Читаю по свежим следам: «Бессмертный полк. В сети много разговоров об этом явлении. Наличие таких явлений в обществе - признак того, что оно невероятно напугано и не просто хочет перемен, но готово уже на всё, лишь бы прекратить состояние ожидания.

Страх. Страх уже у общества в целом. Обращение к своим истокам - естественная реакция человека в таком состоянии. Если мама с папой живы, мы бежим к ним, когда страшно. А если нет, не живы? Мы всё равно бежим к ним! К месту, где они уже навечно. Это всё со времён пирамид, если что. Сколько тут времени прошло? Фигня. Миг. В общем, отпала уже напрочь надежда на государство российское как на институт. Не зря ведь Кремль сейчас затевает всякие там "социальные программы". Там точно понимают: стрелять по мусоровозам из дробовиков будут не только в Волоколамске. И тут никакие огнемёты в Росгвардиях не помогут. Их («росхвардий» и огнемётов, казачков и нагаек) просто не хватит. Денег Кремлю тоже не хватит. И не потому, что там их мало! А потому, что этап такой! Страх. Он затмил всё, и сколько не дай - будет мало. Началось всё это давно. Для меня важно, что страх стал массовым и прёт наружу. Важно, что в Кремле это уже поняли. И будут этим "заниматься", - это слово автор ставит в кавычки. - Маленькая победоносная война государю не помогла. И именно ближайшее окружение, как и сто лет назад, свалит его, пытаясь спасти себя. И как и сто лет назад - не спасёт», - говорится в этом далеко не рядовом, как на меня, письме. Страх от того, что когда-то было названо неправдой русской жизни, - да, разумеется. Но есть, наверное, еще что-то, что уловить не легче. Может быть, люди боятся забыть, что они люди? Много тут всего смутного.

Два чувства дивно близки нам –

В них обретает сердце пищу –

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Эти пушкинские чувства уходят в прошлое. Мир для современного человека расширяется – расширяется неуклонно и очень быстро, но не для всех с одинаковой скоростью, и тот, кто как бы медлит входить в него вместе с самыми шустрыми, теряется, томится, ищет, за что бы ухватиться, чтобы подольше побыть в привычном состоянии. И в то же время хочет, чтобы какая-то сила не дала ему это сделать, перевернула и его, и все вокруг. Это и есть сегодняшняя Россия. Ни туда, ни сюда.

«Уважаемый Анатолий Иванович, я давняя ваша слушательница и помню, как когда-то в одной из ваших передач австрийская славистка, профессор Венского университета, переводчица Солженицына на немецкий язык Элизабет Маркштейн рассказывала вам, что не только что-то дает своим русским студентам, но и получает взамен: например, услышала от них новое для нее слово «сношаться». Вы тогда, кажется, засмеялись. Мне недавно тоже пришлось услышать новое для меня слово: «посекситься» в том же смысле. Это отнюдь не молодежное слово. Оно интимно-домашнее словцо людей зрелых лет и благополучных. По-обедал, по-спал, по-сексился… Типа, что ещё для хорошего самочувствия нужно? Кстати, я уже от двух знакомых психологов слышу интересные рассказы об их тренингах. Это своеобразные игры, что-то вроде спектаклей. Роли в них выбирают сами участники, которых можно считать и клиентами, и пациентами, и просто приходящими развлечься. Представьте себе, среди них есть монашки! Они-то и оказываются самыми смелыми: в порядке игры и курят, и пьют, и распутничают. В общем, отрываются девушки. Подчеркиваю: они сами выбирают себе такиероли, понарошку типа... Любой запрет – это плотина в психике, прорывается так или иначе», - пишет госпожа Романова. Точно подмечено, Марина Николаевна. Плотину перед Евой и Адамом поставил не кто-нибудь - сам Господь Бог, а прорвало ее за милую душу, когда пришло время. Бывает, правда, и без всяких плотин… Припомнилось сейчас место из одной очень давней научной работы. Этнографы изучали быт дореволюционного села. Интересовались, естественно, и срамными играми. «Ну, а как это среди детей?», - спрашивает крестьянина исследователь. «Да как… Едва на ноги встали – уже резвятся», - добродушно отвечает мужик. Юные влюбленные, пастух и пастушка, дети гуцульской природы в повести Михаила Коцюбинского «Тени забытых предков» - о них вскользь сказано, что грешить начали рано – видели, как это делается у овец, ну, и сами... В фильме Параджанова это не показано – сейчас бы показали. Конечно, не все тут гладко, но не все и гадко, не все полезно, как не все и вредно. В общем, как во всем человеческом. Из американских новостей последнего времени меня поразила одна, имеющая некоторое отношение к нашему разговору. Молодая учительница сексилась со своими учениками-старшеклассниками. Старшие-то старшие, но, к ее несчастью, по бумагам не совсем взрослые. За это ей полагалось шесть лет лишения свободы, а получила, кажется, шестнадцать, бедная. Десятку прибавили за то, что не созналась суду. Есть страны, где говорить неправду в суде считается обычным делом, хотя и предосудительным, а в Штатах это серьезное преступление.

«Здравствуйте, Анатолий Иванович! – следующее письмо. - Про меня говорят, что я приятная женщина, хоть и ростовчанка. Я без заморочек, простая и добрая. Так смело это пишу, потому что не назову себя. По специальности я преподаватель математики, но уже давно живу в Москве и сейчас зарабатываю уборками квартир по девяносто тысяч рублей в месяц - полторы тысячи долларов, на минуточку! В выходные подрабатываю репетиторством- полторы тысячирублей за полтора часа. Два-три урока дала - вот мне и деньги на косметолога. Обувь у меня только импортная и только кожаная. Шлепки за пять тысяч - на речку хожу в них гулять. Посещаю, как сказала, косметолога – он колет колаген, лицо прошила золотыми нитями. Процедура на сто двадцать тысяч рублей. Так что выгляжу для своих шестидесяти хорошо. Мы, все эти няньки-горничные, своевременно прочухали, что деньги надо вкладывать в себя - и это я считаю колоссальным изменением в менталитете домашнего персонала. Я уж не говорю про маникюр -педикюр, это у нас само собою - насмотрелись на своих хозяек и сами туда же. Работая в семьях, пока не могу сказать, что кризис как-то влияет на их обеспечение. В холодильниках все есть, дети как ездили в зарубежные языковые лагеря, так и ездят. Я давно заметила, что самый богатый холодильник у тех, кто живет бедно. Для них вкусная еда - роскошь. Вот они и стараются набить холодильник вкусненьким, особенно для гостей. А богачи, напротив,в шикарных особняках угощают пивом с орешками. У них для демонстрации достатка есть особняк», - говорится в письме. В больших городах образовался новый класс – класс домашней прислуги и дачной обслуги. Он состоит во многом из приезжих. Эти люди неплохо зарабатывают, часто они более высокого полета, чем их наниматели. Речь идет о целой отрасли экономики. Она на виду и в то же время в тени, как и гаражная… Скажу к предыдущему письму, к тому месту, где про молодых монашек у психолога. Я это все живо себе представил. Молодая, стройная, вся в черном, только бойкие глаза блестят, все крестится, все выпевает что положено, соблюдает посты под присмотром властной игуменьи, выслуживает, как солдат, законную отлучку в город и, вырвавшись, наконец, бежит в заветный кабинет, чтобы хоть там, хоть так, в игре, почувствовать себя человеком – свободным, раскованным человеком.

«Вот что вас порадует, Анатолий Иванович, - пишет из Москвы господин Пустовойтов, - в России сбоят все системы! В налоговой, и не в одной, произошёл сбой, и все, кто заплатил налоги, оказались в списках неплательщиков, с них по второму разу все сняли. Кто потерял сто тысяч, а кто и миллионы. А налоговики и сами не свои: «Мы не можем ничего поправить! Нас система в базу не пускает!». Она, эта зловредная система, заблокировала и счета компаний до тех пор, пока не уплатишь налоги по второму разу. Деятельность фирм парализована! Директора в бешенстве: как так налоги не уплачены? Что у нас за бухгалтерия?! Кто прозевал уплату налогов?! Всех уволю! Кто поумнее, предположили: с деньгами в стране напряжёнка, вот система и решила за счёт бизнеса свои проблемы. Конечно, это только предположение, но... Чтобы разом грохнулась налогооблагаемая база и все только в пользу государства, тут, знаете ли, возникает вечный вопрос: кому это выгодно? Пока я собирался вам писать, и в Управляющей компании произошёл сбой. Моей маме в платёжке написали, что она израсходовала не один куб воды, как показал счетчик, а все двадцать шесть! В МФЦ пожали плечами: сбой системы, деньги вернуть нельзя. До свидания, Анатолий Иванович. Вы уже приготовились сказать: «Зато Крым ваш»?

Это-то я всегда готов, дорогой Пустовойтов, но держу себя в руках, а сейчас скажу о другом. Есть понятие «полицейское государство». В широком смысле это такое государство, которое за всем и всеми надзирает, во все вмешивается. В более узком смысле – это когда полицейскими заботами и обязанностями наделяются, по возможности, все службы. То, о чем вы пишете, можно назвать полицейско-фискальным устройством. Обязанностью, грубо говоря, драть с граждан деньги наделяются все службы, какие только можно наделить. Драть всеми правдами и неправдами… Сюда примыкает изобретение все новых налогов, поборов, изъятий, вычетов, штрафов. Древнейшее, надо сказать, и важнейшее занятие властителей, особенно тех, кому не очень везет или всего всегда мало для ублажения себя и приближенных, а также для удержания подданных от бунта.

Ну, вот, кто-то не без горести пишет о том, что позволяет себе племя младое- незнакомое, а кто-то… Читаю: «Добрый день, уважаемый Анатолий Иванович! Две вещи не дают мне покоя: московская хунта на Донбассе и религия. Оставим первое и сосредоточимся на втором. Я хочу поговорить сегодня о религии, пещерной вере в бога, вседержителя и создателя всего сущего. Или бог, или прогресс – третьего не дано. Если ты исповедуешь во всём прогресс, то ты автоматически не веришь во вседержителя. Я понимаю, что большая часть людей невежественна, несмотря на школы и институты. Но ведь надо же что-то делать! Борьба с религиозностью - это и есть прогресс. Так надо действовать!», - дальше автор пишет, как именно, по его мнению, надо поступать с религиозными людьми: вплоть до того, что принудительно помещать их в особые воспитательные заведения вроде «дурдомов», он употребляет именно это слово. «Традиции, - пишет, - пусть остаются, храмы пусть стоят, масленица, яйцекрашение, курбан-байрам, день Тлалока и прочие пусть остаются, это же культурное наследие. Священников переделать в гиды. Мы должны сойтись только в одном: бога нет! И всё! Это так просто… Вот я вышел из религиозной, замшелой, поповской тьмы - значит, это может сделать любой индивид. Древние люди не знали бога, и мы должны стать как древние люди. Современный человек есть тот же древний человек плюс технологии. Со мной всё в порядке, а с другими я веду пропаганду, и три человека после долгих мытарств уже согласились со мной, что бога нет. Если каждый атеист возьмёт группу боговерующих и станет с ними работать в свободное время, то через сто-сто пятьдесят лет количество богобоязненных резко уменьшится, а еще через двести-двести пятьдесят слово «бог» исчезнет, на нём можно будет поставить чёрный, сочный и жирный крест! И счастью не будет конца», - вот эти последние слова в письме, которое вы сейчас услышали, показывают тем, кто еще не догадался, что автор шутит, а, впрочем, кто его знает… Сто лет назад в этом духе и пытались действовать, только думали, что управятся в десять лет самое большее. Как раз десять лет Ленин и отводил на создание в бывшей Российской империи коммунизма, который не мог быть совместим с религией, а еще через сколько-то времени и по всему миру. Надо сказать, что чего-то достигли поразительно быстро. Готовыми – вполне готовыми! - жить без бога и попов оказались миллионы. Белинский об этом писал Гоголю за шестьдесят лет до такой проверки: «Русский человек произносит имя Божие, почёсывая себе задницу. Он говорит об образе: годится — молиться, не годится — горшки покрывать. Приглядитесь пристальнее, и Вы увидите, что это по натуре своей глубоко атеистический народ. В нём ещё много суеверия, но нет и следа религиозности». Советское время подтверлило, что большинство людей склонны верить как угодно власти. Пока власть говорила: верьте в Бога – верили в Него. Или делали вид. Сказала: верьте против бога – стали верить против него. Дело привычное.

Следующее письмо – в пику предыдущему. По-украински я бы даже сказал: в пыку – это грубое название лица. Пыка. «Здравствуйте, Анатолий Иванович! Профессия журналиста или даже писателя - фактически одно сплошное нравоучение. Всё время кого-то порицаете или что-то осуждаете, а кого-то или что-то ставите в образец. Правда, первого чаще намного больше. Критикуете и разоблачаете. Это организмы, они выжили, преуспели и их скорее надо похвалить за это. Почему они должны быть честными, правдивыми, бескорыстными и т.п.? Да если бы они были такими особями, то их шансы выживать и процветать стремились бы к нулю. Персонажи "благородный рыцарь" и "тургеневская барышня" могут преуспевать разве что по праву рождения в привелигированном статусе. Клеймить вы можете только тех из них, кто проиграл, оказался битым. В коммунистические времена только и делали, что поучали. Вы сейчас очень мало отличаетесь. А молодёжь и вообще народ думает своё. Вы думаете, большинство россиян не догадываются о личных качествах некоего правителя? Да прекрасно понимают - подлец, лжец, приспособленец. Это похвальные качества, но они у многих, а этому ещё и редкостно повезло. Кстати, уже Брежнев был таким. Все догадывались, кто он такой. Но очень удачливый. Абсолютно беспринципный, тупой, но хитрый. Но такими же были позднесоветские люди. Он был в плену инерции, ломали систему после него, а ему было удобней и надёжней ничего не менять. Все эти требования на что опираются? Ни на что. Вот если бы они опирались на Бога, но он ведь ни им, ни вам, да и никому не нужен», - конец письма. Так и живем, дорогие слушатели Радио Свобода. Один призывает чуть ли не казнить тех, кто верит в Бога, другой – тех, кто не верит. О чем это говорит? О том, кроме прочего, что человечество еще не определилось, как ему быть со своим происхождением, к чему грести, для чего существовать на этом свете, что хорошо и что плохо. Но определиться оно хочет, явно хочет, работает над этим – значит, зачем-то ему это нужно. Знать бы, зачем…

В прошлой передаче прозвучало письмо о том, какие замечательные продукты, включая пиво и коньяк, в России. Автор особо подчеркнул про пиво и коньяк, сообщил, что уж в чем-чем, а в этом знает толк. Слушайте другое мнение. Пишет Татьяна Трушкина: «Вы не поверите, но после поездки в Беларусь пришла к стойкому мнению, что в Москве народ ест что-то совсем непотребное.
К этой мысли я шла уже давно. То есть подозрения были ещё в далёком десятом году, когда впервые побывала в Израиле, потом - в Хорватии, затем - во Франции и т.д. Но каждый раз, возвращаясь сюда, я думала: "Господи! Что же мы тут едим?"
Сейчас уже однозначно понимаю, что то, что в московских супермаркетах лежит на полках, нормальной, здоровой пищей назвать сложно. У меня всё», - сообщает Татьяна. Продолжают писать о дурном качестве продуктов и в Крыму. Пишут как жители полуострова, так и отдыхающие там. Мое отношение к некоторым из этих жалоб давно известно постоянным слушателям «Свободы», что не мешает мне повторяться при всяком случае. Ну, а если бы и в Москве, и в Крыму продукты были лучше, чем даже в Израиле, то что: пребывание Крыма в составе России стало бы от этого законным? И вообще: то поведение Москвы, на которое свободный мир отвечает санкциями и резким сокращением всех связей с нею, можно было бы считать приемлемым? Вы можете представить себе, что свободный мир скажет: ну, все – наконец, от Москвы до самых до окраин продукты стали такими, что их можно есть, а пиво и коньяк – таким, что их можно пить (в умеренных количествах, понятно), так теперь можно отменять санкции и принимать эту страну в семью народов, уважающих законы и высоко ценящих человечность?

Господин Павлов прислал заметочку из далекого прошлого. «В октябре тысяча девятьсот тридцать шестого года партсобрание артели Репьевского торфоболота обсуждало поведение директора Шаронова. "Шаронов для рабочих не является как начальник, так как рабочие им командывают, он всецель зависит от них только потому, что вместе с ними пъянствует и не раз рабочие его били, до настоящего время Шаронов имеет память от рабочих синяк под глазом" (орфография и пунктуация сохранены). В результате было решено Шаронова с прокуратурой выгнать, а на место него поставить тов. Бочкарева. Прошло три месяца и в самом начале тридцать седьмого года партсобрание торфоболота разбирало уже дело Бочкарева, который "продавал хлеб без весу", а на полученные деньги "пъянствовал с рабочими о чем имеется наличное свидетельство". Какое именно, догадаться несложно - синяк под глазом», - пишет господин Павлов. Сталинские десятилетия – годы невиданной жестокости, террора, уничтожения массы людей буквально ни за что, но вот то, что эти годы были годами невиданной дисциплины снизу доверху, - не совсем так. Рядом с палочной дисциплиной была расхлябанность, которую можно было бы назвать непостижимой, если бы она действительно была такой – если бы ее не мог представить себе современный человек в России, а он-то, к сожалению, может, еще как может! ее себе представить при виде того, что вокруг него. Все дело было в том, что дисциплина была именно палочной, то есть, ничем, кроме чудовищных наказаний, не подкреплялась. А на одних наказаниях, на расстрелах по классовому признаку далеко не уедешь. Как и на голом энтузиазме. Ленин это понял почти сразу, схватился за голову и помер. Через два года умер и Дзержинский, которому и принадлежат слова, что расстрелами по классовому признаку хозяйственного успеха не будет, потому что не может быть никогда. Но и сама по себе материальная заинтересованность даже при частной собственности - не все, что нужно, чтобы дело двигалось. Население должно дорасти… Расхлябанность, безалаберность, головотяпство, наплевательство, бестолковость – в русском языке их более чем достаточно, слов для обозначения того, чем отличается человек, которого не воспитал капитализм, машинное производство, техника и организация, капиталистическая организация. Только что было отмечено двухсотлетие Карла Маркса. Так вот, не кто иной, как он, этот заклятый и самый ученый враг капитализма, лучше всех воздал ему, капитализму, должное. Капитализм вырабатывает в человеке привычку к дисциплине труда, к культурной работе, и пока он, капитализм, не выварит его в своем горниле, для социализма такой материал не годится. «Цивилизаторская миссия капитализма», - так выразился Маркс. Когда-то я наизусть шпарил весь абзац с этими словами даже на экзаменах. Со всем смаком, не всегда и по прямому поводу. С Марксом наперевес я делал намек, что Ленин поспешил, попытавшись перевести российский рабочий класс, не говоря о крестьянстве, пусть и трудовом, из почти феодализма в капитализм – из третьего класса школы жизни сразу в десятый. Человеческий материал, мол, не был готов. И никто из преподавателей и профессоров, даже в Московском государственном университете имени Михаила Васильевича Ломоносова, не спросил меня: «Так вы хотите сказать, что марксизм-ленининзм в части ленинизма – учение не всесильно, ибо не совсем верно?!». Опускали глаза, кто-то и вздохнуть позволит себе легонько и, чуть торопясь, ставит «отлично».

А вот тот человек, о котором сейчас услышите, - тот нет, не дал бы мне спуску, еще и донес бы на меня куда следует. Читаю: «Сегодня опять слушал соседа. О том, что русские духовные, более, чем американцы и европейцы. На мой вопрос определить в терминах, что это за такая духовность, он отвечал: «Никто определить это не в состоянии. Это витает в воздухе. Как и понятия «любовь», «совесть», «дружба». Нельзя определить параметры этих понятий. Нету определений. Никто их дать не может. Витает в воздухе и все. На Западе эффективность труда, а у нас – духовность». Я ему на это: «И мало кто работает с полной отдачей. Нет такой потребности у многих – работать». Он не тушуется. «Да, - говорит, - все так, но мы интереснее живём, свободнее, а они - рабы. Из них капитализм выжимает все соки». И делает все тот же вывод, Анатолий Иванович: «Надо создать условия для всестороннего развития человека - для духовного роста, для гармонического развития человека». Я был готов его убить. И так – каждый раз. Когда-нибудь и убью. Не будете против?», - спрашивает автор этого письма.