Из программы Ивана Толстого "Наши 80-е. Архивные записи без глушения" (25 июня 2013).
Иван Толстой: 10 июня 1982 года наша парижская студия принимала гостя - писателя Фридриха Горенштейна. Вопросы задавал писатель Анатолий Гладилин.
Диктор: «Культура. Судьбы. Время».
Анатолий Гладилин: Фридрих Наумович Горенштейн уехал из Советского Союза полтора года тому назад, сейчас живет в Западном Берлине. Мы пользуемся тем, что Фридрих Наумович нас посетил, и первый вопрос к вам: расскажите, пожалуйста, как живут ваши коллеги, советские писатели в Союзе, потому что вы все-таки недавно из Союза?
Фридрих Горенштейн: Живут, конечно, те, кто живет. После моего отъезда ушел из жизни такой писатель, как Трифонов, я хочу и о нем поговорить. Сейчас я хочу сказать о молодых литераторах, на поколение моложе меня, таких как Попов, таких как Кублановский. Дело не в том, что они не могут жить на литературные заработки, Попов работал где-то по распространению картин по клубам, Кублановский сторожем в церкви. Дело в том, что, будучи поставлены в трудные материальные условия, они все более и более чувствуют на себе тяжелый гнет большой империи, которая расправляется с ними, как будто они являются страшными террористами. В то же время, она очень мягко одергивает распоясавшихся хулиганов типа Кожинова. Я хочу сказать о статье в «Правде», когда этого совершенно потерявшего рассудок хулигана, называвшего Куликовскую битву битвой русских с международным космополитизмом, слегка шлепнули по заднему месту. Если такой либерализм проявляется по отношению к таким Кожиновым, спрашивается, почему же так закручивают гайки в адрес таких людей, как Евгений Попов?
Анатолий Гладилин: А почему - вот вопрос?
Фридрих Горенштейн: Очевидно потому, что какие бы ни были разногласия между Кожиновыми и сталинистами, я хочу назвать их сталинистами, а не каким-нибудь другим именем — это самое точное имя, не марксисты, не коммунисты — сталинисты, какие бы ни были разногласия, Кожиновы будут им нужны до тех пор, пока существует сталинизм. Они их могут одергивать, когда слишком сильно зарываются, но Кожиновы и сталинисты будут использовать друг друга, между ними союз неизбежен. В то же время, такие люди, как Евгений Попов, представляют опасность и для тех, и для других, их ненавидят с обеих сторон.
Анатолий Гладилин: Фридрих Наумович, возьмем другой аспект, возьмем так называемых «благополучных» писателей, один из которых, Юрий Валентинович Трифонов, умер. С одной стороны его положение было весьма привилегированным в Советском Союзе, а, с другой стороны, это был настоящий писатель, автор великолепных книг.
Фридрих Горенштейн: Да, неизвестно, чья судьба более трагична, - Евгения Попова или Юрия Трифонова. Юрий Трифонов пытался наверстать упущенное. Это и в жизни очень тяжело, в литературе это практически невозможно. Потому что то, что не сделано, то каменеет. Лев Николаевич Толстой никогда бы не мог написать «Севастопольские рассказы» в тот период, когда он писал «Войну и мир». Я это, конечно, говорю не для сравнения каких-нибудь литературных талантов - это смешно и нелепо сравнивать. Но каждый занимает свое место, есть место для золота, есть место для серебра, есть место для честной меди, все нам нужно в литературе и в жизни. Я хочу сказать, что в тот период, когда надо было писать свои «Севастопольские рассказы», Юрий Валентинович Трифонов писал вещи совершенно другого порядка. И когда он нашел в себе силы как-то сказать в полный голос множество тем, не созданных им ранее, вели между собой борьбу и то творческое напряжение, которое в конечном итоге, возможно, привело его к ранней смерти.
Анатолий Гладилин: Фридрих Наумович, я уже говорил, вы эмигрировали из Советского Союза полтора года тому назад. Я напомню слушателям, что Фридрих Горенштейн начал свою литературную карьеру с великолепного рассказа в журнале «Юность» «Дом с башенкой». Но на этом его литературная карьера в Советском Союзе и кончилась, больше вы в журналах, насколько я понимаю, не публиковались. Вот теперь вы живете на Западе, как складываются ваши литературные планы, как складывается ваша литературная судьба?
Фридрих Горенштейн: Я могу сказать только одно, что, выехав на Запад, в Европу, я не чувствую себя на чужбине. Я говорил ранее и говорю теперь, что Европа и Россия, особенно, если не цивилизация, то культура едина - это одна европейская культура. И в этом отношении никаких особых проблем у меня нет. Я работаю, мне интересно видеть Берлин, Париж, Кельн. Я не понимаю, почему писатель, связанный с русской культурой, должен быть заперт между Москвой и Рязанью. Плохо, что мы отрезаны от Москвы, от Рязани — это, конечно, плохо. Однако жизнь идет вперед, я уже не молод - мне 50 лет, и мне хочется ощутить камни Европы. В «Галлимаре» выходит моя вещь, написанная в Советском Союзе, большой роман. Но сейчас я занялся написанием небольших вещей.
Анатолий Гладилин: Хочу пояснить нашим слушателям, что «Галлимар» — это одно из самых престижных издательств Франции.
Фридрих Горенштейн: У меня вышел мой роман в Германии, этот же роман вышел в двух скандинавских издательствах, норвежском и шведском.
Анатолий Гладилин: Это какой роман?
Фридрих Горенштейн: «Искупление». И сейчас он должен опять переводиться в «Галлимаре». Следом за выходом романа «Псалом» будет переводиться роман «Искупление» на французский язык.
Анатолий Гладилин: То есть, уже две французские книжки?
Фридрих Горенштейн: Да, две, если не считать опубликованных в «Метрополе» «Ступеней» по-французски. Кроме того вышли по-немецки в издательстве Зальцбургского университета несколько моих рассказов. Сейчас переведен и выходит мой рассказ, написанный на Западе, в венском журнале «Литература и критика» - это известный венский журнал.
Я сейчас работаю над небольшими вещами, по 30-40 страниц. Почему я занялся этим жанром, которому, кстати, в России я недостаточно уделял внимание? Потому что появились журналы, которые могут меня публиковать. Журналу трудно публиковать большую вещь, да и мне, покуда я осматриваюсь, трудно работать над большим романом. Поэтому я выбрал жанр, которым я не занимался ранее, 30-50 страниц. «Яков Каша», опубликованная в «Континенте» — это как раз такой объем. Сейчас в «Синтаксисе» выходит мой рассказ, впервые «Синтаксис» публикует рассказ, называется «С кошелочкой», о проблемах московских очередей и о старой московской женщине-профессионалке, которая профессионально стоит в очередях, о ее дне, проведенном в этих очередях.
Анатолий Гладилин: Я смотрю, что 50 лет, которые вы прожили в России, вам дают возможность и дадут возможность еще на долгие годы работать, вам есть, о чем писать?
Фридрих Горенштейн: Да, конечно. 48 лет я прожил в России. Судьба писателя складывается по-разному, писатель может выехать и в 17 лет, тогда у него судьба другая. 48 лет, конечно, основная масса моих впечатлений вывезена из России, но это не значит, что я буду замыкаться только в этих впечатлениях. Я, например, на темы Германии, правда, пишу пока не художественную прозу, но уже две статьи на эту тему я написал.
На Радио Свобода были в 80-е годы и другие передачи с участием Фридриха Горенштейна, в частности, чтения его произведений. Например, в 1986 году Лев Круглый в режиссуре Юлиана Панича подготовил цикл передач с чтением практически полного текста повести "Яков Каша".
