе косметики...

- Гибкая, гибкая подводка нужна!

- А, отдел сантехники дальше.

Дочка сама сделала шкаф-купе, письменный стол со столешницей из широкого дубового подоконника, с выдвижными ящиками, дополнила это свое сооружение прекрасными встроенными полочками для книг. Они прекрасно вписались в заданные размеры. Купила себе лобзик и все выпилила. Зеркальные дверцы для шкафа-купе купила в магазине, а зеркальные двери сделала сама. Мебель получилась в три раза дешевле магазинной. Младшая тоже смастерила табуретки на дачу, прикроватный столик на колёсах. На свой день рождения заказала мне в подарок тиски. Так что без всяких школьных уроков труда по столярному делу современная женщина вполне способна сделать мебель своими руками и провести мелкий ремонт в доме. Мои подруги, уже не по одному разу сделавшие ремонты в квартирах, освоили перечень и качество работ: найти бригаду строителей, подобрать шпаклёвку и клей, выбрать кафель и обои, заказать новые радиаторы и купить хорошие кран-буксы, тоже не проблема. «Мужья» этой «грязной» работой, как правило, заниматься не хотят. Потом надо «одеть» квартиру - мебель, занавески в тон обивке - хлопот хватает на год. А самые продвинутые хозяйки записываются на трехмесячные курсы прорабов! Там уже и про теплоизоляцию- водоизоляцию- вентиляцию рассказывают, о том, на каких почвах с подвалами лучше не связываться и как грамотно фасад дома оштукатурить. Так что женщины подходят к ремонту или отделке загородного коттеджа по науке, умело контролируя прораба. Есть такие, что сама себе прораб. Вы, Анатолий Иванович, со свойственной вам меткостью подметили, что самые большие перемены в обществе есть те, которых люди не замечают. Вот и я не заметила, как вместо ниток в органайзер стала раскладывать свёрла, саморезы, шайбы, гайки и болты. Дача - это несбыточная мечта об отдыхе».

Дочка, которая просит мать подарить ей слесарные тиски, - это не та Россия, которую ее жители потеряли, а та, которую они обретают. Многим это все еще кажется чудом: человек думает не о том, как добыть рулон туалетной бумаги, колготки или те же тиски, а как заработать на них. В той России, которую потеряли, тиски легче было украсть на самом секретном, строжайше охраняемом, военном заводе, чем купить в хозяственном магазине. Подумать только: трехмесячные курсы прорабов для женщин и мужчин, желающих обустроить себе жилище своими руками или под своим сведущим присмотром. Что можно сказать с полнейшей уверенностью, а я это говорю и с восторгом, которого не скрываю: эти курсы - и десятки, сотни других, самых неожиданных, курсов и заведений - возникают по воле тех людей, которым они нужны или интересны, - по их свободной воле. Настоящее живое творчество масс! Это ленинское выражение: живое творчество масс.

«Мужу я никогда не изменяла, - последнее на сегодня письмо. - Во-первых, внутренние тормоза, во-вторых, не было сил на эмоциональную включённость в отношения, в жизнь ещё одного человека. Своих проблем в семье хватало: сначала маленькие дети, потом престарелые родители мужа - уход, сиделки. Ремонты их квартир, сдача в аренду. Я человек немного нервозный, но про меня говорят, что с достоинством, умная, начитанная, у меня, мол, системный подход к хозяйству и к карьерам мужа и детей. Я знаю, где и чему им учиться. Высшее образование можно и в России получить, но это - в профильных вузах. Их надо знать. В какие языковые курсы ехать за границу, на какой уровень сдавать - все это у меня алгоритмизировано, чтобы ничего не забывать и не упускать. Но счастья нет. Я одинока в этой жизни. Муж скупой на все. На деньги, теплоту, внимание, похвалу, ласку, общение. Но главное - на деньги! Деньги для мужа все! И главный аргумент в покупках - дёшево. «Давай купим этот особняк - дёшево!». – «А зачем нам второй особняк?». – «Да дешево же!». Отец мужа имел не одну сберкнижку, кучу наличных денег, еще то удовольствие было эти книжки «перечитывать». А деньги – пересчитывать. Когда умерла мать мужа, то ее квартиру от шуб, украшений и сервизов четыре года освобождали. Пытались это все распродать. Это не совсем получилось. Во всяком случае, по мнению мужа. Не о каждой вещи он мог сказать, что продана достаточно дорого», - здесь я ставлю точку в этом письме. Женщине просто не повезло или наоборот, повезло. Я имею в виду, что за всю жизнь не встретился ей ни разу мужчина, с которым хотя бы на время, на несколько дней, она могла забыть мужа с его матушкой-скопидомкой, даже детей, которых подвергает алгоритмизации – да, отвлечься на любовное приключение и не подвергать их алгоритмизации хотя бы несколько дней. Алгоритм значит строгий порядок действий от начала до конца, до завершения какого-нибудь дела – до удачного завершения. Кто-то скажет: да она не искала такого человека, вот он ей и не встретился. Ну, она же сама это говорит. Внутренние тормоза – ее слова. Не написала, к сожалению, чем занимается сама и чем – муж. Ясно, что семья состоятельная, раз на балансе два особняка. Хорошо было бы получить письмо от ее мужа: как на это все смотрит он, чувствует ли и он себя таким же одиноким, как она?

На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. Записи и тексты выпусков этой программы можно найти в разделе "Радио" на сайте svoboda.org